Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович. Страница 8

Удав двинулся в пол-оборота, не упуская Колина из вида. Но только отвернулся и, мелькнув красным мазком в воздухе, яблоко ударило сзади, в подзатылье. Жестко хрустнуло. То ли шейные позвонки, то ли черепушка, то ли разлетевшийся брызгами тяжелый и сочный плод. Удав нырнул вперед, грохнулся на пол и не шелохнулся.

ˮЧувствовал же гнилуху!ˮ − ожгло Китца чувство близкой опасности.

Глава канальщиков дернулся, но ничего не предпринял. Характер показать не повелся. А может прибздел малость, памятуя, скольких молодчик облупил да ошкурил.

− Меньше действующих лиц, больше взаимопонимания, − объявил Колин явно напрягшемуся собеседнику. — Уговор! О ваших и не ваших покойниках, вспоминать не будем.

ˮНе я ему, а он мне мозги мыть собирается!?ˮ − мешкал возмутиться Китц. Быстрые перемены выбивают из колеи. За что хвататься, с чего начинать? Жизнь учит быть вертким, но тут-то куда повернуть?

− Не боишься? За головенку? — потянулся канальщик налить себе вина. Рядом с бутылью нож, слоить мясо. С мечом толком не развернешься, тесно. Успеет среагировать. А вот ножичек самое оно. Сподручно. Не прикончить, так самоуверенности мальцу поубавить. Метки на роже подновить, да разнообразить. А то и в глаз вогнать.

Унгриец одобрительно покачал головой — давай, пробуй!

Ох, и чесалось Китцу вздуть нахального щенка. Но мудро отказался от всяческих резких телодвижений. Но мандраж свой доведется, припомнит.

− За чью? — уточнил Колин, удобно развалясь. Даже чуточку сполз полулежать.

ˮНогой в стол и назад перекатиться,ˮ − прочитал Китц действия юнца в случае забав с ножом. И тут же сообразил, не в стол, а в блюдо, выступавшее за край. — ˮТочно зубы черепком выбьет!ˮ — даже ошалел канальщик от дерзкой задумки сопротивляться. — ˮНе…. не будет он, что крысенок по углам метаться. Да и не загонишь его в угол,ˮ − уже трезво рассуждал гостеприимный хозяин. − ˮСамого бы не загнал.ˮ

− За свою, за чью еще, − подсказал канальщик дарованию потрошить ночных и дерзких.

− Моя при мне, − забавлялся унгриец, терпеливо дожидаясь, когда забавляться обоим надоест.

− Временно, − смаковал Китц вино и слово. Ни от того ни от другого, никакого удовольствия. Не любил он, когда все разом и не по его.

ˮЧего же про парнишку не рассказали? Или Удав проушанил, толком не вызнал?ˮ

− Нет более постоянного, чем временное. А вы легковерны, − Колин уселся ровней, говорить о важном. − Яблочком не угостите?

− Не похож на голодного-то, − отказал Китц, вглядываясь собеседнику в порезанную рожу. Все что он сейчас чувствовал, желание наподдать сосунку. По-отечески привить науку уважения к старшим. Раз у других руки не дошли.

− Как скажите. А за приятеля еще поблагодарите, − нахально заявил унгриец. − И вы и он, как оклемается. Сохранил вам от вас же.

− Удав слишком ценный подручный, разбрасываться.

− Но не ценней того, о чем будем договариваться.

− Считаешь, такое возможным? — не стал отказываться Китц выяснить из-за чего весь сыр-бор. Видывал он парней и рисковей. Тех, кому легко все давалось. С серебряной ложечкой во рту родились. Правда и жили такие, что мотыльки-бабочки. Раз и погорели на очередном фортеле.

ˮУдача не баба − раком не поставишь,ˮ − к месту, в тему поговорка. Кому как не ему, разменявшему пятый десяток, знать.

− Заверяю, вы столько не заработаете нигде, никогда и, ни у кого. И не наворуете, и не награбите и не отберете, даже за сто лет.

− Ну-ну. Пока даже на языке не сладко.

Оуф Китц никогда не жаловался на судьбу. Грех пенять Всевышнему на житуху и отпущенные таланты. Кому ума три меры вложено, кому руки золотые приданы, кому знатность и родовитость досталась. Оуфу Китцу перепало безошибочное чутье на прибыток. На богатую в деле добычу. И вот, сидя напротив зеленого юнца, невесть кого из себя возомнившего, а скорей всего неких людей представляющего, которого терпел в силу собственного желания и любопытства, он готовился услышать волнующую сказочку, про молочные реки и кисельные берега.

− Так и ваш друг Виллен Пес в начале говорил.

− Он мне не больше друг, чем городской палач.

− Палач-то вам, чем насолил? — пошутил унгриец. Китцу не смешно. Гостю плевать. Он имел в виду совсем другое. − Послушайте, качир…

Тальгарское словечко шершавило слух, что точило клинок.

−… в одного не получится. Или получится, но плохо. Плохо не подходит.

− А я еще ничего не услышал из того, что подойдет лично мне.

− Вион Ренфрю, − выдал Колин волшебное имя.

− Что-что-что? — канальщик подался вперед, едва не свернув стол. Оказывается он еще способен удивляться. И еще находятся люди способные его удивить. Черезмерно.

− Вион Ренфрю, − довольный хлопок по подлокотникам сменить позу. Расшевелил-таки старого мерина.

− Гы… Гы-гы… Гы-гы-гы…. Ты ненормальный, барон? — сдерживал подкатывающий смех канальщик. — Ты соображаешь, о чем мне толкуешь?

− У тебя сомнения?

Китц неуважение пропустил. Как оно дальше будет?

− И очень… очень большие.

− Напрасно…, − готов доказывать Колин.

ˮПридется повозиться,ˮ − не особо огорчился унгриец.

− Вот скажи, у кого сейчас больше всех в мошне в Эгле?

− У короля, — не подумав, ответил Китц.

− Я этого бреда не слышал, − возмутился Колин наивностью тертого мужика.

− У солеров или попов, − пустился гадать канальщик.

− Очень неверно. У торгашей. Особенно зерном и мукой.

− А причем тут Вион?

На всякого должен иметься свой, камень за пазухойˮ и Колин выложил перед Китцем шесть ноблей. Три старых и затасканных, и три новых, ярких что яичный желток. ˮТридцать серебряников по два раза,ˮ − сказал бы, но не осудил тринитарий.

− Эти, − палец Колина подвигал старье, − в ходу у торговцев и менял. Редкость, но попадаются. Не все казна приютила. А вот эти, − подтолкнул блестящие кругляши. — У них не встретишь. И по качеству они лучше. Представляешь, некто не жадничая, шлепает нобли, которые не достаются королю.

− И что?

− У тебя много золота в заначке?

Китц не сознался. Водилось, конечно. Но с желтым металлом канальщик предпочитал не переигрывать. Меньше поводов общаться с бейлифом и мытарями.

− Вот именно. Желающие жить спокойно, ворчат, но обменивают нобли на штиверы. Избавляются. Некоторые в обход казначейства. Новыми, − Колин подвигал монеты, − со мной по векселю рассчитался Вион у себя в лавке. Девятнадцать монет, как раз плюнуть.

− Хочешь сказать Ренфрю…

− Старший так подставляться остережется. Младшего отрядил мутки с зерноторговцами вести. Сделаем хорошо, − унгриец щелкнул пальцами обозначить понятное канальщику действие. − Вион даже не заявит о пропаже. Не пояснять Акли, а потом и казне, откуда у него столько денег в закромах. Налоги еще никто не отменял. Сомневаюсь, что он с неучтенных капиталов их честно заплатил. А попробует вякнуть, сразу всплывет история его шашней с купцами по обмену желтого на белое. Те золотишко, скорей всего, в Элат гонят. Там курс один к пятнадцати и выше. И все довольны. В мирное время может подобные шалости и сошли бы с рук, а тут на носу война. Королю позарез нужно золото. Чем не законные основания наложить жадную королевскую лапу на все движимое и недвижимое имущество младшего Ренфрю.

− Откуда у него рыжье?

− И не у него одного. Не стесняйся, не стесняйся, − подогнал Колин канальщика. — Мне Гусмар сотню таких за сыночка прислал.

Китц выбрал монету, рассмотреть чеканку. Не придерешься. Куснул, а потом безжалостно разрубил. Честный металл.

− Спрашиваешь откуда золото? Пока выясняю. А ввозят под видом серебра с рудника Кинрига. Заметь, через долы и пашни обширных вотчин Гусмара. Не стесняясь выгружают с баржи аппетитные сундуки и тянут к кому? К Ренфрю-старшему. А тот их передает Туозу, чеканить монету. Ничего не смущает? И еще…. Никогда не задумывался, почему окружную дорогу выбрали? Не короткую. Нападения бояться? Там охраны на хороший бой.

Китц мысленно поиграл услышанными именами, проследовал путь эскорта и транспорта. Он сам так с дьерским воском проделывал. Прятал в винную бочку…. Окружающее сразу сделалось громким. Под полом скребет лапками мышь, обожравшаяся ядовитой приманки. Отогревшаяся муха тупо стучит в стекло. Долго ли ей? На дворе почти зима. В печную трубу, по-собачьи тонко подвывает ветер.