Привилегированное дитя - Грегори Филиппа. Страница 21

— Почему, Джулия? — моя подруга повернулась ко мне и оперлась на локоть. — Почему ты так странно смотришь на меня? — Но, увидев выражение моего лица, тут же закричала: — Хорошо, хорошо, обещаю. Но мне хотелось бы знать, почему?

— Я видела… — начала я, но тут напряжение оставило меня и страшную картину будто смыло из моей памяти. — Мне показалось, будто я что-то увидела.

— Это предвидение, — важно произнесла Клари. — Один раз я слышала, как моя мама разговаривала с миссис Грин о тебе и Ричарде. Они сказали, что тот из вас, кто будет настоящим наследником, и будет обладать даром предвидения. Этот дар снизойдет на него, когда он вырастет.

— Настоящим наследником будет Ричард, — заявила я и, перекатившись на живот, сорвала и принялась жевать травинку. Ее сок был сладким, как нектар.

— В деревне говорят, что это будешь ты, — сказала Клари. — Потому что ты просто копия Беатрис, когда она была девочкой и приезжала сюда со своим отцом. Ты ужасно похожа на нее.

Я села и стала натягивать платье.

— Нет, — твердо проговорила я, пытаясь застегнуть пуговицы. — Я не хочу этого, даже если мне подадут на тарелочке богатое наследство. Ричард — сын Беатрис, вот пусть он и хозяйничает в Вайдекр Холле. Ричард будет сквайром, а я — его леди. Я выйду за него замуж. Вот как я себе представляю наше будущее.

— А-а, — протянула Клари и медленно улыбнулась. — Скажи, Джулия, а вы уже целовались?

— Нет, по-настоящему нет, — ответила я. — Думаю, что у знатных людей все происходит иначе, Клари. Он мне просто как брат. Иногда мы очень дружны с ним, иногда ненавидим друг друга. Но это совсем не так, как в книжках.

— Тогда жизнь знатных не для меня, — разочарованно заявила Клари. — Мы с Мэтью вечно ходим держась за руки и постоянно целуемся. И мы всем рассказали о нашей помолвке и даже вырезали наши имена на дереве. Но он такой слабенький, — в ее голосе прозвучала заботливость взрослой женщины. — Я бы так хотела, чтобы в деревне было много денег. Я боюсь за него. Все прошлую зиму он сильно кашлял, и его бабушка сказала, что она вряд ли вылечит его.

— Но, может, он найдет работу полегче? — попыталась я утешить подругу. — Ты говоришь, что он очень умный. Вдруг он станет клерком в Мидхерсте! Или даже в Чичестере! Я бы хотела, чтобы ты жила в красивом городском доме, Клари.

Мы обе рассмеялись, но Клари покачала головой:

— Я ни за что не брошу Вайдекр. Но мой Мэтыо и вправду очень умный и мог бы стать даже клерком. Когда мы были еще маленькими, он сам научился читать и всегда читал своим неграмотным соседям и писал для них письма. Еще он умеет сочинять стихи, и они такие же прекрасные, как в книгах.

Я охотно согласилась с ней и повернулась, чтобы Клари наконец застегнула мне платье. Подходило время моего визита к викарию, и мне следовало выглядеть более или менее прилично.

Клари была очень наивна. Я посмеялась над тем, как простодушно она поверила, что я истинная наследница и обладаю даром предвидения. Но легенда о хозяйке Вайдекра и взгляды, которыми смотрели на меня в деревне, сопровождали меня все мое детство, пока я росла и старалась быть самой обычной девочкой. Все эти годы меня не оставляла мысль о Беатрис и о боге тьмы, который явился за ней.

Я старалась выбросить из головы эту историю, не сомневаясь, что это всего лишь значительно приукрашенный народной фантазией рассказ о пожаре в Вайдекр Холле. Но легенда словно притягивала меня. Я не могла не верить словам о старом мудром божестве, которое единственное могло справиться с Беатрис.

С Беатрис, которая была прекрасной и жестокой богиней-разрушительницей. Эти образы не имели ничего общего с мамиными рассказами о тех днях, когда Гарри и Беатрис — брат и сестра — работали на земле в гармоничном союзе. Я приказывала себе забыть легенду, но образ лошади, оставляющей пламенеющие следы на полу террасы, вставал в моих снах каждую ночь.

Именно тогда я впервые увидела совсем новый, необычный сон.

Раньше я видела во сне только себя, хоть и надеялась, что наяву ничего из того, что мне снилось, со мной не случится. Но в этот раз героиня моего сна не была мной. Я чувствовала, что смотрю ее глазами, но это была посторонняя женщина.

Впервые я увидела этот сон вскоре после того, как Клари рассказала мне легенду. Но затем я видела его снова и снова, и каждый раз все ярче и ярче становились его цвета, все громче и отчетливей звуки. С каждым разом мое сердце билось чуточку быстрее от ужаса и восторга. И однажды, накануне моего шестнадцатилетия, я увидела мой сон так ясно и отчетливо, что это почти граничило с явью.

Во сне я шла по пустому дому. Большому, прекрасному дому. Мне он был совершенно незнаком, но, несмотря на это, я ощущала его самым родным, драгоценным местом в мире. Он, без сомнения, принадлежал знатным людям, жившим на богатой, плодородной земле. Но сейчас в нем царило безмолвие, и единственным звуком, нарушавшим глубокую тишину, были мои собственные шаги.

Я переходила из комнаты в комнату, как привидение, даже как тень привидения. И смотрела на все вокруг немигающим кошачьим взором, словно стараясь запомнить каждый дюйм моего возлюбленного дома и не надеясь когда-нибудь увидеть его снова. Каждая мелочь впечатывалась в мое сознание, будто я готовилась отправиться в изгнание.

Все было тихо, но это молчание на самом деле было наполнено голосами давно ушедших людей, только я не могла понять, кто они такие. В воздухе было эхо горьких слов и обидных упреков, иногда слышался хлопок закрываемой двери. И вот весь дом снова стоял пустой. Он принадлежал мне.

Проходя из комнаты в комнату, я притрагивалась к вещам, осторожно, как жрица в храме. Вот мои пальцы погладили резные перила на полукруглой лестнице, сладко пахшей воском и деревом. Чуть поодаль стояло в золоченой раме зеркало, и я повернулась, чтобы взглянуть в него. Но в темном старинном стекле возникло чужое отражение.

Это было лицо незнакомки, женщины, которую я прежде никогда не встречала. И, несмотря на это, мне были знакомы рыжевато-каштановые волосы, и раскосые зеленые глаза, и странная полусумасшедшая улыбка. Я долго глядела на отражение незнакомки и потом с тайной удовлетворенной улыбкой опустила глаза.

Далее я увидела огромный, махагонового дерева стол. Положив на его холодную полированную поверхность ладони, я почувствовала, как дерево согревается от моего живого тепла. В центре стола стояла красивая серебряная ваза с увядшими чайными розами. Едва я коснулась цветка пальцем, как лепестки осыпались на стол, словно хлопья снега. Вдруг послышался голос — он напоминал голос моей мамы, но я никогда не слышала от нее такого тона. Он произнес: «Ты разрушительница, Беатрис» с выражением глубочайшего презрения.

В стороне на полу стояла огромная китайская ваза, наполненная сухими розовыми лепестками и заостренными зернышками лаванды. Наклонившись, я зачерпнула ладонью горсть лепестков и понюхала их. Затем опустила руку, и они просыпались на пол. Это было не важно. Скоро все это не будет иметь никакого значения.

Вдалеке давно уже слышался шум бури, теперь она перевалила через округлые спины холмов и подступила к нашим лесам. Я подумала о двух детях, маленькой девочке и малыше-мальчике, которых увозят в страшной спешке из этого дома, а дождь барабанит по крыше кареты и лошади в страхе ржут и задирают головы. Я знала, что они будут в безопасности. Плоть от плоти моей, кость от моей кости. Они унаследуют Вайдекр, и один из них сумеет совершить то, что не удалось мне. Он научится слышать биение великого сердца Вайдекра. Он овладеет магией земли. Это будет привилегированное дитя.

Тисненые обои мягко подались под моими пальцами. Бархатные драпри на окнах были шелковистыми и нежными, как шерсть новорожденного теленка. Я прижалась лбом к толстому стеклу окна и улыбнулась.

В доме царствовала тишина. Я слышала, как в гостиной часы тонко и мелодично вели свою песню: тик… тик… тик… А в холле старинные дедушкины часы басовито поддакивали: ток… ток… ток… Теперь я услышала еще один новый звук. И я насторожилась, как крыса в норе.