Советы пострадавшего (Юмористические рассказы) - Виленский Марк Эзрович. Страница 13

Вот откуда бы только, с какого аппарата выдать этот бесплатный, незаметный для окружающих звоночек в родимый Харьков? Случай помог Боре.

Деканат предложил Мокину писать курсовую работу по материалам министерства, и Боря отправился в министерство.

ГДРовский черный портфель с золотым замком, очки в массивной оправе, полосатая нейлоновая сорочка с галстуком, повязанным двойным узлом «Виндзор», придавали ему вид значительный и импозантный. Боря шел по коридору, читая таблички на дверях и заглядывая в кабинеты. На одной из приоткрытых дверей значилось: «Архив». Мокин заглянул в комнату.

Среди стеллажей, заставленных пыльными скучными папками, сидела за столиком старенькая архивистка и, казалось, длинным носом обнюхивала какую-то бумажонку. «Мышка-норушка, стара, добра и не сечет», — мысленно охарактеризовал ее Боря. Озабоченно кашлянув и придав своему лицу деловое выражение, Мокин вошел в архив.

— Разрешите позвонить от вас, — вежливым баском произнес Боря.

— Пожалуйста, — ответила старушка. — Телефон вон там на подоконнике. Вам по междугородной звонить? От нас не разрешается.

— Нет, нет, мне тут… рядом… зеленая зона, — успокоил ее Боря и стал набирать индекс автоматической междугородной связи, потом харьковский номер и наконец московский, написанный на телефонном аппарате.

В трубке забулькало, потом где-то далеко в проводах как будто натужно запищал комар, пытаясь вырваться на свободу. Наконец комар лопнул от натуги, и из хаоса звуков Боря услышал родной голос.

— Слушаю, — сказала мать.

— На проводе товарищ Силкова? — жестким начальственным баском осведомился Боря Мокин.

Анна Васильевна Мокина давно уже отвыкла от своей девичьей фамилии и не сразу поняла, что обращаются к ней.

— Вам кого?

— Товарищ Силкова, здравствуйте. Приветствует Мокин из центрального управления.

— Боречка? Сыночек! — узнав голос, возликовала мать. — Из Москвы?

— Да-да. Мокин из центра, — авторитетно пояснил Боря. — Товарищ Силкова, почему задерживаете отчетность?

Мать встревожилась. Голос как будто сына, но не тронулся ли он там в академии от своей напряженной учебы?

— Какую отчетность?

— Мы договаривались, что раз в неделю будете высылать отчетность.

— Письма, что ли?

— Совершенно верно.

— Сегодня же папа напишет, милый, — сказала Анна Васильевна повеселевшим голосом. Она поняла, что сын просто шутит. За его несложными загадками она вдруг увидела ясное, простое содержание.

— Товарищ Силкова, есть такое мнение, что вы слабо финансируете объект. Подработайте этот вопрос.

— Да ведь на прошлой неделе я тебе перевела пятнадцать рублей.

— Стыдно, товарищ Силкова, стыдно. Можно сказать, первенец вашей индустрии, и так скудно финансируете.

— Вот папа должен получить прогрессивку в этом месяце, и мы пришлем еще.

— Отлично, отлично. Ну а как поголовье в целом?

— Все здоровы, папа только стал сильно уставать. Много работает, а здоровья-то не прибавляется.

— Передайте заведующему, что интенсификация производства хороша до определенных пределов.

— Разве он послушает! Ты ведь его знаешь.

— А как… э… мелкий рогатый скот? — Боря покосился на архивистку. Она самозабвенно копошилась в бумажках.

— Леночка принесла две пятерки, а Юрка все паяет свои приемники и даже в школу иной раз не выгонишь.

— Напомните, пожалуйста, товарищу Юркину-Братцеву, что в наш век электроники хорошие ременные кнуты еще не сданы в архив.

— Этим его не напугаешь. Он выше тебя ростом, сынок.

— И последний вопрос, товарищ Силкова. Какие новости из совхоза «Богдановский». В частности, меня интересует, отелилась ли рекордистка Люська.

— Боренька, как тебе не стыдно! У Люси родился мальчик, назвали Васей. Богдановские на седьмом небе от счастья.

— Отлично, отлично. Передайте товарищам из «Богдановского» наши поздравления.

— Ты когда теперь к нам, сыночек?

— Борис Федорович просил передать, что возможно он лично проинспектирует вас в конце марта. У меня все. Желаю успеха.

Боря Мокин, вспотевший от умственного напряжения, положил трубку и, поправляя ладонью пробор, еще раз покосился на архивистку. Она подняла остренькое личико в очках и сказала:

— Вы даже всех коров по именам знаете!

— А как же! Живое конкретное руководство. Без этого сейчас нельзя.

— Это хорошо, Люська, значит, отелилась, — хихикнула старушка, и тонкие ее губы ехидно зазмеились.

Боря Мокин насторожился, почуяв опасность.

— Да, Люська, а что, не бывает разве?

— Бывает, почему же? Прошлый год отсюда другой студент тоже бесплатным образом домой звонил, так он все интересовался, почему телочка Галочка в ответ на его запросы ни мычит ни телится.

Боря Мокин схватил портфель в охапку и ударил плечом в дверь.

ЭВРИКА!

31 декабря конструкторское бюро содрогалось в предродовых конвульсиях. Изобретение обязано было вылупиться на сеет не позднее трех часов дня. Никто не собирался засиживаться в такой день на работе, и в то же время никто не помышлял отказаться от годовой премии.

Вот уже год лучшие умы бюро бились над созданием оригинального Бытового Малолитражного Сосуда для кипячения сырой воды. Первоначально сосуд представлял собой металлическое полушарие с круглым отверстием в донышке — для заправки сосуда водой — и с двумя Наружными Отводами Струи (НОС, или, как ласково называли их конструкторы, «носики»). Один НОС был припаян над другим для одновременного разлива жидкости в два стакана. Проект сдали в конце июня, и конструкторы получили сполна положенные премии за первое полугодие.

К сожалению, в августе на испытаниях опытного образца обнаружилась чепуховая конструкторская недоработочка. Не успели поставить Бытовой Сосуд на конфорку, как крышка выпала из донного отверстия, и вода с шумом выплеснулась на огонь.

Проект пришлось дорабатывать.

К концу сентября Руководитель Проекта, человек дерзновенного ума и революционных решений, предложил перенести дырку с крышкой наверх — под ручку. Триумф конструкторской мысли был отечен щедрыми прогрессивками за выполнение плана в третьем квартале.

Увы, на испытаниях в октябре вскрылась еще одна пустяковая неувязка. При разливке жидкости из Бытового Сосуда струя текла почему-то только через нижний НОС. Верхний упрямо бездействовал. Его продували, смотрели на свет. Он был пуст насквозь, как обручальное кольцо после развода. Тем не менее вода через него не шла. Бездействие верхнего НОСа не на шутку озадачило конструкторов. Подозревали козни атомных частиц: протонов и нейтронов. Хотели даже обратиться в Академию наук к Келдышу, но вовремя одумались: зачем вводить в дело лишних соавторов? Сообразим сами.

И вот 31 декабря.

В оставшиеся до конца рабочего дня полчаса должна решиться судьба годовых лавров и премий.

— Я предлагаю, — севшим от волнения голосом сказал инженер Туфтиков, — я предлагаю приварить второй НОС на противоположную сторону сосуда. Пусть НОСы смотрят в разные стороны, как коровьи рога. А?

— Нет, друзья мои, мы сделаем иначе. — Это произнес сам Руководитель Проекта, и бюро замерло в напряженном внимании. Человек дерзновенного ума, мастер революционных инженерных решений, он был прекрасен в этот миг. — Поскольку ведение струи по стаканам должно быть прицельным, — сказал руководитель, — мы оставим один НОС, а второй вообще у-да-лим!

И красным карандашом Руководитель Проекта перекрестил на кальке один НОС.

Дружное «Ура! Эврика!» потрясло стены бюро. Люди обнимались и плакали…

Когда в гардеробной натягивали варежки, инженер Туфтиков задумчиво сказал:

— Право, я счастлив, как ребенок. Но в глубине души меня не покидает странное ощущение, будто где-то когда-то я уже видел такую штуку…