Кельтский крест (СИ) - Каблукова Екатерина. Страница 41

— Я научился этому фокусу для того, чтоб соблазнять девушек.

— Много попалось? — я почувствовала обиду. Будто на Новый год меня лишили подарка. Он развел руками:

— Достаточно.

— И зачем вы показываете его мне?

— Вы не похожи на тех девушек. И чтобы убедить в своих словах.

— Считаете, что просто так не поверю?

— Вы не верите в магию.

— Уже верю, — тихо пробормотала я, рассматривая трещины на столе.

— Странно, что никто не распознал в вас этот дар. Почему? — он пристально вглядывался в мое лицо, пытаясь найти ответ.

— Наверно никому до этого не было дела? — в памяти всплыло безразличие и молчаливое неодобрение родителей, язвительные замечания мужа и разбитый хрустальный кубок.

— Ни за что не поверю! — Десмонд энергично тряхнул головой, — Дар шепчущих — слишком ценен, чтобы его скрывать. А не распознать такой сильный, как у вас — невозможно! Ваша сила слишком очевидна.

— Для вас — наверное.

— Для всех. Как вы думаете, почему Гарет так подозрительно смотрит на вас?

— Боится, что я подсыплю вам в кубок какой-нибудь гадости? — рискнула предположить я.

— Нет, отмахнулся Десмонд, — Это привилегия Вивиан, она вечно пытается мне что-нибудь куда-нибудь подмешать. Он боится, что вы натравите на меня моих же собак, или же заставите моего вороного сломать мне шею.

— Замечательная идея! — буркнула я, — И как я сама до этого не додумалась? Вопрос только как это сделать…

— С помощью дара, — подсказал герцог, — Вам просто надо захотеть этого. Ну и приказать моему коню.

— После чего меня вместе с вороным сожгут вместе с вашим телом погребальной ладье?

— Может быть, — в серых глазах прыгали огоньки смеха. Похоже, сегодня разговор со мной действительно его забавлял. Меня это задело, поэтому я сказала, как можно суше:

— Не думаю, что мне бы это понравилось, так что ваш дядя может спать спокойно.

— Уже и это знаете? — миролюбиво протянул он.

— Он сам рассказал, — запротестовала я. Десмонд лишь хмыкнул в ответ. В воздухе повисло молчание. Избегая его взгляда, я взяла лепешку и начала отщипывать от нее маленькие кусочки, полностью сосредоточившись на этом занятии. Его рука легла поверх моей, он чуть сжал пальцы, заставляя меня прекратить свое занятие. Его голос был необычайно серьезен:

— Скажите, вы когда-нибудь видели свое лицо, когда садитесь на лошадь?

Тонкие длинные пальцы едва касались моей кожи. Тепло его ладони обволакивало мою кисть.

— Вы когда-нибудь видели себя со стороны в этот момент? — настойчиво повторил он, всматриваясь в мое лицо. Я вздохнула, пораженная скорее его прикосновением, чем вопросом. В моей памяти всплыли многочисленные записи тренировок и выступлений: пот застилает глаза, взгляд устремлен между ушей лошади, ноздри раздуваются, дыхание вырывается через рот, губы шепчут «не могу, не получается», пока тело действует по приказу тренера.

— Я догадываюсь, какое оно, — пробурчала я.

— Оно светится изнутри, — пробормотал он, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. — Какой мужчина может вытерпеть это?

Я смотрела на него. Серый омут его глаз бережно подхватил меня, и мягко закружил, позволяя полностью растворится в нем, отдаваясь первобытной силе полета. В этой силе я чувствовала все: мощь северных ветров, безмолвие серо-розовых слоеных скал и торжество белых волн изумрудно зеленого моря. Меня переполняло пьянящее торжество летнего воздуха и величие волн, свобода этого полета, безграничное серое небо над головой, так напоминающее его глаза. Полет закончился так же внезапно, как и начался. Я вновь оказалась сидящей на лавке в кухне, счастливая и опустошенная после этого безумия. Десмонд, улыбаясь, смотрел на мое разочарованное лицо.

— Близится утро, — он кивнул на дверь. Я прислушалась. Замок начинал пробуждаться. Где-то в его глубине слышались первые шаги, приглушенные разговоры и скрип дверных петель.

— Первым всегда просыпается старый Олаф. Шаркая своими больными ногами, он спускается, чтобы погасить факелы в коридоре, — Десмонд, держа мои руки в своих, будто рассказывал мне сказку, — Затем наступает очередь сестер Бригитты и Берты — им надо приготовить завтрак для всех. Вместе с ними просыпается муж Берты Лутдах — ему ведь кроме него кто поможет его жене наносить воды на кухню, затем наступает очередь Гарета. Он умывается, приводит себя в порядок, и идет в комнату к пажам, чтобы лично проследить, что все мальчишки встали и приступили к своим обязанностям. Пажи разбегаются прислужить рыцарям. Как правило, самый смелый из них будит Алана, который всегда жутко ругается. Самой последней пробуждается Агнесс. Она долго нежится в своей кровати, поправляя кудри, чтобы встав, полюбоваться своим отражением заспанной красавицы…

Он рассказывал так, что я воочию видела и старого уже давно седого Олафа, кто всю жизнь посвятил сужению в замке и не мыслил своей жизни без него, потирая украдкой поясницу, он бредет по коридорам замка шаркающей походкой. Бригитта и Берта торопливо бегут на кухню, на ходу поправляя одежду. Тяжеловесный Гарет с грустью смотрит на нового пажа — семилетнего мальчишку, чьи золотистые кудри рассыпались по подушке. Мальчик очень напоминает ему его племянника в детстве. Еще миг — и он сурово крикнет этим всем мальчишкам встать, но сейчас он дает им небольшую поблажку, пусть досмотрят свои еще детские сны.

Женская фигура, завернутая в плащ, украдкой выскальзывающая из дверей спальни Алана, который спал крепким сном, широко раскинув руки. Чернокудрая красавица Агнес только заснула, всю ночь ворочаясь в мечтах о Филиппе. Виновник ее бессонницы, уже спозаранку крутящийся у полированного листа железа, используемого вместо зеркала, чтобы живописно разбросать свои локоны по плечам. И сам хозяин замка, каждое утро будто вор пробирается на кухню, чтобы побыть в одиночестве…

Сейчас он сидел напротив меня, с мальчишеской проворностью доедая то, что лежало на тарелке. Я в изумлении посмотрела на него:

— Но ведь стоит только приказать…

— Гарет никогда не оставит меня одного, да и приказывать эээ… надоедает, — он допил из кружки и поставил ее на стол.

— Именно поэтому приходится красться по коридорам и воровать лепешки из собственной кухни?

— Они все равно оставляют жертву духам замка!

Его веселье заразило и меня:

— То есть, сегодня мы объедаем духов замка? Не боитесь, что разгневаются?

— После вчерашнего вина, оставшегося в моем кубке, они не в обиде.

— Они просто мучаются с похмелья!

— Может быть… — посмеиваясь, сказал он.

— Вы не верите в духов замка?

— Почему же… верю, только не думаю, что они едят лепешки, зато Берта в этом уверенна! — он встал и протянул мне руку, — Пойдем, нам пора.

С секунду я смотрела на него. Рассветные сумерки сгладили резкость его черт, серые глаза обсидианом блестели на белой коже. Красиво очерченные губы подрагивали в улыбке. Волосы по обыкновению падают на лоб. В рубашке и штанах он напоминал скорее мальчишку, чем властелина. Мне захотелось откинуть непокорные пряди с его лба и разгладить морщины на лбу, вместо этого я просто протянула ему руку, вновь наслаждаясь ощущением того, как теплые пальцы сжали мою ладонь. С секунду мы просто стояли, затем герцог подмигнул мне:

— Побежали! — он потянул меня за собой. Олаф уже потушил факелы и в воздухе чувствовался легкий запах дыма. Серовато-розовый свет рассветного утра освещал каменные коридоры. Вдалеке гулким эхом раздавались торопливые шаги слуг.

— Давай сюда, — не выпуская мою руку, Десмонд увлек меня уже знакомым путем. Хихикая, будто два школьника, мы почти бесшумно скользили в розоватом свете рассветных сумерек. Пару раз, заслышав неподалеку шаги, герцог прятал нас в темных, едва заметных нишах, где мы стояли бок о бок затаив дыхание и ожидая, пока все пройдут, после чего шли дальше. У дверей моей комнаты он с сожалением разжал пальцы:

— Мне пора.

Я понимающе кивнула, провожая его взглядом, у самого конца коридора, он вдруг повернулся, будто вспомнил что-то важное: