Привилегированное дитя - Грегори Филиппа. Страница 137

Я встала и начала ходить по комнате, надеясь позабыть об этой боли, я ходила от камина до ниши окна мимо туалетного столика и потом поворачивала обратно. Когда я проходила мимо Дженни, мне приходилось брать себя в руки, чтобы не ухватиться за нее и не попросить не оставлять меня. Все-таки я оставалась еще беспомощной девушкой, слишком молодой и хрупкой, чтобы дать ребенку жизнь, а ужас, царивший в моем мозгу, и приступы боли разрывали меня на части.

— Я боюсь, — безнадежно вздохнула я.

Дженни с сочувствием посмотрела на меня и отвернулась к камину. Он запылал ярче, и на стенах замелькали желтые отсветы пламени. Боль подступила ко мне снова, и я опять принялась ходить по комнате. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой одинокой.

— Милорд послал в Чичестер, — попыталась подбодрить меня Дженни. — Он сейчас в библиотеке. Может быть, позвать его сюда, чтобы вам было легче?

— Я скорее соглашусь оказаться в одной комнате с дьяволом, — зло глянула на нее я, и боль скрутила меня на долгие секунды. Я не могла больше вымолвить ни слова.

— Может быть, позвать миссис Мерри из Экра? — предложила Дженни. — Она такая умная и еще у моей матери принимала роды.

— Нет, — сквозь зубы простонала я и вытерла пот с лица. Миссис Мерри слишком хорошо знала свое дело, чтобы оставить меня наедине с ребенком, в чем я нуждалась. — Нет, — повторила я. — Но ступайте и приготовьте для малыша все, что нужно.

Дженни бросила на меня испуганный взгляд, но кивнула и вылетела из комнаты.

Как только она ушла, боль нахлынула с новой силой, и я едва успела вцепиться в спинку кровати, чтобы не упасть. Но следующая волна боли швырнула меня на пол, лицом в ковер, и я из последних сил перекатилась на спину и увидела, как мой живот стал почему-то торчком, и тут начались потуги.

Я схватилась за ножку кровати и стала тужиться как могла сильнее. И я почувствовала, как, словно таинственная пещера, открывается отверстие у меня между ногами, и меня захлестнуло чувство такое сильное, как похоть. Я сидела на полу и тужилась изо всех сил.

И тут его головка выскользнула из меня.

Одна в комнате, в полутьме, в то время как прислуга в суматохе где-то бегала, но никто из них не догадался прийти ко мне, я потянула за эту головку, и вдруг со страшным толчком — мне он показался ударом грома — мой ребенок выскочил на свет, и упал прямо на ковер. Я тут же подхватила его на руки.

Взяв уголок моей ночной рубашки, я вытерла ему глазки, щеки и ротик. Ребенок сморщился, открыл ротик и издал слабый, еле слышный крик протеста, затем слегка закашлялся и задышал.

Он был живой.

Она была жива.

Я раздвинула крошечные ножки, и увидела розовую, чуть припухшую промежность и поняла, что мое желание сбылось и у меня родилась девочка. Тогда я наклонилась, погладила маленькую стопу, пальчики на которой казались горошинками, и обхватила двумя пальцами щиколотку.

— Сара, — тихо произнесла я, и она открыла глазки и посмотрела прямо мне в лицо.

Это был мой ребенок. Я всем сердцем чувствовала, что она принадлежит мне, так же как я чувствовала своей собственностью вайдекрскую землю. И она не родилась ни больной, ни сумасшедшей, ни злой. Она была всего лишь крошечным младенцем, которому не нужно ничего, кроме возможности вырасти и быть счастливым. И она имела своего рода право на это, так же как любое родившееся на свет Божий дитя.

Я попыталась встать на ноги, и когда я чуть приподнялась, то почувствовала, как что-то мягкое выпало из меня и упало на пол. Я замерла испуганная, но, увидев тонкий пурпурный пульсирующий шнур, тянущийся к ребенку, все поняла. Глупая женщина я была, что забыла о существовании детского места и о том, что необходимо с ним сделать.

Я наклонила голову вниз, вспомнив при этом, как поступают овцы, и перекусила этот шнур. Затем взяла чистый носовой платок и перевязала этот шнур около самого животика ребенка. Потом я встала, вынула из шкафа свою шаль и завернула младенца, отчего он сразу стал похож на свернутого цыпленка. Сверху я накинула на нее еще одну шаль, поскольку нам нужно было выйти в темную морозную ночь, и я хорошо слышала, как завывал там ветер.

Положив девчурку на сгиб руки, я вынула из шкафа свою зимнюю накидку из теплой шерсти и надела ее, прикрыв и малышку. Я оставалась в той же запачканной кровью ночной рубашке, и она хлопала по моим лодыжкам, но я не обращала на это внимания. Я была босая, но это не имело никакого значения.

Ребенок, согретый моим теплом, притих и, кажется, заснул. Я прижала его покрепче и тихонько открыла дверь.

Страйд и Дженни были на кухне, до меня донеслось громыханье кастрюль, в которых грелась вода. Шаги миссис Гау раздавались этажом выше, там она разыскала и срочно приводила в порядок старую семейную колыбельку. Я подняла голову, прислушиваясь, но не услышала Ричарда.

Потом я пожала плечами, как будто это не имело никакого значения и мне никто не. смог бы помешать, и, прижимая к себе драгоценный сверток, стала бесшумно, как привидение, спускаться по лестнице.

Внизу я услышала звук, доносившийся из библиотеки. Это было звяканье графина о стакан, и я поняла, что Ричард сидит там, пьет и ожидает новостей. Ждет акушера из Чичестера. Ждет, когда тот спустится по лестнице с новым наследником Вайдекра на руках и скажет: «Сквайр, примите ваше дитя». И будет перевернута последняя страница этого счастливого романа.

Но этого не случится никогда.

Я знала, какую цену мне придется заплатить. Я поняла это, когда была готова умереть в своей собственной постели от руки убийцы. Я была готова к этому и сейчас, когда прижимала к себе драгоценную ношу. Я должна расплатиться за то, что я Лейси. И ценой за это будет моя девочка.

Ричард никогда не увидит свое дитя.

Вайдекр никогда не получит наследника. Тихо, как тень, я спустилась по лестнице, и мой путь отмечали капли крови, падавшие так же бесшумно на покрытый толстым ковром пол. Я кралась, как раненый зверь.

Эти следы могли повести за мной Ричарда, чуявшего кровь подобно собаке. Я слышала, как яростно снаружи завывал ветер, как шумели верхушки деревьев. Скоро на землю обрушится ливень и смоет все следы. Да и Фенни должна стоять высоко. Когда же начинается половодье, в Фенни можно спрятать все, что угодно. Ричарду известно это лучше, чем кому-либо из людей. Он не забыл, как несколько месяцев назад утопил в этой реке тело молодой женщины.

Задвижка на передней двери щелкнула, но шум снаружи заглушал все звуки. Холодный воздух дунул в холл, но дверь в библиотеку была плотно закрыта, и Ричард не услышал, что его дом стоит открытым. Он не знал, что его дом открыт и ветру, и людям. И что ребенок, которого он так жадно ждал, исчез и никогда больше не вернется сюда.

Я сделала шаг вперед, и ветер с дождем кинулись на меня, как на заклятого врага.

Целый каскад воды, тяжелой, как град, обрушился на меня, и по моему лицу покатились капли, похожие на слезы. Я встряхнула головой, как собака, выходящая из воды, и крепче прижала ребенка к себе.

Ноги сводило от холода, когда я спешила по дорожкам сада к воротам. Я сделала глупость, отправившись босиком, но я не подумала об этом. Я не подумала ни о чем. Я знала одно: я должна дойти до Фенни и сделать то, что задумала, и никакая крапива, холод или град не смогут остановить меня.

От боли я кусала губы, скользя по камням и падая в лужи. Мои накидка и ночная рубашка стали насквозь мокрыми, единственное, что оставалось сухим, — это сверток с малышкой. Я слышала ее тихое, уютное посапывание, и у меня мелькнула мысль обратиться к ней и сказать: «Это — Вайдекр, он принадлежит тебе. А ты, моя маленькая, — Лейси». Но слова не шли у меня с языка. Этот ребенок, моя дочь, уйдет из этого мира так же, как она в него пришла, — не владея ничем.

Как только я достигла гущи деревьев, дождь перестал бить меня в лицо, и я смогла перевести дыхание. Ноги перестали болеть, поскольку онемели от холода. Взглянув на них, я увидела, что они кажутся черными в лунном свете, сначала я решила, что это грязь, но потом поняла, что они все покрыты кровью от многочисленных порезов и ран. Роды и потеря крови вызвали у меня какую-то эйфорию, и, вместо того чтобы плестись к Фенни медленно-медленно, я готова была кружиться и танцевать здесь под деревьями. В голове наконец зазвучала старая колдовская мелодия Вайдекра, и я поняла, что делаю то, что должна была сделать, и что меня ведет мелодия самой земли.