Кельтский крест (СИ) - Каблукова Екатерина. Страница 19
— Что стоишь? Пойдем, — я улыбнулась парню и зашла в конюшню. Лошади удивленно насторожили уши. Они стояли в два ряда в открытых денниках, привязанные к металлическим кольцам, вбитым в стены. Из глубины раздалось гневное фырканье жеребца.
— Эй, вы куда? — злобный маленький тролль выскочил на нас из тьмы денника. Я инстинктивно отшатнулась, затем сообразила, что это всего лишь человек. Мохнатые брови и очень длинные руки делали его похожими на гориллу.
— Это Брин, главный конюх, — шепнул мне Атли, я кивнула.
— Добрый день! — вежливо поздоровалась я. Брин прищурился, всматриваясь в меня своими почти бесцветными глазами, затем удивленно моргнул:
— Миледи? Вы? Но… — он недоуменно рассматривал мой наряд.
— Мы тут зашли э… с лошадью пошептаться, — сообщила я, — Не возражаете?
— Это честь для меня, — Брин с достоинством поклонился, — Прошу!
— Спасибо! — я задумчиво побрела вдоль денников, блаженная улыбка то и дело появлялась на моем лице. Брин с Атли шли следом. Лошади, не заметив ничего необычного, вернулись к сену. Я с любопытством рассматривала их: невысокие, костистые, с короткими ногами, мощными шеями и невысокой холкой. Таких и в плуг можно, и в повозку, и рыцаря в полном вооружении выдержат. Я легко нашла белую кобылку, на которой ездила вчера и кивнула Атли:
— Оседлай ее и выводи.
— Но… — он замялся.
— Что но?
— Это лошадь для женщин, миледи, — вмешался Брин.
— Почему только для женщин? — удивилась я.
— Она же невысокая.
— Ну и хорошо! Падать проще! Седлай!
— Нет! — мальчишка вскинул голову, — я не желаю быть посмешищем на этой лошади.
— Вчера ты стал посмешищем и без оной! — одернула я его. Брин хмыкнул. Атли покраснел. Я чуть смягчилась:
— Атли, если ты хочешь научиться чему-нибудь, то запомни — нет лошадей для женщин и для мужчин. Есть просто лошадь: четыре ноги, один хвост, одна голова, которой лошадь в отличие от нас пользуется. Я беру эту лошадь, потому что я вчера на ней ездила. Я понимаю, что она представляет и хочу посмотреть, что из себя представляешь ты. Надеюсь, теперь понятно?
Парень кивнул и поплелся за седлом. Брин, пожевывая соломинку, задумчиво смотрел на меня:
— Мне вчера порассказывали ребята… вы действительно шепчущая?
— Говорят — да. Как гнедой?
— Спина сбита, заподпружилась. У него все лошади так.
— Почему?
— Не знаю, сколько не учи, все не так. Милорд Алан вчера его лично выпорол, но вряд ли поможет.
— Сесть в седло? Оригинальный подход. — прислонившись к стене я лениво смотрела, как Атли приволок седло и начал пытаться зайти к лошади. Со стороны это выглядело достаточно странно. Мальчишка долго выжидал, пока лошадь повернется к сену, затем делал шаг по стеночке и замирал вновь, если лошадь оглядывалась на него.
— Что за… — я повернулась к Брину, тот пожал плечами:
— Он всегда так. Мы уже привыкли.
Я вздохнула:
— Атли!
Он обернулся, его глаза были наполнены ужасом. Кобыла переступила с ноги на ногу, и Атли, услышав цокот копыта, пулей вылетел в проход. Поймав мой пристальный взгляд, он покраснел и опустил голову. Я вдруг поняла, что он просто до безумия боится лошадей.
— Положи седло, — я постаралась сказать это как можно мягче, он подчинился, — Как я понимаю, заподпружившегося коня все равно надо отшагать?
Бринн, которому предназначался вопрос, кивнул, презрительно глядя на Атли.
— Тогда сегодня мы займемся этим. Стой здесь, я возьму лошадь и приду.
Мы с Брином прошли чуть дальше, он выдал мне веревку и кивнул на лошадь:
— Справитесь?
Я фыркнула:
— Конечно!
Бринн постоял в проходе, наблюдая, как я привязываю веревку к недоуздку и вывожу лошадь, затем удовлетворенно кивнул и удалился, бросив на прощание:
— Если что — я здесь.
— Спасибо, учту, — мы с лошадью вышли наружу, Атли понуро плелся следом. В молчании мы миновали ворота замка и под удивленные взгляды караульных вышли за стены. Ветер радостно накинулся на нас, будто поджидал. Я отпустила веревку почти на всю длину, лишь посматривая, чтобы гнедой не слишком отвлекался на траву. Море вокруг бушевало. Прилив уже закончился, и теперь от большого острова нас отделяла полоса воды. Минут десять я молча шагала с конем, Атли, словно тень следовал за мной, затем я спросила:
— Почему ты мне не сказал?
— Не сказал что? — Атли опасливо косясь на лошадь, подошел поближе.
— Что ты боишься лошадей.
Он вздрогнул и беспомощно посмотрел по сторонам, ища поддержку у стен, затем напустил на себя безразличный вид:
— С чего вы взяли?
— Погладь ее, — я кивнула на гнедого. Мальчишка замялся, робко подошел поближе, я чуть щелкнула концом веревки, заставляя лошадь двинуться рысью. Лошадь радостно заржала, пару раз пнула воздух задними ногами и рванула вперед размашистой рысью. Атли тут же шарахнулся в сторону и замер, затравленно поглядывая на меня. Я успокоила лошадь и выжидающе посмотрела на него, он опустил голову, признавая мою правоту.
— Час от часу не легче! — пробурчала я, — Ладно, для начала надо отгонять твоего коня. Стой за мной.
Он послушно занял место за моим плечом. Гнедой тряхнул головой и пошел по траве широкой размашистой рысью. Я следила за ним с каким-то трепетным восторгом, ощущая, что это мои ноги легко касаются зеленой травы. Я чувствовала, как пружинит земля под ногами, как ветер треплет мне гриву, как свежий морской воздух наполняет мне грудь. Ветер бил мне в лишо, отбрасывая со лба волнистую гриву. Я вдруг поняла, что наконец-то вновь обрела себя. Всю сознательную жизнь я пряталась от самой себя, подстраиваясь под желания других. «С твоим увлечением ты не создашь семью!» — твердили мне родители, и я, как послушная дочь, верила им. Сейчас можно ли назвать мою семью счастливой? Мы с мужем — два абсолютно чужих друг другу человека, живущие под одной крышей. «Ты просто не будешь ничего успевать!» — говорил мне муж. Сейчас, издалека, мне становилось ясно, что он просто ревновал. Ревновал мое время, мое внимание, мои деньги, в конце концов. С каждым шагом гнедого, бегущего по зеленой траве, с меня будто спадали оковы. Мне вдруг захотелось действовать: вернуться в свое время и разом решить все проблемы. Кажется, я улыбалась. Гнедой перешел на шаг, удовлетворенно поглядывая на меня. Я подошла к нему, он нежно ткнулся головой мне в живот.
— Спасибо тебе — прошептала я коню и позвала Атли, так и оставшегося стоять в центре круга, — Ну что, пойдем?
За все это время парень не проронил ни слова. Заведя лошадь и поручив ее заботам Брина, я вновь вышла во двор. Дождь уже прекратился, хотя небо оставалось серым и в воздухе ощутимо веяло холодом и сыростью. Отойдя от конюшни достаточно далеко, я остановилась и выжидающе посмотрела на Атли. Он молчал, уставившись на свои ноги. Тишину нарушали лишь крики чаек да негромкие разговоры часовых на стенах.
— Я жду, — напомнила я. все еще улыбаясь своим мыслям. Атли вздохнул, собираясь с силами.
— Я их боюсь, — еле слышно сказал он. Я кивнула, он продолжал чуть громче:
— У отца был один жеребец… он был очень большой. К нему почти никто не заходил — все боялись… я … я поспорил с друзьями. Что прокачусь на нем…
Это был один из тех коней, кто убивает любого человека, оказавшегося у него на пути. Такие кони редки, о них слагают легенды, в бою им нет равных, но они убивают. Любого.
Атли смог лишь открыть дверь денника, как на него обрушилось копыто, он еле успел увернуться. Мальчишка попытался закрыть дверь, но жеребец протаранил ее и вылетел в проход, где стоял другой жеребец. Отцовский конь тут же вскинулся на дыбы и пошел в атаку, яростно молотя копытами по воздуху. Второй забился на веревках, миг — и они лопнули. Атли оказался зажатым между двух дерущихся лошадей. Он попытался было пробраться к выходу, но безуспешно. Его нашли после того, как лошадей разняли, в полуобморочном состоянии, в самом дальнем углу денника. Мальчишка забился под сено и уже считал себя мертвым. Оказалось, что во время драки одна из лошадей ударом ноги сломала ему руку. Отец выволок незадачливого спорщика за ухо и отправил к ведуну. Рука срослась достаточно быстро и правильно, но после случая этого при виде лошади Атли охватывала паника.