Венгерские народные сказки - Гидаш Анатоль. Страница 36
Когда судья подошел и увидел, что гуляш в кастрюле варится без огня, то сразу же позабыл и о коне и о шляпе.
— Скажи, Петер, что это за кастрюля, в которой гуляш варится без огня? — спросил он, сам не свой от любопытства.
— Эк, господин судья, — ответил Петер. — Без этой кастрюли мне бы и не жить. Не будь ее у меня, я бы уже давно помер с голоду. Она досталась мне от деда. В нее только накрошишь мяса с картошкой, подольешь воду, а уж сварит она сама.
— А ты не продал бы ее мне?
— Нет, господин судья, — ответил Петер. — Я не стану ее продавать. Что бы сказал на это мой покойный дедушка?
— Да ведь я дам тебе за нее сто форинтов.
— Нет, господин судья, и не просите.
— Двести дам! Только продай мне ее.
— Ну, уж раз она вам так по душе пришлась, — сказал Петер, — так и быть, за триста форинтов отдам. Сам уж проживу как-нибудь.
Судья не стал спорить и отдал Петеру триста форинтов сполна. Потом он с помощью Петера взвалил большую закопченную кастрюлищу себе на спину и заторопился домой.
Дома поставил кастрюлю посреди кухни. Служанке велел начистить картошки, нарезать мяса и все это поставить варить посреди кухни, не разжигая огня.
Служанка даже вытаращила глаза от удивления.
— Да что ты глаза выпучила! Лучше делом займись! — закричал судья. — Вот увидишь сама, что получится!
Но они ничего не увидели. Гуляш и не думал вариться!
Пристыженного судью обуял великий гнев. Он побежал к Петеру, чтобы самолично засадить его за решетку.
— Ну, мошенник Петер! Теперь-то я засажу тебя за решетку. Будешь знать, как обманывать меня! — закричал судья.
— Да как же это я вас обманул? И не думал даже обманывать!
— А так, что кастрюля твоя вовсе и не варит, — крикнул судья.
— Да как же ей варить, господин судья. Ведь вы сами видели, что она варит, если стоит на чурбане. А его-то вы как раз и не купили.
— Так вот оно что?
— Ну да, господин судья, — ответил Петер.
— А за сколько ты мне его продашь?
— Его я отдам дешевле кастрюльки. Без нее он мне ни к чему. Отдам за сотню форинтов.
Судья тут же отсчитал ему деньги. С помощью Петера взвалил чурбан себе на спину и, согнувшись под его тяжестью, понес чурбан домой.
Как сейчас вижу: несет он чурбан, а люди все смеются и языки чешут:
— Эх, у судьи-то дрова перевелись!
Придя домой, судья поставил чурбан посреди кухни, а на него кастрюлю. Но жди он хоть до скончания века, гуляш его все равно бы не сварился.
Теперь уж судья окончательно понял, что его обманули. И он решил про себя: «Что бы там у него ни было, что бы он мне ни показал, но больше я покупать у него ничего не стану».
Пошел судья к Петеру, а тот, как завидел судью, сразу сказал сестре:
— Сейчас сюда придет судья. А мы с тобой будем браниться что есть мочи.
Потом он привязал к своему животу полный крови желудок накануне заколотого барана и повторил сестренке:
— Судья придет, мы с тобой будем браниться что есть мочи. Что бы я ни сказал, ты мне во всем перечь. Тогда я схвачу нож и ударю им себя в живот. И умру. А ты скорей сними свистульку, — она лежит на верхней полке в шкафу, — свистни ею три раза мне в уши, и я оживу.
Так все и вышло.
Когда судья пришел, брат и сестра бранились меж собой, да так рьяно, что судья не мог даже словечка вставить. Тут Петер схватил нож и приставил его к своему животу.
Судья подскочил, хотел выхватить нож из рук Петера и крикнул ему:
— Что ты делаешь, Петер? Ведь того и гляди заколешь себя!
— И заколю, — ответил Петер.
И тут же пырнул себя ножом в живот. Подвязанный бараний желудок лопнул, кровь залила парня. Тогда сестренка схватила свистульку и трижды свистнула ею в уши мертвому Петеру. Петер проворно вскочил и стал тереть себе глаза.
— О, как я крепко спал! — проговорил Петер. — Как я давно сплю!
— Спал бы ты до скончания века, если бы не эта свистулька! — сказала сестра Петеру.
— Петер, а что это за свистулька? — спросил судья.
— Эх, господин судья, если б не эта свистулька, меня бы уж давно не было на свете. Только я рассержусь, всю злость на себе вымещаю.
— Вот и я тоже! — сказал судья. — Когда мои слуги делают что-нибудь не по мне, то я готов со злости даже убить себя. Ты не продашь мне эту свистульку?
— Да как же ее продать, господин судья? Ведь без нее мне жизни нет.
Но судья молил его до тех пор, покуда Петер не согласился.
Они сторговались на четырехстах форинтах. Судья взял свистульку, сунул ее в карман.
Забыв о коне, шляпе, кастрюле и чурбане, он вернулся домой радостный и довольный. Теперь-то уж он был спокоен! Теперь он может злиться и сколько угодно вымещать гнев на себе самом. Эта свистулька всегда его воскресит.
Так оно и вышло. Вернувшись домой, он вызвал к себе своего кучера Яноша.
— Ну, Янош, послушай меня, — сказал судья. — Вот она, свистулька, я поручаю ее тебе. Положи ее на буфет. Но чтоб, кроме нас, об этом никто не знал. Когда я сильно разозлюсь и ты увидишь, что я вонзаю нож себе в живот, тотчас же хватай свистульку и трижды свистни мне в ухо.
Шло время. Однажды Янош ослушался в чем-то судью.
Судья рассердился, схватил нож, приставил его к своему животу.
Янош крикнул судье:
— Господин судья, да что это вы делаете? Еще неровен час убьете себя!
Судья не стал его даже слушать и в гневе, с размаху, пырнул себя ножом в живот.
Когда Янош увидел, что судья упал, то никому ничего не сказал, а сразу вспомнил про свистульку. Он схватил ее и трижды свистнул судье в одно ухо, потом трижды свистнул в другое. Но он мог бы свистеть еще триста раз, потому что судья не очнулся и доныне.
Всё.
КАТИЦА ТЕРДСЕЛИ
Быль это или небылица, а однажды жила на свете старуха, и была у нее дочь по прозванию Катица Тердсели. Девушка росла такой умной и настойчивой, что любая задача была ей нипочем!.
Случилось так, что заболела мать Катицы Тердсели. Заболела и сказала своей дочери:
— Эх, доченька! Видно, смерть моя приходит. А ведь я так за всю жизнь досыта и не ела. Вот бы хоть один разок гусятинки отведать. Сходи-ка ты, доченька, во дворец, попроси у короля кусочек гусятины. Королю убыль невелика, а мне — утешение: гуси у короля самые жирные.
— Да зачем же я туда пойду? — спросила Катица Тердсели. — Король жадный, злой. Разве он даст кусочек гусятины?
— А ты попробуй, доченька, сходи, — настаивала мать. — Вдруг он расщедрится.
Делать нечего, пошла Катица Тердсели во дворец. Пришла, прямо к королю попросилась.
Подвели ее к трону, предстала она перед королем и рассказала, зачем пришла:
— Дай ты мне, ваше величество король, один только кусочек гусятины, а если не дашь, помрет моя матушка.
Когда король услышал эти слова, даже на троне подскочил, руками замахал, во все горло закричал:
— Ах ты, негодная девчонка! Да как ты смеешь у меня ото рта гуся отнимать, я сам, сам, сам съем его!
Но Катица Тердсели не испугалась и сказала королю:
— Да ведь их, гусей, у вас тысячи! А я прошу от одного — и то кусочек! Иначе моя матушка помрет.
— А мне-то что? — закричал король еще громче. — И пусть помирает! А ты убирайся вон отсюда. Вон! — кричал король. — Гоните ее вон, в шею, кулаками, палками!
И слуги короля набросились на Катицу Тердсели и вытолкали вон из дворца на улицу.
Стоит Катица Тердсели одна, кто ей поможет?
— Все равно, — сказала про себя Катица, — не сдамся я, добуду гусятники для больной матери!
Сказав так, она придумала, что сделать, и, обойдя дворец, зашла с противоположной стороны, в другие ворота, и стала там.
Стоит Катица Тердсели и все поглядывает, будто кого поджидает.