Укрощенная страсть - Грегори Джил. Страница 67

Боль обожгла сердце Клинта, когда он осознал глубину ее страданий. Он действительно тогда не подумал о трагичности той ситуации, в которой оказалась Эмили. Стремясь обеспечить ее безопасность, он больно ранил ее. Он и Спуны совершили ошибку, скрыв от нее правду.

— Простите, Эмили, — пробормотал Клинт. — Мне очень жаль. Очень.

Всматриваясь сквозь тусклый свет, он видел копну блестящих черных кудрей, прелестную кремовую кожу, очаровательные пухлые губы с запомнившимся ему вкусом спелых ягод. Но он видел также возле скул, на щеках следы кровоподтеков, все еще портящих ее прекрасное лицо. Синяки, оставшиеся после ударов Ратлина и Дженкса, побледнели, но полностью не прошли, напоминая Клинту о его вине перед ней. Если бы она знала правду, то не поехала бы за Джейком Спуном в тот роковой день. И не попала бы в руки бандитов, собиравшихся ее убить.

— Что касается моей работы, — медленно проговорил Клинт, — я совершил не так много ошибок, но это был мой большой промах. И я попытаюсь загладить свою вину перед вами, Эмили, если вы дадите мне шанс. — Он протянул руку и осторожно провел большим пальцем по блекнущему синяку.

Она вздрогнула, но скорее не от боли, а от самого прикосновения.

— Вы пострадали от этих бандитов, — сказал Клинт низким изменившимся голосом. — И я никогда себе этого не прощу.

Эмили с трудом дышала от волнения, читая в его глазах мучительное сознание собственной вины. Сердце, казалось, не выдержит и разорвется от боли.

— Он… то есть Дженкс… — Клинт кашлянул, чувствуя, как громко стучит его собственное сердце, — он вам больше ничего не сделал?

Эмили поняла, что он имеет в виду, и вспыхнула.

— Только п-поцеловал, — прошептала она, чувствуя, как даже сейчас ее начинает тошнить от тягостных воспоминаний. — Это было отвратительно. — Она вздохнула. — Я сопротивлялась, но у меня были связаны руки. Хорошо, что его вовремя остановил Ратлин. Он сказал, чтобы Дженкс не трогал меня, пока… все это не закончится. Потом… прежде чем они убьют меня… он может… может…

Она замолчала и, болезненно наморщив лицо, качнулась вперед. Клинт подхватил ее в свои объятия и сомкнул руки, крепко прижимая к себе. О, если бы, держа ее вот так, можно было вытеснить ее воспоминания о том ужасном пленении! Как бы он хотел залечить любую ее рану, прогнать печаль, защитить от всяких страхов в будущем! Но теперь уже поздно. Ей этого никогда не забыть и… никогда не простить…

Леденящая, до боли, ярость, подобной которой он еще не знал, сдавила Клинта со страшной силой.

— Я бы его убил! — вырвалось у него. Слова прозвучали особенно свирепо в сравнении с удивительной мягкостью его рук. — Как бы я хотел преследовать Дженкса! Я бы настиг его и сделал бы с ним не знаю что! Я заставил бы его заплатить уже за одно то, что он до вас просто дотрагивался!

Эмили опустила голову ему на плечо и зарыдала, давая свободу слезам, которые прежде старательно сдерживала. Сейчас, в объятиях Клинта, когда он позволял ей выплакаться, она изливала свое сердце, отдавая всю свою боль, как будто он мог ее унести.

Постепенно ее рыдания затихли. Она всхлипнула в последний раз и длинно прерывисто вздохнула. Клинт протянул ей носовой платок и подождал, пока она осушит мокрые щеки. Наконец она села на койку, измученная душевно и физически, с растрепавшимися волосами.

— Эмили… — Клинт сел рядом с ней и взял ее за руку. Он ощущал свинцовую тяжесть в сердце, и вид у него был мрачный. — Я не надеюсь, что вы простите меня. Теперь мне ясно, что у вас никогда не будет ко мне и малой толики того, что я чувствую к вам. — Он прочистил горло, заставляя себя договорить до конца то, что он должен был ей сказать. — После того, что случилось, я не осуждаю вас за ненависть ко мне. Вы имеете полное право…

— Ненависть к вам? — Она удивленно взглянула на него. — Но у меня нет ненависти к вам, непонятливый вы человек!

Клинт остановил на ней пристальный взгляд.

— Но я думал…

— Я сердита на вас, — перебила его Эмили. — Была сердита, — поправилась она растерянно, так как, оказавшись наедине с ним в этой мрачной камере, каким-то образом утратила прежнюю злость. Гнев, двигавший ею с момента ее освобождения из Биттер-Рока, как-то незаметно улетучился. Барьера, разделявшего их с Клинтом, будто никогда и не существовало. Ее боль, ярость и слезы — все это теперь ушло. Просто исчезло подобно высохшим сорнякам, смытым ливнем. Тем мощным ливнем, что уносит все старое и мертвое, оставляя землю чистой, освеженной и напоенной живительной влагой. Сидя здесь вдвоем с ним, Эмили перестала видеть в нем человека, утаившего от нее правду. Она видела мужчину, чьи прикосновения вдыхали в нее жизнь, чьи поцелуи заставляли ее трепетать. Она видела мужчину, купившего ее коробку с ленчем на виду у всего города. Мужчину, подарившего ей незабываемые минуты любви и отыскавшего ее в Биттер-Роке, когда она больше всего в этом нуждалась. Мужчину, осушившего ее слезы и держащего ее в объятиях. Мужчину, который старался всегда поступать правильно, но мог признать свои ошибки, когда они случались. Мужчину, которого она любила. И которого теперь простила.

— Вы сказали, что у меня к вам никогда не будет того, что вы чувствуете ко мне. — Эмили облизала губы, внезапно ставшие сухими. — О каком чувстве вы говорили, Клинт? — Она ощутила, как его пальцы сильнее сжали ее руку, и посмотрела на него. — Что вы чувствуете ко мне? — Слабая, крошечная надежда, подобная вспыхнувшему пламени маленькой свечи, вернулась к жизни, когда она прошептала эти слова.

Ему было легко ответить на ее вопрос. То, что Клинт никогда прежде не говорил ни одной женщине, он сказал ей сейчас без колебаний и замешательства.

— Я люблю вас, Эмили. Больше, чем я считал себя способным любить кого-то. — Признание, исходящее прямо из сердца, было таким же твердым, как эти прочные и несгибаемые прутья, держащие их взаперти. Схватив Эмили за руки, Клинт притянул ее ближе — нежно, но с поразившим ее нетерпеливым вожделением. — Я люблю тебя, — повторил он хрипло.

Эмили подняла свой сияющий взгляд и прочитала в бездонной синеве его проницательных глаз любовь и страстное желание, и ее душа воспарила к небу. Она получила ответ, совпадавший с потребностью ее собственного сердца. Окрыленная надеждой, она вскинула руки, обвив его шею, и прошептала:

— О, Клинт, я тоже тебя люблю!

Он поцеловал Эмили властным поцелуем, оставив ее бездыханной и еще больше жаждущей его ласк. Она прильнула к нему и прижалась губами к его губам, наслаждаясь силой и твердостью его мускулов, когда он пододвинул ее под себя на узкой тюремной койке.

— Выходи за меня замуж, — сказал он, расстегивая ее платье, пробегая губами по щеке и прокладывая поцелуями дорожку к шее.

— Я не знаю, — отвечала Эмили, путаясь пальцами в пуговицах его рубашки. — Твоя семья… моя семья… они не захотят. — Ее мысли путались так же, как пальцы.

— Мы же не собираемся жениться на них, черт подери! Мы собираемся жениться друг на друге. Скажи «да»!

— Да!

— Когда?

— Как только смогу сшить свадебное платье и…

Клинт не дал ей договорить. Его рот накрыл ее губы, его руки начали гладить и соблазнять ее. Вскоре они оба потеряли способность изъясняться словами.

Они говорили руками, губами, телами и сердцами. Это был праздник любви, расцветшей, несмотря на все неурядицы и невзгоды. Одни в едва освещаемой лампой камере, отделенные от города и от всего мира, держа друг друга в объятиях, они дарили друг другу любовь всю ночь, до бледного сияния рассвета. И только утром снова влезли в свою одежду.

Когда возле тюрьмы показались Пит и Лестер, чтобы отпереть дверь, Клинт полез в свой сапог и вытащил ключ. Ключ от камер — объяснил он, когда Эмили открыла рот. Клинт всегда держал его при себе, на всякий случай.

— И ты вчера даже не подумал сказать мне о такой важной вещи? — задыхаясь, проговорила она. В это время ее брат уже распахнул наружную дверь и шагал в контору.

— Это было не так важно, — негромко усмехнулся в ответ Клинт. — Совсем не так важно в сравнении с тем, чтобы провести целую ночь с тобой вдвоем в темной запертой комнате. С кроватью, — добавил он шепотом ей на ухо.