Терем-теремок (Юмористические рассказы) - Ардов Виктор Ефимович. Страница 13

А у нас такой председатель месткома: он терпеть не может ссориться с начальством. Он меня выслушал, говорит:

— Понимаешь ли, формально они правы. Тебя перебрасывают из одного отдела в другой отдел. Только и всего.

Я говорю:

— Какой же это отдел? Это — клетка!

— А ты, — говорит, — не сразу их принимай, а по одному льву, по два в день…

Я говорю:

— Да мне пол-льва в день — во… за глаза хватает!.. Да у нас охрана труда есть или нету?! Вы хоть от диких зверей меня можете охранять?!

— А мы тебя в клетку не пустим без пистолета или железного лома.

Я говорю:

— Значит, мне надо взять этот лом и застрелиться около клетки, да?

— А ты пойди присмотрись.

— К кому это «присмотрись»?!

— Ко львам.

А я вообще такой человек: если увижу надпись: «Здесь злая собака», я уже по этой улице не пойду. А тут — львы. И я к ним должен «присматриваться»… Ну, доплелся я до конюшни, посмотрел на львов. Правда, они все в клетках. И спят. Один только лев не спал. Он это… мяукал… Мне от одного мяуканья плохо стало.

А тут, знаете, старик сторож прибирает, подметает клетку, будто там не львы спят, а белые мыши. Я ему говорю:

— Папаша, вы давно за ними ходите?

— Да, почитай, годов тридцать…

— Правду это толкуют, что лев — благородное животное?

Он говорит:

— Какое там благородное! Только и знаешь, что клетку убирать за ними!..

Я говорю:

— Нет, я не о том. Меня интересует: они при вас кого-нибудь… ну, как это выразиться помягче?.. Ну, поцарапали, что ли?

Старик ехидно так переспрашивает:

— «Поцарапали»? Что же это — кошка или крыса?.. Эта тварь — она не царапает, она терзает!

— Отец, ты хоть меня не терзай!

А старик:

— Я, — говорит, — тебя пальцем не трону, а вон этот, вон видишь, в той клетке, глаза сейчас открыл, гривастый черт, он на своем веку съел пять лошадей, семь человек, обезьяну и пол-осла…

Ну, я сразу понял: что со мной будет, если я к нему в клетку попаду. Он тогда полтора осла съест. И я поскорее — домой!..

Прихожу домой, жена мне говорит:

— Что с тобой? На тебе ни лица нет, ничего нет!

Я ей отвечаю:

— Я скоро умру.

Жена говорит:

— Это — интересно! Сколько раз я тебя просила застраховать твою жизнь… Ты этого не делаешь!

Я ей рассказываю все, а она начинает прыгать, хлопать в ладоши, кричит:

— Ах, как я рада, как я рада! Наконец-то у меня будет муж — артист. Я давно этого хотела…

Я говорю:

— Ты вдовой остаться хотела, да?

Она в ответ:

— Я вдовой не останусь: у тебя такой характер, такое ехидство, такое упрямство — тебя ни один лев не выдержит, все подохнут, я по себе знаю…

Ну, я вас спрашиваю: можно разговаривать с такой женщиной?.. Я сразу лег спать, и всю ночь мне снилось, будто я львов принимаю поштучно… В общем, за ночь я принял 242 льва. А утром проснулся — будильник звонит. Надо на работу идти — в клетку, И плюс дома еще сюрприз. Жена раззвонила по всему дому, что у нее муж — укротитель… Соседи поздравляют, просят билетов. Управдом предупреждает:

— Не вздумайте этих львов приводить на квартиру. Я у нас в доме никакого мусора не потерплю!..

А один дурак меня спрашивает:

— Нет ли у вас фотографии, где вы сняты с какой-нибудь львицей в обнимку?

Ну, я всем сказал, что львы у меня закрыты на переучет. Жене наскоро объяснил, кто она есть, и пошел на работу… Думаю: потом я с ней дома доругаюсь…

А по дороге соображаю: неужели же я должен погибать в клетке? Ну, за что?!

И вот правду говорят: утро вечера мудренее. Придумал я выход! Нашел! На службе иду прямо к управляющему делами. Он меня увидел, говорит:

— Ну, как, товарищ Трофимов, львов принимаете?

— Как же, — говорю, — принял, подружился: вчера с одним львом вместе в баню ходили…

Он тогда нахмурился:

— Я серьезно спрашиваю!

— А серьезно я их не принимал и не стану принимать. Я требую, чтобы была создана авторитетная комиссия по приемке этих львов. Вот вы, товарищ управляющий делами, вы будете председателем этой комиссии. Вы своими ручками каждого льва примите, а потом сдадите мне…

Ну, тут я сразу за все отыгрался: этот управляющий делами рот разинул, а обратно сзинуть не может. Потом у него тоже икота началась. Он мне говорит:

— Какой вы шутник-ик… Риск уж очень велик-ик…

— А как же? Их еще инвентаризировать надо — ваших львов. Я попрошу каждому льву на хвост бирочку с номером повесить. А так — это бесхозяйственное имущество. А если их украдут, кто будет отвечать?!

…Можете себе представить: приказ тут же отменили, как миленькие. И в клетку я не лазил, даже близко к ней не подходил. И еще за три дня мне зарплату выдали из расчета ста пятидесяти рублей в месяц — как полагается укротителю!

С ТОГО СВЕТА

— Граждане, вы видите перед собой человека, который вот-вот вернулся с того света. Да-да, я был покойником почти неделю, и у меня даже есть справка о том, что меня похоронили двадцать третьего числа прошлого месяца.

Спрашивается: почему же я в таком случае живой? А я к сам удивляюсь…

Значит, так: в том месяце приезжает к нам на квартиру один командировочный родственник: троюродной сестры моей жены третий муж. В общем — свой человек. В гостинице он себе не сумел схлопотать номера и просится пожить на три дня. Ну, не звери же мы. Пустили его на кушеточку. Живет он сутки, другие, потом начинает жаловаться на резь в животе.

Только глядим: на четвертый день наш троюродный командировочный уже не слезает со своей кушетки. То он аккуратно умещался как раз на кушетке, а теперь сгибаться зигзагом ему не под силу, и ноги у него, как шлагбаум, высунулись через всю комнату. Комната небольшая.

Жена говорит:

— Какая неделикатность!.. Приезжать к чужим людям с такими ногами. Такие ноги надо сдавать в камеру хранения!

И вдруг троюродный больной заявляет нам посторонним голосом:

— Дорогие, пока не поздно, везите меня в больницу целиком — с ногами, и с резью, и с моими двумя чемоданами…

Делать нечего: поймал я левый грузовичок. Самолично этого троюродного сложил в кузов, так сказать, навалом. И привез в больницу. А там говорят:

— Какого района больной? Может, на наше счастье, из другого района? Где прописан?

Я думаю: ну, это — маком!.. Вам, дорогие медики, от него не отвертеться. И быстро даю лично мой паспорт. Тем более года у него подходящие к моим, лысина — подходящая, а нос на фотокарточке в моем паспорте заляпан милицейской печатью…

Ну, да, да, конечно: этот троюродный муж возьми и помри от какого-то там острого воспаления при помощи этой больницы… И, как водится, мой паспорт больница сама засылает в загс с извещением, что вот, мол, чей это паспорт, тот товарищ вчера помер, и вскрытие показало…

А мне-то ихнее вскрытие ничего не показало. Я, как нарочно, за два дня до этого вскрытия уехал принимать товар в мелкооптовой базе нашего треста в Подольск. А жена моя тем временем получила извещение, что я скончался, — через управдома. И поскольку меня нет третьи сутки, жена охотно верит, что она уже — вдова.

Я же наутро после извещения возвращаюсь домой, открываю дверь из подъезда своим ключом и, пока раздеваюсь в передней, слышу: в нашей комнате разговаривает моя жена и такая у нас есть соседка — Люция Прохоровна. Она, знаете, — ведущая язва на все восемьдесят квартир нашего дома.

И вот я слышу из передней, что Люция Прохоровна постным голосом говорит:

— Эх, Семен Иваныч, Семен Иваныч, как же это он?

А Семен Иваныч — это мое имя. Я насторожился.

Люция продолжает:

— Как сейчас помню, на той неделе встретила я Семена Ивановича у нас на лестнице. Он, как сейчас помню, несет сумку с овощами. Увидал меня, говорит: «Не хотите ли, Люция Прохоровна, морковочку на память?..»