Убийство Серай (ЛП) - Редмирски Дж. А.. Страница 29

— Кого ты думаешь одурачить, Виктор? — спрашивает она с игривой, но безобидной улыбкой.

Я натягиваю полотенце обратно на бедра, подоткнув его на талии.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, с любопытством глядя на нее.

Саманта начинает очищать столешницу от остатков бинта и с плеском воды ополаскивает раковину от крови и йода.

— Девушка дальше по коридору, — говорит она. — Изабель. Конечно, мы оба знаем, что это не настоящее ее имя, это не важно. Какого черта ты с ней делаешь? — Она бросает горсть окровавленных бумажных салфеток в мусорную корзину рядом с унитазом.

— Я сказал тебе, — говорю я.— Я просто использую ее до тех пор, пока я не ликвидирую свою цель. После этого она будет сама по себе.

Я никогда не мог полностью одурачить Саманту, но что меня сейчас больше всего поражает - то, что она, кажется, больше знает о том, что со мной происходит, чем даже я. И я не в восторге от этой мысли.

Я взглянул на дверь ванной в нескольких футах от меня, интересуясь, прячется ли Сэрай там до сих пор, слушая все, что между нами происходит. Я знаю, что она там. Я это чувствую. И Саманту необходимо остановить. Прямо сейчас. Потому что я не могу позволить ей забить голову Сэрай теми вещами, которые могут ее смутить. Смутить девушку сильнее, чем уже есть.

— Мне нужно одеться, — говорю я, надеясь увести ее от темы. Я тянусь за своими чистыми боксерами, висящими рядом, но Саманта встает передо мной.

Она скрещивает руки, и прежняя ее улыбка сменяется решимостью.

— Ты не можешь этого сделать. Ты это знаешь.

Я обхожу ее и хватаю боксеры, позволяя полотенцу упасть на пол и наступая на него.

— Виктор, — упорствует она, — ты не можешь быть героем. Не для нее или кого-нибудь еще. Ты знаешь это. То, что ты делаешь, что ты чувствуешь, приведет только к тому, что тебя убьют.

Я выпускаю резинку из пальцев, позволяя ей охватить мои бедра, и Саманта закрывает рот, смотря мне в глаза тяжелым взглядом.

— Ты неправильно оцениваешь, Сэм, — говорю я, глядя на нее. — Ты думаешь, что видишь во мне что-то из-за нее, то, во что ты привыкла верить, что видела во мне что-то из-за тебя. — Я мгновенно жалею о своих словах.

Саманта холодно смотрит на меня, ее пальцы агрессивно вжимаются в ее бицепс.

— Что ты говоришь? То, что ты думаешь, я... — Она больше не может смотреть на меня и ее глаза блуждают около душа. Потому что она знает, я прав. Я не должен был этого говорить, но она не может отрицать правду.

Наконец, она снова смотрит на меня, с болью и признанием в чертах лица.

— Ты прав, — говорит она.— Я всегда так о тебе думала. Я неправильно читала то, что между нами, и увидела то, чего там не было.

Я молчу, позволяя ей закончить, но кажется, это все.

— Я искренне сожалею обо всем, что тебе сделал, — говорю я и имею в виду, что все дело во мне.

Она качает седеющей светлой головой.

— Нет, Виктор, ты все сделал правильно. Ты увидел, что мои чувства к тебе развиваются прежде, чем я о них узнала, и все сделал верно.

Я охватываю руками ее локти, и она слегка расслабляется.

— Я надеюсь, что...

Выпрямила руки, мои руки упали.

— Виктор, — говорит она, — помещая обе руки между нами, — Пожалуйста, не извиняйся за то, что у тебя ко мне нет тех же чувств, которые я испытываю к тебе. Это не то, что ты можешь контролировать, я знаю. И я надеюсь, что ты поверишь мне, если я скажу, что ты всегда можешь мне доверять. Ты - единственный человек в Ордере, которому я доверяю и действительно могу назвать... моим другом.

— Я думал, ты сказала, что у меня нет никаких друзей? — Я слабо улыбнулся.

Положив одну руку обратно себе на грудь, она гладит мое плечо другой.

— Хорошо, может быть, ты просто мне должен, — говорит она, возвращая мне улыбку. Но затем она снова становится серьезной. — И потому как я твой единственный друг, ты должен мне доверять. Послушай меня, когда я тебе скажу, что то, что ты делаешь с этой девушкой, приведет к тому, что тебя изгонят или убьют, или вас обоих.

Я начал застегивать рубашку.

Я надеялся, что она все это опустит, особенно, если Сэрай по-прежнему подслушивает из другой комнаты, хотя у меня возникает странное чувство, что она ушла и это отчасти меня расслабляет.

— Я не делаю с ней ничего помимо того, что оставляю ее в безопасности до тех пор, пока все не закончится, — настаиваю я. — Она заслуживает попытку вернуться к нормальной жизни после того, что ей пришлось пережить, и в какой-то момент я решил постараться ей ее дать.

Я скользнул в свои черные брюки, заправляя в них рубашку. Саманта снимает мой галстук с вешалки на стене и завязывает его на моей шее.

Она вздыхает.

— Ладно, — говорит она, сдаваясь.— Но скажи мне и будь честен с собой, прежде чем ответишь... — она стесняется, ее пальцы замирают на галстуке. Я киваю. — С тех пор, как она с тобой, ты можешь себе сказать, что она будет чем-то отличаться от тебя, после лет, проведенных в Ордере?

Ее вопрос меня тихо шокирует. Вообще не ожидал.

— Даже я это вижу, Виктор, а я провела с ней только вечер, поэтому я знаю, что ты тоже это видишь.

Теперь я знаю, что она имеет в виду, но я все еще слишком ошеломлен этим откровением, чтобы комментировать. Саманта заметила, что мне нужно было услышать больше того, что я уже знаю, из чьих-то еще уст, кроме собственных, чтобы убедиться в своей правоте.

— Я знаю, что ты ничего не можешь сказать мне о том, откуда она, от кого она бежит и как долго она была с теми, от кого сбежала, но судя по тому, что я в ней вижу сейчас, я могу сказать две вещи. — Она поправляет мой завязанный галстук и опускает одну руку, другой кратко показывая два пальца. — Первое, — она загибает один палец, — она уже так давно привыкла к тому, что это нормально, что может никогда не суметь зажить нормальной жизнью. Она знала, что я пробовала ее еду, чтобы ты убедился, что она не отравлена, но это ее не смутило. Она сидела за этим столом с нами, поглощая этот обед так, будто мы простая семья из трех человек, разделяющая дневную трапезу в пригороде.

Она прислоняется к раковине, скрестив руки на груди.

— И второе, — продолжает она, — для того, чтобы стать такой, она должна была быть пленницей, сексуальной рабыней или неизвестно кем еще в течение нескольких лет, не меньше пяти. И ее молодой возраст - сколько ей: двадцать три, двадцать четыре? — Она кратко всплеснула руками, — означает, что она была довольно юной, когда ее забрали. Как и ты. И мы оба знаем, что чем они младше, тем легче лепить из них то, что тебе хочется. Также как и ты.

Каждое слово, сказанное Самантой - правда, и я знаю это. Я знаю это лучше, чем кто-либо.

Я одеваю жилет поверх рубашки и галстука и застегиваю его на все четыре пуговицы.

— У нее шансы пятьдесят на пятьдесят, — говорю я. — Она может пойти в любом направлении с одинаковыми шансами. И она достаточно сильна. И умна. — Наконец, я надеваю пиджак. — Я просто даю ей ее одну единственную попытку. Какое направление она выберет - это будет ее собственное решение. И я не смогу быть там, чтобы увидеть это. Там она будет предоставлена самой себе.

Саманта склонила голову набок. Она, вероятно, не вполне верит мне, но она, наконец, исчерпала свои предупреждения.

Она подходит ко мне с той же сладкой соблазнительной улыбкой, которой всегда мне улыбалась за минуты до того, как я был с ней в прошлом. Она останавливается прямо передо мной и пробегается пальцами вверх по ткани пиджака. Обеими руками обнимает меня за шею, легко касаясь кожи.

— Один последний поцелуй, — говорит она, глядя мне в глаза, — по старой дружбе. Я просто хочу снова почувствовать себя молодой, какой всегда себя чувствовала, когда ты посещал меня.

Я поднимаю руки и обнимаю ими ее лицо, сначала медленно целуя ее в лоб.

— Дело не в том, что ты старше меня, Сэм. Ты осталась для меня такой же сексуальной, как и десять лет назад.— А затем я касаюсь губами ее губ, мягко скользнув кончиком языка по ее нижней губе в рот.