Мы вдвоем и он (ЛП) - Амбер Александра. Страница 28
Я смеюсь.
— Ты невозможен.
Обеспокоенно смотрю на Джея, у него бледный и усталый вид. На улице гроза. Для этого времени года чересчур тепло, и снег сразу же тает. Дождь бьет в окно, и от ветра дрожит тонкое стекло.
— Я пытаюсь забыть. С легким багажом легче идти по жизни, — говорит Джей, подмигивая мне. Но боль с взгляда не так–то просто убрать. Она сидит так глубоко в нем, что я медленно понимаю, почему он такой, какой есть. Когда–то ставший взрослым мальчик, который эмоционально ближе к одиннадцатилетнему, чем к сегодняшнему тридцатилетнему. Наверно именно это и придает ему обаятельности. Когда он смеется, такое ощущение, что кто–то зажег Рождественские огни. Улыбка озаряет его лицо, вплоть до мельчайших морщинок. Для меня не было ничего красивее улыбки Джея, потому что в этот момент, когда он рядом, чувствуешь не что иное, как счастье.
Пока я готовлю на завтра индейку на кухне, мужчины играют в GTA. Джей притащил с собой свою дорожную сумку и мне строго запретил туда заглядывать. Из–за Рождества. Я отвечаю на несколько поздравлений в Фейсбуке, пока на плите готовится клюквенный соус, а из гостиной доносится мужской смех, и от этого в моем животе разливается тепло.
— Не переработайся, сладкая, — вдруг шепчет мне кто–то на ухо и обнимает за талию. Я оборачиваюсь и смеюсь.
–– Не переживай. Я уже сто лет не готовила индейку, и завтра с результатом вам придется смириться. Давно уже не ем мясо.
— Вот, бл*дь, я не знал! Иначе мы бы купили что–нибудь другое! — Джей отпускает меня и садится на стул, положив локти на колени. — Бен не говорил, что ты вегетарианка.
— Не совсем вегетарианка. Я ем рыбу и прочее, но не мясо. Не страшно, — говорю я. — Знаю, насколько ты любитель мяса, и для Бена готовлю иногда.
— Ты делаешь клюквенный соус? — он поворачивается к плите и полной грудью вдыхает запах, исходящий из кастрюли.
— По рецепту моей мамы, — говорю я. На моих глазах выступают слезы, как и каждый раз, когда я думаю о своих родителях. Особенно в Рождественские дни.
— Эй, — он целует меня. — Ты имеешь право страдать. Это нормально. Но ты должна радоваться, что вообще у тебя были такие родители. Это лучшее, на что можно надеяться.
Я киваю и вытираю слезы. Господи, сколько лет я пыталась увильнуть от празднования Рождества, и Бен мне всячески в этом помогал.
В прошлом году мы ездили в Тайланд, где не было никаких елок и гирлянд. Мы проводили дни на пляже, разрисовали себя хной и спали в маленьких домиках. Было классно. Сейчас, когда Джей окружил меня всем этим Рождественским барахлом, я чувствую себя как никогда сентиментальной. Но не злюсь на него.
— Как ты тогда говорил? Звездопад сияет только тогда, когда звезды уже догорели? — спрашиваю я. — Возможно, мои родители и есть тот самый звездопад. Я начала скучать по ним только тогда, когда их не стало.
— Дерьмо, если бы я знал, что Рождество так на вас действует, я бы не стал всего этого делать. — Он снова улыбается во все лицо, и я только сейчас замечаю мелкие морщинки, которые начали собираться у него вокруг глаз.
— Но подожди… Я сумею тебя развеселить. — Он коротко целует меня, но этого мягкого касания его губ достаточно, чтобы мой живот свело сладкой судорогой.
— Посмотри мне в глаза, Миа, — его голос стал мягким и завораживающим.
Опустив глаза, я мотаю головой.
— Ты меня загипнотизируешь. Я не доверяю тебе, Джей. А вдруг вы договорились с Беном, и хотите поиграть в сексуальные игры со мной, зная, что я откажусь.
Он громко смеется и привлекает меня к себе.
— Как будто мне для этого надо тебя гипнотизировать, сладкая, — рычит он мне в ухо.
Его руки ласкают мое тело, забираются под футболку. Его теплое дыхание опаляет мою кожу, а в гостиной затихают звуки компьютерной игры. В то время как Джей меня целует, я слышу, как на кухню заходит Бен. Выключает плиту, на которой до сих пор кипит клюквенный соус. Его горько–сладкий запах витает в комнате, как тяжелый парфюм. Потом мы оседаем втроем на пол, три человека, наполненные чувственным поцелуем и любовью, которую невозможно описать.
Ко многим вещам мы привыкаем так быстро, что, когда их теряем, становится больно. Для меня это солнце и теплая погода. Каждый год я страдаю, когда лето заканчивается, а на смену ему приходит дождливая осень. Бен только смеется над этим.
— Если бы не существовало осени и зимы, ты бы не любила так лето, — считает он. — Тогда ты бы жаловалась на постоянную жару. На комаров, грязные окна и высохшие цветы. Так же, как сейчас жалуешься на непогоду и дождь.
— Нет, я бы не стала так делать, — спорю я. — Я бы с удовольствием жила там, где вечное лето.
— Забудь, Миа. Твой муж, к сожалению, прав, — вмешивается Джей и садится рядом со мной на диван. — Прогулку на солнце начинаешь ценить только тогда, когда уже танцевал под дождем. И зима тоже имеет немало прекрасных сторон.
Он одет в футболку и шорты, так же, как и Бен, а на мне уродливая, старая флисовая пижама. На моей груди пришиты оленьи рога, и эта штука сплошная и выглядит, как одни огромные ползунки. Джей настоял на том, чтобы я носила его подарок до первого дня Рождества, потому что такова традиция. Мой протест, что эта традиция касается только детей, был отклонен, поэтому я сдалась. В любом случае, эта штука мягкая и теплая.
Второй подарок от Джея висит на моей шее, и когда я бросаю взгляд на своего мужа, вижу там такое же серебряное самодельное кольцо. До вчера оба кольца красовались на пальцах Джея, и потому что ни мне, ни Бену они не подошли, Джей повесил их на кожаные ленты. У него осталось такое же кольцо на пальце, что сначала показалось мне странным, но теперь это выглядит довольно круто. На кольце выгравирована фраза на латыни, такая же, как и под его татуировкой звездопада. «Per aspera ad astra» — сквозь тернии к звездам.
В руках я до сих пор держу Рождественский носок от Джея, в котором я нашла кольцо. Бен подарил мне билеты на концерт Muse, которым я очень рада. К сожалению, концерт будет аж в октябре следующего года, что очень веселит Джея.
— Теперь ваша очередь, — говорю я и встаю, чтобы взять два запакованных подарка, которые лежат под елкой.
— Дерьмо, я же ненавижу подарки, — говорит Джей, но его покрасневшие щеки говорят о том, что он лжет. В конце концов, он кладет дурацкий мобильный телефон на стол. Он все время снимал нас на видео.
— Это не пижама, я обещаю, — говорю я и кладу большую коробку ему на колени. Потом даю такой же подарок Бену и крепко целую его.
— На счет три, — говорит Джей и смотрит в сторону Бена. — Раз, два…
— Три! — Бен, как всегда, двумя руками разрывает подарочную бумагу, в то время, как Джей аккуратно разворачивает упаковку, как будто собирается ее еще раз использовать.
— Проклятье, Миа, это же… — Джей позволяет коробке упасть, и закусывает губу. Его взгляд заставляет меня смеяться.
Бен восхищенно щелкает языком.
— Мы скоро испробуем это, правда? — спрашивает он и толкает Джея локтем в ребра.
— Совершенно верно. С этим мы сможем шпионить за блондинкой напротив, когда она пойдет в ванную.
Я хватаю воздух и бросаю Бену возмущенный взгляд.
— За какой блондинкой?
— Джей… — Бен давит улыбку и обнимает меня за плечи. — Извини, но я вчера вечером показал Джею нашу соседку. Ту, у которой окна спальни выходят во двор.
Я поднимаю одну бровь вверх и поджимаю губы.
— Серьезно? В любом случае, они не для этого, вы, маленькие вуайеристы.
— Когда я был ребенком, я всегда мечтал о радиоуправляемом вертолете, — объясняет Бен. Но мои родители дарили мне только практичные подарки. То есть, вещи, которые в любом случае необходимы — новый школьный рюкзак, одежда, обувь и тому подобное. Никаких игрушек.
— Вот дерьмо. Мне жаль. — Джей хлопает Бена по спине.
— Теперь у тебя есть один, — говорю я. — Даже с камерой!