Привилегированное дитя - Грегори Филиппа. Страница 35

Я грезила наяву. Воздух был таким же сладким, как и в тех пустых комнатах, по которым бродила женщина моего сна. Я подняла голову к небу и удивилась, не ощутив на своих губах падающих дождевых капель, намочивших лицо Беатрис.

Дождя все еще не было. Сегодняшний день был совершенно другим. Это был не сон. Я вышла на прогулку и бесцельно отправилась в сторону Холла, перед тем как засесть за утреннюю работу с мамой или заняться разглядыванием чертежей нового дома с дядей Джоном. Но почему я так упрямо шла к развалинам, рискуя попасть под дождь, я не знала. И откуда возникло это чувство какой-то подчиненности чужой воле? И что за звук слышу я в ушах, и что это за боль под самыми ребрами?

И так, ничего не зная, я продолжала идти вперед. Я ступала, как лунатик, довольно быстро, миновав розовый сад, заросший сорняками высотой с розовые кусты. Они одичали и распускались сейчас крохотными малиновыми, алыми, белыми и розовыми бутончиками, а вокруг стоял лес молоденьких рябин и высокого розового лихниса. Я помедлила, чтобы сорвать одну из его веток, и стала разглядывать очаровательное созвездие цветов, похожих на раковины и совершенных по форме. Затем я подняла глаза и поднялась по ступеням белой летней беседки.

Он был здесь.

Услышав мои шаги, он вышел и встал в дверях, поджидая меня. Его смуглое лицо светилось радостью, и моя собственная боль улетучилась в одно мгновение при виде него. А поющий звон в ушах умолк, словно кто-то мягко положил руку на струны арфы. Из-за туч неожиданно выглянуло солнце и залило все вокруг золотым волшебным светом, заставив сад сверкать и искриться, точно по мановению волшебной палочки. Я легко, словно танцуя, взошла по ступенькам, и он протянул мне навстречу руки, а я подняла лицо для поцелуя.

Его рот жадно прижался к моим губам. Я отклонилась назад под его тяжестью, но руки мои обхватили его голову, и я прижала его к себе. Ветка лихниса выпала из моих пальцев, Ральф крепко прильнул ко мне, и я почувствовала все его теплое стройное тело, такое гладкое и упругое, как у юноши. Он уверенно поднял меня на руки, будто мы были давнишними влюбленными, и нежно опустил на пол, точно принцессу на ее ложе. Сам он тоже лег рядом со мной, и я притянула его голову, чтобы поцеловать его рот, и закрытые веки, и гладкий лоб, и мысок волос над ним. Я слегка взъерошила их пальцами в немом экстазе счастья, моей любви к нему и сумасшествия этого дня.

Затем я почувствовала, как он растегивает на моей спине платье торопливыми неловкими пальцами, и чуть приподняла плечи, чтобы облегчить ему эту задачу. Его лицо стало чуть печальным от сосредоточенности. Расстегнув каждую пуговичку, он стал с меня снимать платье и я, поднимая поочередно колени, а потом плечи и руки, позволила платью соскользнуть с меня и осталась в одном тонком белье на полу летней беседки.

Он накатился на меня как волна, целуя мое лицо и шею, сжимая и снова целуя мою грудь, теплый живот. Сняв постепенно с меня белье, он стал целовать меня между ногами так, что я распростерлась под ним, парализованная и ошеломленная наслаждением.

— Ральф! — застонала я, и он поднял на меня глаза, ставшие еще более темными от желания.

— Любовь моя! — тихо сказал он, будто у меня не было другого имени. И он снова опустил голову и стал ласкать меня своим острым твердым языком, а я сжимала пальцами его руку и стонала на каждом выдохе.

Он поднял голову с сокрушенной, несколько виноватой, от нашей неосмотрительности, улыбкой. И он стянул с себя рубашку, скинул ботинки и затем бриджи. При виде его прекрасного обнаженного тела я даже задохнулась от незнакомого мне чувства. Он упал на меня, будто не мог больше выносить бездействия, и я почувствовала на себе его поросшую волосами грудь, широкую шею у моего лба, спрятала лицо на его плече и с наслаждением вдохнула волнующий запах его кожи.

— Ральф! — простонала я опять, и весь мир вокруг, весь мир Вайдекра эхом отозвался на его имя. Беседка, сад, дом были полны его именем, так же как была полна им вся земля. — Ральф! — и он вошел в меня. Это было похоже на удар ножа в том сне, и когда я взглянула вверх, то опять увидела виноватую улыбку, какую видела у него тогда. И он смотрел на меня темными влюбленными глазами.

— Мисс Лейси, — мягко произнес он и поцеловал мои веки, и завитки волос на висках, и нежную кожу под глазами, и слизнул слезинку с моей щеки.

Он был так нежен, будто боялся сделать мне больно. И действительно, несколько раз я испытывала боль, но каждый раз она приносила с собой наслаждение, каждый головокружительный момент был восторгом, и я выгибала спину и стремилась навстречу его телу, словно заждавшаяся супруга. Наслаждение становилось все более и более интенсивным, а его движения — все более и более быстрыми, пока они не превратились в ослепление восторга, и я перестала понимать, где я, кто я и что я. Был только Ральф.

Потом мы долго лежали в молчании.

Через некоторое время он приподнялся и, потянувшись за своим сюртуком и моей шалью, укрыл нас ими словно одеялом, и я прижалась к нему крепче.

Облокотившись на руку, он держал меня словно какой-то драгоценный предмет, порученный его заботам. А я прижалась лицом к его шее и с наслаждением вдыхала знакомый запах его кожи и какой-то странный, более глубокий запах, напоминающий мускус.

Для меня существовало только «сейчас». И только это место. Все, что я видела, это профиль Ральфа, когда он смотрел на полуоткрытую дверь. Все, что я ощущала, — это тепло его тела на мне и легкую боль там, где он только что был. И какой-то странный покой, который воцарился в моей душе. Я хотела бы уснуть в его руках и проснуться, когда он разбудит меня. Я закрыла глаза и почти задремала, вдыхая запах вереска и старого дыма.

— Идет дождь, — тихо сказал Ральф.

Я открыла глаза. Сквозь полуоткрытую дверь мы видели, как стена дождя обрушилась на общинную землю, ветер наклонял тонкие березки к земле, и капли серебряными копьями пронзали каждый лист.

Буря грохотала по крыше, как по барабану, и беседка скрипела, как баржа в море. Мы прижались друг к другу в своем укрытии, защищенные от остального опасного мира.

— Ты простудишься, — озабоченно сказал Ральф.

Он подал мне платье и стал натягивать на себя рубашку. Я кое-как оделась и обернулась к нему. Он сидел, облокотившись на стену, широко раскинув ноги.

— Посидишь со мной еще? — нежно предложил он.

Я уселась рядом, и мы стали молча наблюдать за дождем. Так прошло много долгих минут. Тучи, собравшиеся над нами, были темными и тяжелыми, какого-то странного фиолетового оттенка. Но пока мы наблюдали за ними, поднявшийся ветер погнал их к развалинам дома, потом дальше к Экру и унес, наконец, к морю, где дождь обрушился в соленую воду. Ветер разорвал пелену туч, и между ними мелькнули просветы голубого неба. Стук капель по крыше стал затихать и наконец совсем прекратился, и ничто больше не мешало нам смотреть на сад. Зелень вокруг сияла бриллиантами капель, каждый лист сверкал, как королевская корона. Чудесный запах омывал Вайдекр: запах свежей влажной земли и молодых листьев. Я слышала, как вдалеке бубнит громче обычного Фенни, напоенная мелкими потоками и ручьями.

Мои волосы распустились, и, отделив одну прядь, я стала бездумно накручивать ее на палец. И вдруг я замерла. Звон в ушах усилился, прядь волос вокруг моего указательного пальца была рыжей. Рыжей, как у лисицы. Это были волосы Беатрис.

И Холл рядом с нами не был разрушен. И не носился в воздухе запах старого пожара. Сад был великолепен, весь засаженный ухоженными кустами роз. Камни террасы были ровными и идеально гладкими. Стены дома сверкали, словно желтая жемчужина, колыхались тяжелые занавеси в окнах, высокая деревянная дверь была приветливо приоткрыта, и дым курился над крышей.

Я в ужасе отвела взгляд и приложила руки к полу. Мне казалось, что я падаю, что земля уходит из-под моих ног и что я качусь в сумасшествие, в котором сны можно принимать за реальную жизнь, где я могу в любой момент стать Беатрис.