Убийство Серай (ЛП) - Редмирски Дж. А.. Страница 21
— Черт возьми! Я не Воннегут!
— Нет, ты Николас, единственный человек в мире, которому я доверяю. — Я указываю вперед.— Высади нас здесь. Мне нужна новая машина.
Несмотря на то, что больше всего ему хотелось кричать на меня весь день, пока я не скажу ему что-то, что его удовлетворит, Николас полностью подчинился. Дисциплина. Что-то, чего у него не было.
Мы остановились у центральных ворот автосалона.
— Развернись, — говорю я.— Жди меня там.
Без возражений Николас делает, как я говорю, и паркуется возле следующего здания, рядом с другим автомобилем.
Прежде, чем выйти, я оглядываюсь на девушку, Сэрай. Она неподвижна и потеряна. Ее глаза открыты, но она смотрит так, что я знаю, она ничего не видит. Я хочу, чтобы она взглянула на меня, хоть на секунду. Но она этого не сделает, и я выхожу.
Сэрай
Я чувствую себя так же, как и Корделия, сидящая рядом со мной, которая проснулась, но сама этого еще не поняла. Знаю, у нее уйдут месяцы терапии, чтобы преодолеть то, через что она прошла. Я знаю это, потому что прошла через то же, когда смотрела, как умирает моя мать.
Единственное, в чем я не похожа на бедную Корделию, так это в том, что не могу найти в себе силы, чтобы говорить. Я просто сижу здесь, позволяя времени проходить и не чувствуя его, это состояние причиняет дискомфорт. Пятнадцать минут могут оказаться двумя часами, я действительно не чувствую разницы.
В отличие от Корделии, я в курсе всего, что меня окружает. Просто меня это не волнует.
Через некоторое время Виктор выходит из здания и открывает мою дверь внедорожника. Мгновение он смотрит на меня, ожидая чего-то, и я понимаю, мне нужно выйти.
Я смотрю на него, уронив голову на сиденье.
— Ты не должен был оставлять ее там.
— Да, — говорит он и берет меня за руку. — Она скоро будет найдена, если ее уже не нашли. Даю тебе слово.
Я беру Виктора за руку, но оборачиваюсь на Корделию, прежде чем выйти.
— Что насчет нее?
Виктор переводит взгляд на Николаса на водительском сиденье.
— В пути надолго не останавливайся, — инструктирует он. — Встреться с Гузманом там, где договаривались. Деньги за его дочь. Сообщи ему о повороте событий и о том, что мы не могли предугадать, что Хавьер не появится. Но работа будет сделана.
— Как скажешь, Виктор, — Николас полностью соглашается, но его слова полны горечи и разочарования.
Виктор тянет меня за руку, и я выхожу из внедорожника.
Когда мы отходим, Николас останавливает нас:
— Куда вы направляетесь? — спрашивает он, высунувшись из окна.
— Сейчас, — говорит Виктор, — Таксон. По поводу остального я свяжусь с тобой.
Николас уезжает.
Когда Виктор подводит меня к новенькой темно-серой машине, я на шаг отстаю от него.
— Почему мы едем в Таксон?
Он останавливается на полушаге и поворачивается ко мне лицом.
— Я отвезу тебя домой.
Глава 15
Когда я вижу "дом" на горизонте много минут спустя, это не производит на меня такого впечатления, как мне всегда мечталось. Я даже не поднимаю голову с пассажирского сиденья, чтобы посмотреть в окно, куда мы едем. Потому что я знаю, здесь для меня ничего нет.
Вместо того чтобы глазеть на город, я смотрю на черный асфальт, быстро исчезающий под колесами.
— Где ты живешь? — спрашивает Виктор.
Наконец, я поднимаю голову и поворачиваюсь к нему лицом.
— Почему ты делаешь это?
Виктор вздыхает и переводит взгляд обратно на дорогу.
— Потому что, я думаю, ты достаточно насмотрелась.
Он сворачивает на стоянку перед придорожным супермаркетом и останавливается в парке. На улице начинает темнеть.
— Ты должна сказать мне, где тебя высадить, — говорит он, я замечаю слабый намек на беспокойство на его лице.
— Твой отец? — продолжает он, когда я не отвечаю.
Я рассеянно качаю головой.
— Моим отцом может быть один из сотен мужчин в Таксоне. Я никогда не знала его.
— Бабушка? Тетя? Дальние кузены? Куда бы ты хотела пойти?
У меня в буквальном смысле нет семьи. Так как я не знаю своего отца, то не знаю никого из родственников с его стороны. У меня не было никаких братьев и сестер; моя мать сделала перевязку маточных труб после моего рождения. Мои бабушка и дедушка умерли, когда я была подростком. Моя тетя Джилл живет где-то во Франции, потому что она могла позволить себе переехать туда, и она отреклась от моей мамы, когда мне было тринадцать. И в свою очередь, она отреклась от меня, обвиняя меня в том, что я, как моя мама, хотя я отличалась от нее, как ночь ото дня.
Не желая давать Виктору никаких оснований полагать, что он должен мне что-нибудь еще, я называю единственного человека, который приходит на ум, так что он может высадить меня и оставить меня жить той жизнью, что я смогу себе обеспечить.
— Миссис Грегори, — тихо шепчу я, уже забыв, когда видела её в последний раз. — Она живет приблизительно в десяти минутах отсюда.
Я ловлю взгляд Виктора, направленный на меня и на мгновение встречаюсь с ним глазами. Чего он ждет? Кажется, что он изучает мое лицо, но я не понимаю, почему.
Я отворачиваюсь и указываю ему направление, куда ехать.
Виктор ведет машину, и мы подъезжаем в парк трейлеров, где я жила.
Все выглядит именно так, как было, когда я уехала, с поломанными игрушками, разбросанными вокруг подобия двориков, старыми потрепанными автомобилями, припаркованными в разных местах с травой, выросшей вокруг сдутых шин. Кондиционеры на оконных блоках гудят, как ракеты в раннем вечернем воздухе, и собаки лают со своих коротких цепочек, обернутых вокруг деревьев. Когда мы подъезжаем к маленькому синему прицепу, в котором я жила в течение большей части своей жизни, я едва смотрю на него. Но мне интересно, лишь на мгновение, кто живет там сейчас и, удалось ли им избавиться от бесконечных тараканов, чего моя мама не смогла сделать.
— Прямо сюда, — спокойно говорю я, надеясь, что дом миссис Грегори все еще через два трейлера.
Но увидев ярко-красный бронко, припаркованный напротив, я начала думать, что это не так. После девяти лет мне не стоило ожидать подобного.
Я собираюсь выйти, но Виктор остановил меня.
— Возьми это, — говорит он, потянувшись во внутренний карман пиджака.
Он достает толстую пачку стодолларовых банкнот и протягивает их мне. Я перевожу взгляд с денег на него, колеблясь только потому, что это было неожиданно.
— Я знаю, это кровавые деньги, — говорит он, протягивая их мне, — но я хочу, чтобы ты взяла их и потратила на то, что будет тебе необходимо.
Я одобрительно киваю и пальцами беру пачку банкнот.
— Спасибо.
Я начинаю выходить, но останавливаюсь и говорю:
— А как насчет Хавьера? Если он готов так много заплатить, чтобы меня убили, он пошлет кого-то еще, чтобы найти меня, если ты не сделаешь этого.
— Он будет мертв, прежде чем это случится.
— Ты собираешься убить его? — спрашиваю я, но затем киваю. — Я имею в виду, не из-за меня, конечно, но из-за другого мужчины? — Я хочу, чтобы он сказал, да, из-за тебя, но знаю, что для этого нет причины.
— Теперь ты будешь жить своей жизнью в безопасности, — просто говорит он.
Несколько секунд мы молчим, я выхожу из машины, мягко закрыв за собой дверь. А потом смотрю, как Виктор уезжает, его стоп-сигналы частично разгоняют тьму в самом конце дороги. А потом он исчез. Вот так просто.
Что только что произошло?
Я сомневаюсь, смогу ли я забыть когда-нибудь прошедшие девять лет моей жизни и даже больше, а особенно последние пару дней. Стою здесь в конце дороги; места, знакомые мне, кажутся такими чужими, и я понимаю, что не чувствую себя самой собой. По крайней мере, человеком, которым я была раньше, или человеком, которым я должна была стать, но эта возможность была отнята у меня Хавьером. И моей матерью.
Я прожила жизнь в изоляции и рабстве, узницей мексиканского наркобарона, который хоть и относился ко мне с какой-то странной добротой, оскорблял меня в других отношениях. Я спала с мужчиной, которого не любила и с которым мне не хотелось спать большую часть своей молодой жизни. И Хавьер единственный мужчина, с которым у меня когда-либо был секс. Я видела изнасилования, похищения и надругательства в любой возможной форме. И я видела смерть. Столько смертей. Моя единственная подруга умерла у меня на руках несколько часов назад. Я наблюдала, как жизнь оставляет ее тело, когда она смотрела на меня.