У каждого своя дорога (СИ) - "shellina". Страница 27

— Нет, — Грубер покачал головой. — Я вместе с поездом перегрузился. И дома меня никто не ждал. Как-то не сложилось.

— Бывает. Может уже поспим? Надеюсь, что проснемся не от того, что кто-то будет ломиться в дверь.

— Ага, — Грубер зевнул. — Только автомат разобрать надо, чтобы высох нормально. Надеюсь, что купание незапланированное не повредило ему, и он сможет нас защитить от тварей любого вида.

— Разбирай, я именно в таком оружие плохо разбираюсь.

— Представь себе, я тоже. Это не знакомый мне калаш. Надеюсь, что этот образец не сложнее, — Грубер сделал над собой усилие, поднялся и поплелся за автоматом.

Переживал он зря, автомат оказался таким же неприхотливым, как и АК. Совершив неполную разборку, Грубер разложил детали прямо на столе сушиться.

— Жаль, масла нет, — Грубер в очередной раз зевнул и поднялся. — Все я баиньки.

— Да я, в общем-то, тоже, — Снегирь пристально смотрел на него. — Грубер, стой.

— Чего тебе? — Грубер, который был в это время уже в небольшом коридорчике, остановился и повернулся к Снегирю.

— Да так, мне показалось, что у тебя глаза немного потемнели.

— Что? — Грубер нахмурился.

— Да, забудь, просто здесь темно и свет под таким углом падает, просто показалось, — махнул рукой Снегирь и прошел мимо Грубера.

Грубер же еше пару минут стоял и разглядывал рисунок на обоях. Если Снегирю показалось, то тогда у них массовые галлюцинации, потому что в ванной Груберу тоже показалось, уже не в первый раз, что его серые глаза стали заметно темнее.

Глава 12

Грубер проснулся посреди ночи весь в поту с яростно колотящимся сердцем. Ему что-то снилось, что-то мерзкое, наполненное кровью и какой-то чернотой, но что конкретно это было, он не запомнил, осталось только ощущение брезгливости и острое желание помыться. Последнее было для него недоступно из-за отсутствия воды в достаточном количестве, но вот умыться он вполне мог.

Стараясь унять бешенное сердцебиение, Грубер прошел в ванную, где он так кстати оставил большую бутыль с водой. Плеснув немного воды в ладонь, он умыл лицо и протер шею. Кожу царапнула уже появившаяся щетина, а ведь только вчера брился. Бок зудился, и Грубер оторвал пластырь, чтобы посмотреть на рану.

— М-да, — глубокомысленно произнес он, разглядывая рубец. — Интересно, а нога вырастит, если я ее внезапно потеряю?

— Теоретически, да.

— А практически?

— А практически, ты должен в этот знаменательный и очень запоминающийся момент оказаться где-нибудь в безопасности, где тебе помогут не умереть от шока и кровопотери, ну а потом отращивай себе ногу, кто запретит?

— Законы природы, например?

— Здесь даже законы физики не всегда действуют, — снисходительно проговорила Зина и замолчала.

— Эй, ты еще на связи? — Грубер притащил из комнаты ножницы, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить явно уставшего Снегиря, и теперь убирал швы, периодически морщась, если приходилось вырывать нитки из тела.

— Я всегда на связи. И ты можешь обращаться ко мне мысленно?

— Могу, но не хочу. Когда я говорю вслух, у нас хоть некое подобие диалога образуется. Не боись, я постараюсь нас не выдать. Максимум за кого меня могут принять — это за психа, который сам с собой разговаривает.

— Ты что-то хотел спросить? — голос Зины на этот раз прозвучал сухо.

— Что у меня с глазами? — Грубер отвлекся от процесса извлечения ниток из своего тела и пристально посмотрел на свое отражение в зеркале. Бывшая когда-то светло-серой радужка приобрела цвет мокрого асфальта.

— Ты изменяешься.

— И все? Просто изменяюсь? Я бы хотел услышать небольшие подробности. Во что я превращаюсь?

— Я не знаю! Ты постоянно умудряешься вмешаться в процесс на ключевом этапе. У тебя что такие вкусовые предпочтения? Почему ты постоянно пытаешься жемчуг сожрать?

— Эй, полегче. Ты искусственный интеллект, а не моя жена!

— Я не искусственный интеллект, я замещающий...

— Я помню! На каких ключевых моментах я все раскурочиваю?

— У тебя полно обрывков незаконченных нейронных путей, которым, похоже, надоело болтаться без дела. Этому миру не нравится незаконченность, поэтому все эти обрывки пришли в движение, и принялись формировать какие-то принципиально новые связи. Я как могу сдерживаю те изменения, которые могут затронуть внешний вид, но ты своей последней выходкой с красным жемчугом...

— Я становлюсь квазом? — Грубер убрал последний шов, бросил ножницы в раковину и принялся внимательно рассматривать себя в зеркале. Вроде никаких изменений кроме потемневших глаз заметно не было.

— Ты становишься чем-то странным, какой-то химерой. И как это отразится на тебе, я не знаю.

— Волшебно. Но, если разобраться, а что есть дар Улья? Это те же изменения, которые даже не прогнозируемые. Так что, думаю, что ты драматизируешь. А может это у меня дар формируется?

— Помечтай, — торжественно произнесла Зина. — Хотя, может что-нибудь в итоге получится.

— А ты не можешь определить, что же все-таки получается? Ты же вроде в непосредственной близости от точки приложения обосновалась.

— Нет, не могу. Откуда я знаю, какой именно сигнал в итоге будет отдаваться новой структурой?

— Вот, Зинок, если бы ты за моей мордой не следила, вернее, если бы не следила за тем, чтобы я в Чупакабру не превратился, то я бы с уверенностью смог сказать, что ты абсолютно бесполезна, — Грубер еще раз бросил взгляд в зеркало и, покачав головой, вышел из ванной.

Спать не хотелось, и Грубер прошел на кухню, где разогрел остатки каши и сел за стол, чтобы позавтракать или поужинать, как назвать это прием пищи, он так и не решил. Он честно разделил остатки еды пополам, и только принялся есть свою долю, как услышал характерный стукающий звук, раздающийся с улицы.

— Черт, топтун, — прошептал Грубер и рефлекторно пригнулся, хотя они проверяли со Снегирем, комнаты с улицы не просматривались.

Отставив тарелку в сторону, Грубер, стараясь не суетиться и не шуметь, собрал лежащий на столе в разобранном виде автомат. Затем, пригнувшись, прокрался в комнату, в которой на диване спал Снегирь. Спал не спокойно, постоянно хмурясь во сне и вздрагивая.

— Снегирь, — прошептал Грубер, дотрагиваясь до обнаженной руки. — Проснись. — Глаза Снегиря тут же распахнулись, и он непонимающе уставился на Грубера, который быстро приложил палец к губам. — Тсс, у нас гости.

— Много? — надо было отдать Снегирю должное, остатки сна он сбросил с себя моментально, и уже через десять секунд был сосредоточен.

— Понятия не имею. Слышал одного топтуна, но он копытами своими стучит громко, а сколько всего — понятия не имею.

— У нас есть один топор, и автомат. Не густо. К тому же не хотелось бы пользоваться автоматом. Сейчас у нас и машины нет, чтобы быстро уйти.

— Как действовать будем? — Грубер сидел на корточках перед диваном, и напряженно вслушивался в тишину, царившую за пределами дома. Когда он уже был готов признать, что ему просто показалось, что вокруг их временного и такого ненадежного убежища кто-то бродит, раздался стукающий звук проходящего топтуна.

— Нужно все-таки выяснить, один он или это те, кто с мурами разобрались, — прошептал Снегирь.

Он натянул до конца не просохшую майку и куртку, и прокрался к окну. Оставалось только пересилить себя и слегка раздвинуть ламели жалюзи, чтобы выглянуть на улицу.

Грубер остался сидеть на полу, сжимая автомат, который был еще не взведен, он боялся, что резкий звук будет слышно за пределами дома.

Снегирь раздвинул ламели, чтобы образовалась небольшая щель, и заглянул в нее, и в ту же секунду раздался звон разбитого стекла и хруст сминаемых жалюзи. Снегирь покатился кубарем по полу, а Груберу в одну бесконечную секунду показалось, что кошмар с Гансом повторился, и что он опять остался в одиночестве. Однако наваждение тут же прошло, потому что трупы совершенно очевидно не умеют материться, а зараженные только урчат, когда видят добычу.