Лед - Дёрст Сара. Страница 13

НЕДЕЛЯ СМЕНИЛАСЬ ДВУМЯ, потом тремя, четырьмя и так далее. Дни шли за днями, и Касси становилось все проще придумывать отговорки, чтобы не возвращаться на станцию и не встречаться лицом к лицу с тем, что ждало (или, вернее, кто ждал) ее там. Она не простила отца за то, как он, не спросив ее мнения, попытался сплавить ее в Фэрбенкс. И за то, что он всю жизнь ей лгал. Что же до мамы… Касси хотелось ее увидеть, но все равно каждое утро она просыпалась и говорила себе: «Еще один день, и я поеду домой». И каждую ночь она ложилась в постель одна, и ей снились медведи и льды.

Летели недели, и она вовсе перестала вспоминать дом. Однажды, закончив вырезать ледяные розы на колоннах бального зала (вернее, вырезал Медведь, а Касси давала указания), они разлеглись на полу и восхищенно залюбовались своей работой.

— Но зачем в этом замке вообще бальный зал? — спросила она. — Что, какой-нибудь из Медвежьих Королей любил давать балы? Тут собирались вальсирующие нарвалы? Теперь скажи это в десять раз быстрее: вальсирующие нарвалы…

Медведь тяжело поднялся на задние лапы. В таком виде он смутно напоминал человека — если забыть о том, что в нем было четыре метра роста. Он вытянул вперед лапу:

— Разрешите пригласить вас на танец.

Касси широко улыбнулась:

— С удовольствием, ваше медвежекоролевское высочество.

Она вложила ладонь в его лапу. Пальцы ее казались совсем крошечными.

— Не упади на меня, — приказала она. До его плеча ей было не достать, поэтому она довольствовалась тем, что положила руку ему на предплечье. Пальцы глубоко погрузились в кремово-белый мех.

Он аккуратно повел ее в танце по залу. Лапа закрывала ей половину спины. Они танцевали в полной тишине; далеко за садом низкое солнце освещало горизонт густым янтарем. По льду разлился теплый оранжевый свет. Это было… Ей в голову внезапно пришло слово «романтично». Он кружил ее. Она смотрела на его мех, и у нее кружилась голова.

Я счастлива здесь, поняла вдруг она. Мысль эта словно поставила ее на самый край берегового утеса.

— Нам нужна музыка, — сказала она, пытаясь развеять эту атмосферу.

— Я могу для тебя спеть.

— Ты умеешь петь?

— Нет.

Она снова заулыбалась; он наклонил ее в танце. Мне так хорошо здесь из-за Медведя, подумала она. В лицо ей блеснул золотой луч, и на глаза накатили слезы. Он потянул ее вверх, и она выпрямилась.

— Солнце, — поспешила объяснить Касси.

— Это последние лучи солнца, — отозвался Медведь.

Она оступилась и чуть не упала. Он поддержал ее под руку. Как же случилось, что она задержалась здесь так надолго? Что думает ее отец? А бабушка? И мама. Она потрясла головой. Ей не хотелось сейчас думать о маме; не сейчас, когда солнце закатывалось за горизонт. Ей всегда нравилось ловить эти последние лучи солнца перед долгой полярной ночью.

— Пошли со мной, — сказал Медведь. Он опустился на четыре лапы и трусцой поспешил из зала.

— Ты разве не хочешь посмотреть? — окликнула его она.

— А ты разве не хочешь найти обзорную площадку получше? — отозвался он.

Расплывшись в улыбке, она погналась за ним. Ей всего пару раз случалось бывать на башнях. Медведю не нравились узкие лестницы. Один из предшественников создал их для людей, совсем не подумав о медведях. И, как сообщил Касси ее спутник, его смущала необходимость вилять, поднимаясь и спускаясь. Она неделями дразнила его на этот счет, но сейчас не стала. Сегодня все казалось ей каким-то другим. Может, из-за того, что они расставались с солнечным светом? А может, из-за танца…

Медведь протиснулся на лестничную площадку и стал взбираться по винтовым ступеням. Выйдя на балкон, Касси подошла к изящно изогнутым перилам.

— Осторожно, — предостерег Медведь.

Она, не слушая, перегнулась через ограду:

— Ты только посмотри! — выдохнула она.

Перед ней расстилалась Арктика, вся залитая золотом и серебром, точно огромная сокровищница. Невероятное, громадное небо светилось синевой. Ленты розовых облаков таяли в сгущающейся синеве, окрашивая небо лазурью.

— Не оборачивайся, — сказал он. Голос его стал похожим на человеческий: мягче, выше. Она слышала его лишь однажды, но сразу узнала. Она распрямила спину; по ее коже побежали мурашки. Он обнял ее сзади за талию, и ей показалось таким естественным накрыть его ладони своими; она так и сделала без лишних раздумий. Они оба стояли, повернувшись лицом к горизонту, и смотрели, как последняя капля золота таяла в синеве. Он разомкнул объятия. Когда она повернулась, он снова был Медведем.

— Медведь… — начала она. У нее внезапно замерзла спина. Ветер задувал волосы ей на лицо, и она смахнула их со лба.

— Я с нетерпением буду ждать завтрашнего дня, — сказал он. Эту фразу он говорил каждый вечер, прежде чем она уходила спать.

А где же спал он сам? Она никогда не спрашивала. Возможно, он уходил во льды? Или в сады? Или в одну из других сияющих комнат? Однажды он сказал ей, что теперь она спит в его комнате.

— Останься, — попросила она.

Он посмотрел на нее. Касси видела сумеречное небо, что отражалось в его черных медвежьих глазах. И почувствовала, что краснеет. Сегодня вечером все было… иначе. Ей просто не хотелось, чтобы день заканчивался, вот и все.

— То есть тебе необязательно уходить, — сказала она. — Все в порядке. Я тебе доверяю. Ты можешь опять спать в своей комнате. — И она быстро добавила: — Просто спать.

Он еще мгновение разглядывал ее лицо. Она переминалась с ноги на ногу и уже жалела, что не может поймать и проглотить сказанные слова. Может, ей следовало сначала подумать, а потом уже предлагать такое? Если он останется, это многое изменит: она инстинктивно знала это, но не решалась думать о том, что же именно поменяется.

— Как пожелаешь, — ответил Медведь.

Он подождал, пока она уйдет с балкона, и пошел следом. Она скользнула мимо, походя запустив пальцы в его мех. Она уже тысячи раз касалась его шубы, но сейчас впервые отдернула руку. Он был не просто медведем. Она вспомнила человеческие руки у себя на талии и дыхание на своей шее. С той ночи он до сих пор не превращался в мужчину.

Когда они подошли к спальне, она заставила его подождать снаружи, пока она будет переодеваться в свою фланелевую пижаму. А потом он подождал еще, потому что она передумала и поменяла пижаму на шелковую сорочку, которую обнаружила в первую ночь в замке. Она сказала себе, что делает это из вежливости. Ночная рубашка была подарком. Касси забралась под одеяло:

— Хорошо, теперь можешь войти. У меня приличный вид.

Полярный Медведь неслышно прошествовал в комнату.

Пока он подходил к ночному столику, Касси успела подоткнуть одеяло. Она знала, что все еще может передумать. Если она попросит его уйти, он так и сделает. Но это было бы… трусостью? В конце концов, это же Медведь. И она пригласила его в качестве друга. Друзья могут спать на одной кровати.

Она пожалела, что не осталась во фланелевой пижаме.

Он подул на свечу. Та колыхнулась и погасла, оставив после себя запах воска и дыма. Теперь в комнате царила вязкая темнота. Медведь (вернее, человек, как догадалась она по продавившемуся матрасу) забрался на кровать рядом с ней. Она припомнила последний раз, когда он это сделал: в их брачную ночь.

— Только прикоснешься — и я опять возьмусь за топор, — сказала она и услышала его вздох.

— Я бы никогда не причинил тебе вреда, нет, особенно намеренно. Я думал, ты уже это поняла.

— У меня не такое вкусное мясо, как у тюленей.

— Да, слишком мало подкожного сала, — согласился он.

Она почувствовала, как зашевелился матрас: Медведь устраивался на подушках поудобнее.

Она лежала на спине, твердая, точно лед.

— Не храпи.

— Как прикажете.

Она хмыкнула:

— Очень мило.

— Спокойной ночи, Касси.

— Спокойной.

Подтянув одеяло до подбородка, она слушала, как он дышит. Словно мягко поднималась и опускалась волна. Наконец, дыхание его замедлилось. Он что, засыпает? Она ткнула его в бок: