Зашедшая слишком далеко (ЛП) - Ричардс Натали. Страница 29
— Я не собираюсь позволить этому пройти. Я собираюсь найти его. И заставлю его заплатить.
Голос Джексона был достаточно холодным, чтобы обжечь. Мои руки дрожали, внезапно я поняла, что они могут меня видеть. Не то, чтобы это имело какое-либо значение. Я школьный фотограф. У меня есть право находиться где угодно.
Но я также та девушка, которая снимала, как Джексон смотрит видео. Та же самая, что фотографировала Кристен. Если он начнет соединять точки, то где-то посредине он найдет меня.
Они больше не разговаривали. Наконец Тейт, волоча ноги, поплелся по полю, а Джексон бросил ему мяч. Именно тогда я снова начала дышать.
Я осторожно начала выбираться, убедившись, что я не сделаю неверного шага или не обрушу что-нибудь, что выдаст меня. Как только я выбралась из-под трибун, я побежала. Я просто хотела убраться отсюда подальше.
Когда я добралась до машины, Тейси все еще висела на телефоне, но она быстро отключилась, заметив выражение моего лица.
— Что случилось?
— Ничего.
Все.
Я завела двигатель, и Тейси повалилась на бок.
— Мы уезжаем? А как насчет фотографий? Ты сделала достаточно снимков? Почему ты так дрожишь?
— Я достаточно наснимала.
Недостаточно. Вообще-то я не сделала ни единого кадра с поля, но мои руки скользили по рулю, а я не хотела оставаться здесь ни единой лишней минуты. Я выехала с парковки с включенным радио, но угрозы Джексона звенели у меня в ушах.
Глава 13
Это самый худший из кошмаров – из тех, когда вы знаете, что спите, и все равно не можете проснуться. Ник стоит передо мной в бейсболке с повернутым назад козырьком и простирает руку ко мне. Он произносит мое имя, все мое тело расцветает от его улыбки.
Я прикасаюсь к его пальцам, а позади нас появляется Тейт в запятнанной рубашке. Но это не Тейт. Не настоящий. У него белые глаза, молочная пленка закрывает радужку. Глубокие сиреневые синяки покрывают его скулы, и его кожа серо-синего цвета. Мертвенная бледность.
Я пытаюсь снова посмотреть на Ника, но я не могу оторвать взгляд от загубленных глаз Тейта. Теперь здесь еще и Стелла. Она смотрит на нас такими же мутными глазами, как и у Тейта, ее кожа увядшая и грязная. Ник произносит мое имя, но я вижу лишь бледные, как мел, губы Тейта и волосы Стеллы, слипшимися прядями опадающие на ее плечи.
— Он идет за тобой, — Стелла моргает своими белыми глазами, и у меня перехватывает дыхание, когда я вдыхаю ее гнилой запах.
Рука Ника сжимает мою. Теплая. Безопасная.
— Кто идет?
— Я иду, — говорит Ник. Но это не Ник.
Это Джексон.
Он сжимает мою руку, пока кости на моем запястье не начинают ломаться. Я упираюсь пятками. Пытаюсь вырваться. Но он удерживает меня. Боже, он притягивает меня ближе.
Я с криком просыпаюсь, мои руки и ноги покрыты гусиной кожей.
Все хорошо. Я в порядке.
Я прижимаю руку к груди и жду, пока успокоится мое дыхание. Уже прошло три дня после того, как я увидела его на поле, а я все еще на грани.
Моя спальня освещена светом настольной лампы, которую я забыла выключить, но на улице все еще темно. Я проверяю свой телефон на ночном столике. Еще слишком рано, чтобы вставать даже для школы, но я не хочу рисковать и снова проваливаться в свой кошмар.
Я проскальзываю в ванную, быстро принимаю душ и возвращаюсь в свою комнату, стягивая волосы во влажный конский хвост. Мой желудок сжимается при виде коричневого конверта, который моя мать оставила у меня на столе, пока я спала. Пришли фотографии Кристен. Я не уверена, что хочу их видеть. Но я должна.
Я решительно разрываю конверт и осторожно по одной вытаскиваю фотографии. Я слишком низко сидела, чтобы получить качественные кадры сцены, но несколько не так уж плохи: Кристен на подиуме, пара джинсов с красными пятнами, пролетающая мимо ее плеча, один с плакатом, на который указывает кто-то из ребят, и один, когда она плачет.
Этот снимок я положила на низ стопки. Часть меня хочет перевернуть его лицом вниз, может быть, даже засунуть подальше в ящик. Вместо этого я вытаскиваю тетрадь и выбираю блестящую розовую ручку. В точности как я сделала с Джексоном, я смотрю на ее грехи.
Я уже начинаю запоминать эти страницы, но я снова проверяю их, запись за записью. Всплывают только две, но я уверена, что они о ней. Одна насчет украденного кожаного пальто еще в начале октября. И вторая о советах новичкам, как можно украсть косметику в торговом центре. Ее кличка? Кутюр. Я вычеркиваю ее в обеих записях и пишу над ней имя Кристен. Затем я приклеиваю ее фотографию вслед за снимком Джексона и снова перечисляю ее грехи ярко розовым цветом.
И что теперь? Гаррисон до сих пор не ответил и очевидно, что он не собирается выдавать сам себя. Это значит, Кристен может стать последней. Двое униженных и это все? Я провожу пальцем по строчкам. Жестокость и насилие распространяются все больше и больше. А что со всеми остальными? Они тоже заслуживают справедливости. Я собираюсь найти способ это сделать. Может быть, даже без партнера.
Я продолжаю трудиться своей яркой ручкой, вычеркивая клички, которые я раскрыла, и надписывая сверху настоящие имена. Я колеблюсь над именем Менни и я ненавижу это, потому что это делает меня лицемерной. Он виноват так же, как и остальные, но это же Менни. Мой друг. О нем нет больше ничего, кроме этих трех записей.
Вот почему эту тетрадь нельзя показывать всем. В неправильных руках эта штука может обернуться охотой на ведьм, а я не могу позволить, чтобы это случилось. Ни с Менни. Ни с кем-нибудь еще, кто оказался здесь по дурацким причинам.
Я должна выбирать осторожно, эта тетрадь лишь один из кусочков выбора. Это напоминание о том, насколько плохим он может оказаться и почему все это стоит риска, который я беру на себя.
Звонит мой телефон, и я беру его, даже не проверив номер.
— Алло?
— Пайпер? Это Ник.
При воспоминании о молочных радужках из моего сна по позвоночнику пробегает дрожь. Я поднимаю ноги с пола и, сидя в кресле, прижимаю колени к груди. Это был всего лишь кошмар. Он нереален.
— Ты еще здесь? — спрашивает он, и я понимаю, что не сказала ничего после «алло».
— Прости. Привет. Что случилось?
— Я звоню, чтобы спросить, не могу ли я подвезти тебя до школы. Я хочу кое о чем тебя спросить.
Я подумала о поездке до школы в его тряском джипе, его голосе и близости.
— А ты не можешь сейчас спросить меня об этом? — почти пропищала я.
— Могу. Но также я не стал бы возражать против твоей компании.
Я улыбнулась и вздохнула одновременно. Боже, из-за него мне сложно вспомнить, почему предполагается, что я должна ненавидеть его.
Он хмыкнул, как будто смог разгадать мои мысли по этому вздоху.
— Ладно. Я прерву твое неловкое молчание и просто спрошу. Как думаешь, есть ли шанс, что Коннор Дженнингс сделал все это с Кристен и Джексоном?
Я тяжело сглотнула, закрыв глаза.
— Нет, это не так.
— Я знаю, что он твой друг, но он у нас что-то вроде компьютерного гения, я прав?
— Есть много достаточно ловких людей, чтобы провернуть это.
— Наверное, но Коннор еще и из тех, кто заступается за других, так?
Так. Но совершенно неправильно.
— Коннор не мог сделать этого. Я тоже думала, что это он, так что проверила это.
Он вздохнул.
— А я думал, что это хорошая мысль. После его речи в прошлом году он определенно не является поклонником популярных ребят.
Я склонила голову, удивленная тем, что он понял речь, но еще более взволновавшись от его предположения.
— А почему ты считаешь, что дело в популярности?
Кроме того, могла ли я нацелиться на популярных ребят или нет? Я не задумывалась об их социальном статусе, когда я выбирала их. Я ждала его ответа, прислушиваясь к молчаливым крикам «Лгунья! Лгунья! Лгунья!»
— Да ладно, ты только посмотри на тех, кого подвергли унижениям. Джексон? Кристен?
Я не смогла бы оспорить их популярность, так что я не стала.