Терем-теремок (Юмористические рассказы) - Ардов Виктор Ефимович. Страница 5

Ну, разумеется, многое в этом сборнике устарело безнадежно. Например: указания, как пудрить парики; как крахмалить кружевные манжеты и жабо; как нюхать табак наиболее опрятным образом; как писать мадригалы и прочее. Не забудьте, что издано это было в 1776 году. Но кое-что сохранило свой смысл и до наших дней.

Например:

«§ 27. Как вести себя должно в присутствии высокопоставленных особ обоего пола.

Буде тебя, любезный читатель мой, допустят в ту особливую горницу, кою начальственная персона облюбовала под свое уединенное пребывание, то ранее всего должно постучать не столь громко в дверь и после сего сладкогласно вопросить: „Льзя ли мне взойти?“ И только егда услышан будет внятный ответ: „Давай, заходи, что ли!“, потребно есть тихонько сию дверь приотворити, ногами пошаркавши в знак очищения обуви при вхождении в сие возвышенное место, осторожненько переступить порог, главу свою уж держа наклоненной на 45 градусов. Вошед же в горницу, поспеши отвесить первый поклон — наипочтительнейший. Отвесивши, ступи вперед на шаг — на два. По совершении оного вновь отвешивай поклон же. Еще раз подвинься не более, нежели на три шага. Еще поклон — самый почтительный, при коем надлежит уже и брови поднять, елико возможно выше, якобы — от умиления, до слезы доходящего. Совершая все вышереченное, ступать надо мягко, более всего опасаясь задеть за принадлежащую к сей горнице утварь, либо о ковер оступиться. Кашлять, сморкаться, копать в носу перстом, перхать или причмокивать постыдным способом устами нельзя вовсе. Далее присоветуем мы тебе, читатель наш, прочистивши беззвучно глотку, быть готовым ответствовать на вопросы персоны, коя тебя до себя допустила великодушно; самому же первому не разевать рта даже для пожелания здоровья сей персоне или для вопросов о таковом здоровье.

Понеже персона в скорости не оставит тебя своими словесами, чего ты без сумления вправе ожидать, то по произнесении сих словес ты будешь иметь повод и удовольствие ответствовать оной персоне и попутно возжелать ей здоровья и благополучия. Но что сим достигается — твоим при вхождении в горницу молчанием? Достигается то, что ответственная персона воочию узрит, сколь она тебе представляется величественной и важной, коль скоро ты и рта раскрыть не смог единственно по причине трепетного почтения. Редкий сановник не придет в прекрасное расположение духа вообще, а такожде и к твоей скромной особе воспылает пылкой симпатией, в силу вышереченной учтивости твоей».

Здорово? Лично мне один сотрудник одной стройконторы так сказал: «Я попробовал с нашим управляющим вести себя, как указано здесь, и что же: путевку в санаторий получил за счет учреждения, ставку увеличили, ну, и все такое в этом духе».

Еще пример: как вести себя за едою. В нашем старинном пособии так написано:

«§ 73. Буде в тарелке, из коей хлебаешь горячие шти, однако же не дома в присутствии лишь домочадцев и близких родичей, но — в ином, малознакомом тебе семействе, — буде в тарелке твоей обнаружишь посторонний обжект — например, волос, то оного не извлекай из тарелки и не сматывай на глазах у всех трапезующихся, однако делай вид, что суп твой, как и должно сему быть, вполне лысый. Волос же заглотай потихоньку либо, отвернувшись в сторону, вытяни его потихоньку же и прилепи к нижней стороне стола.

Буде в штях не волос обнаружится, но щепа, таковую щепу обсоси пристойно, но со смаком, якобы то не щепа была, но язык твой и чрево радующая косточка либо — подобный же хрящик. Обсосавши же сию щепу, положи оную на край своей тарелки потихоньку и без того, дабы с тарелки пролилось нечто на скатерть.

Наибольшие препоны для едящих персон представляют, однако же, не щепы и власы, инде в штях обретающие, но насекомые, время от времени попадающие туда же от небрежности кухарей. То поступать с сими последними надлежит соответственно размерам и конфигурации каждого такого нежелаемого инсекта. Тараканов малого размера можно выдать за изюм и тут же безболезненно проглотить, изображая всем видом своим и радостными телосложениями, якобы сей изюм и на вкус отменен. Тараканы поболее или иное крупное насекомое надлежит выдавать за оливы, за перец, за луковые головки или иные съедобные предметы, уподобляя жуков и даже гусениц тому яству, к коему оный жук или гусеница наиболее подойдут с виду. Отпугивать же от трапезования всех столующихся криком: „Какая гадость — таракана сварили!“ ни в малой мере не похвально».

Вы знаете, один директор нашей столовой прочитал § 73 — насчет неожиданных добавлений в еде и даже прослезился:

— Вот, — говорит, — времечко было — разлюли малина! Какие вежливые едоки жили двести лет тому назад! А теперь? Не то чтобы таракана, а спичку увидят и — куда там! — жалобную книгу всю изведут, в трест пишут, милицию вызывают… А нешто милиционер может арестовать жареное насекомое? Все потому, что культуры нам не хватает. Была бы культура — жрали бы с тараканами, как миленькие!..

Позволю себе привести еще один параграф:

«§ 112. Горячительные напитки, испиваемые на званых обедах и иных торжествах и сборищах, суть зло неизбежное, кое, однако, несколько можно и обуздать, ежели к оному винопийству подходить с разумной меркой, как по времени, так и в бутылочном исчислении вина, вводимого в эстомак — сиречь желудок. В самом деле, и в сем отношении человек с человеком не схож. Иной детина вольет себе в утробу до трех штофов пенного хлебного вина без малого ущерба не токмо для своего здоровья, но и для рассудка, как сие спокон веку известно, помрачаемого винными парами. Другой же пирующий и после одной рюмки начинает нести околесицу столь много и столь громко, что доставит радость сображникам своим, коль скоро после третьей рюмки уляжется почивать тут же — под пиршественным столом. Того ради надлежит каждому знать свою мерку, а не знающим рекомендуем просить за ними присмотреть хозяина, хозяйку или кого из соприятелей, за сим же столом сображничающих.

Понеже и хозяин может набраться, как свинья, а приятели — и подавно, то рекомендуем такожде: лучше одну рюмку не допить, нежели оную перепить. Остановись во благовременье, и тебя пригласят в сей же дом и еще раз. А почнешь буйствовать, крушить посуду и прочую утварь, клеветать на хозяев или (что еще паскуднее) говорить про них истинную правду, то тебя и извергнуть могут из дома сей же час и впредь сюда не пригласят».

Как видите, и § 112 вполне современен.

Я даже зашел в одно издательство. Говорю: переиздайте, не пожалеете! Ну, приняли к обсуждению. Пока обсудят, пока включат в план, пройдет еще лет пятьдесят. И вот возникает вопрос: через пятьдесят лет это еще будет актуально?

Как вы думаете, товарищи? То есть у меня-то есть свое мнение, но я его вам не скажу…

ОЗОРНИК

— Мне самому семьдесят пять лет, а мне больше семидесяти четырех никто сроду не дает. А сам я — дворник: пятьдесят восемь лет в нашем доме дворником состою. И я так скажу: этот дом — он у меня на руках вырос, как дитя. Я когда поступал, в нем еле-еле полтора этажа было. А теперь — будьте любезны: пять этажей, да гараж, да озеленение… На крыше — детская площадка. Руководительница отвернется, ребята сверху на прохожих плюют… Красота!..

Правда, я когда поступал, меня всё больше кликали: Егорка. Там: «Егорка, подмети! Егорка, принеси…» А теперь уже величают: дедушка Егор Васильевич… Пятьдесят восемь лет на одном месте — не шутка…

В этом доме я и царизм пережил, и в сорок первом году, как немец над Москвой летал, то на крышу я лазил вместе с молодыми, чтобы, значит, до нашего дома бомбы не допущать ни в коем случае! Правда, пугасные бомбы — они нас только пугали, а падали-то подальше от дома. А вот этих обжигательных я самолично четырнадцать штук утопил в кадушке, как щенят. И за то имею медаль «За оборону Москвы», медаль «За трудовое отличие»… Мне наш председатель райисполкома, как медаль вручал, то говорит: