Стрелок-2 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 10

— Понимаете, Дмитрий, — начал говорить он, от волнения перескакивая с одного на другое. — Я в эту пушку душу вложил! А они — неустойку! Я им говорил — снаряды транспортировать надобно аккуратно, а они их валом! Капсюля старого образца — непредохранительного типа! А они — контракт выполнен с опозданием! Неустойка!

— И что большая неустойка? — вычленил главное из взволнованной речи инженера Будищев.

— Более шестидесяти тысяч рублей!

— Не кисло! — хмыкнул унтер. — И у вас таких денег нет?

— Нет. Правда, не всё так плохо. Как изобретателю мне причитается награда в тридцать две тысячи рублей. Даже если начёт не снимут, то долг перед казной будет вполовину меньше. Впрочем, половины у меня тоже нет.

— И что делать?

— Всё зависит от комиссии. Если удастся благополучно отстрелять пробную партию, то начёт с меня снимут. А если я всё-таки получу вознаграждение, то…

— Владимир Степанович, — перебил его Дмитрий. — А возьмите меня с собой?

— Зачем?

— Занадом. Просто возьмите и всё. Пригожусь.

— А давайте! Всё равно дел по вашей специальности на фабрике, действительно, пока нет. А Пётр Викторович очень не любит когда люди, которым он платит жалованье, сидят без дела. Поэтому, пока что вы будете при мне. Человек вы бывалый, посему, полагаю, ваш совет лишним не будет.

Громкое название полигона носил большой пустырь за городом, изрытый воронками от разрывов. Все более пригревавшее солнышко превратило замерзшую землю в непролазную грязь, в которую никому не хотелось лезть. На самом краю сиротливо стояло одинокое орудие, вокруг которого потерянно толпились хмурые солдаты в серых шинелях. Командовал расчетом молодой прапорщик — совсем ещё мальчишка, как видно, совсем недавно выпущенный из юнкерского училища. Ждали приезда инженера Барановского, изобретшего это самое скорострельное орудие. Оный изобретатель должен был оценить годность патронных выстрелов и дать свою экспертную оценку о возможности их дальнейшего использования.

Дело заключалось в том, что новомодные (и очень дорогие) гильзы были помяты из-за небрежного хранения во время боевых действий. По-хорошему, их следовало бы списать, как пришедшие в негодность. Но с этим были категорически не согласны чиновники из интендантского ведомства.

Когда появился экипаж, доставивший на полигон инженера, прапорщик облегчённо вздохнул и, приказав артиллеристам готовиться к испытаниям, направился навстречу новоприбывшим. Молодой человек был не чужд прогрессу и либерализму, а потому считал неприличным подчеркивать своё превосходство перед статскими.

— Добрый день, — поприветствовал его вылезший из коляски Барановский.

— Здравия желаю! — звонко отозвался молодой человек. — А мы вас заждались…

Но тут случилось нечто такое, отчего офицер едва не лишился дара речи. Вслед за изобретателем из экипажа появился нижний чин, очевидно, прибывший вместе с ним. Прапорщик сначала подумал, что это юнкер или вольноопределяющийся, однако погоны неопровержимо свидетельствовали, что перед ним пехотный унтер-офицер. Причем, настолько наглый, что даже не подумал выйти первым и помочь инженеру выбраться.

— Здравия желаю, Вашему Благородию, — поприветствовал он прапорщика, но именно, что поприветствовал.

Не гаркнул, вытянувшись во фрунт, подобострастно взирая на начальство, а просто сказал, не забыв, правда, отдать честь. На глазах молодого человека рушились основы мироздания, и спустить этого было никак нельзя. Однако, прежде чем успел он обрушить на нечестивца свой гнев, глаза его остановились на увешанной крестами груди. Знак отличия Военного ордена у нижнего чина, после прошедшей войны, был не такой уж редкостью, но вот полный бант — был событием явно неординарным. Унтер-офицерские басоны и светло-бронзовая медаль за участие в боевых действиях дополняли картину. Но самое главное, сам Барановский воспринимал соседство с унтером, как нечто само собой разумеющееся, поэтому офицер решил повременить с возмездием.

— Прапорщик Штиглиц, — сухо представился он.

— Барановский Владимир Степанович, — улыбнулся инженер и протянул руку.

— Людвиг Александрович, — закончил церемонию знакомства молодой человек и обменялся с изобретателем рукопожатием.

— Весьма рад, а где поручик Петропавловский?

— К сожалению, он захворал и не может командовать испытаниями.

— Печально. Надеюсь, ничего серьезного?

— Прошу прощения, но не осведомлён, — пожал плечами прапорщик, а затем, не выдержав, спросил вполголоса: — А кто это с вами?

— Унтер-офицер Будищев, — ещё раз козырнул наглый унтер, с интересом разглядывавший окружающих.

— Это мой сопровождающий, — поспешил успокоить молодого человека Барановский и тут же поспешил перейти к делу. — Показывайте, что тут у вас?

Повинуясь приказу прапорщика, солдаты открыли стоящий неподалеку от орудия передок и начали вынимать из него снаряды и раскладывать их на длинном и узком, грубо сколоченном, столе. Одни из них выглядели относительно пристойно, на жестяных гильзах других имелись вмятины, третьи и вовсе были помяты до неприличия. Инженер принялся внимательно осматривать снаряды, делая при этом пометки карандашом в записной книжке.

— Вы что их — насыпом хранили? — удивлённо спросил суетящихся артиллеристов Будищев.

— Тебе какое дело, пехоцкий? — буркнул в ответ рослый фейерверкер.

— Никакого, — пожал плечами Дмитрий и, сплюнув от досады на землю, отошел прочь.

— Вот и не лез бы, куда тебя не просят!

Между тем на полигоне появились новые действующие лица. Впереди размашисто шагал руководитель испытаний — генерал от артиллерии Фадеев. За ним мелко семенил исправляющий должность начальника полигона — полковник Эрн. Следом, чуть отстав, шли остальные офицеры. Среди последних выделялся своим независимым видом представитель Главного штаба — подполковник Мешетич.

— Здравствуйте, господин инженер, — поприветствовал Барановского генерал и покровительственно протянул руку, которую тот с почтением пожал. — Ну что, Владимир Степанович, сами видите, в каком состоянии ваши хваленые снаряды?

— Именно так-с, — поспешил поддакнуть Эрн.

Со стороны эта пара — высокий сухопарый генерал и низенький полный полковник выглядела довольно комично; но смеяться, глядя на них, совершенно не хотелось.

— Я уже высказывал своё мнение, Ваше высокопревосходительство, — обреченно махнул головой изобретатель.

— Тогда приступим?

— Как вам будет угодно.

— Значит, так! — в голосе Фадеева прорезалась сталь. — Целые снаряды убрать!

— Сию же секунду! — преданно подхватил начальник полигона.

Пока артиллеристы выполняли приказ, подполковник [13] Мешетич, сделав, как бы случайно, несколько шагов в сторону, оказался рядом с Будищевым.

— Ты что здесь делаешь? — вполголоса спросил он унтера, не поворачивая к нему головы.

— Мимо проходил, Ваше Высокоблагородие!

— Ну-ну, — отозвался Мешетич и, казалось, совершенно потерял интерес к странному нижнему чину.

— Надеюсь, господин Барановский, — продолжил генерал, как только на столе остались только поврежденные снаряды, — вы помните условия испытаний?

— Разумеется! — кивнул тот. — Нужно сделать не менее тридцати выстрелов, тогда испытания будут сочтены успешными.

— Замечательно! С какого вам будет угодно начать?

— Мне это безразлично, Ваше Высокопревосходительство! Тем паче, что их осталось всего тридцать!

— Разве? — картинно удивился генерал. — А ведь и верно. Ну, что же, тем меньше расходов для казны. Вы что-то хотели сказать, Владимир Степанович?

По лицу Барановского было видно, что ему много что хотелось сказать генералу, но он сдержался. Вместо этого, инженер осмотрел лежащий с краю стола снаряд и, после обмера и описания повреждений, велел подать его к орудию.

— Заряжай! — скомандовал Штиглиц.

— Ваше выскопревосходительство, — подобострастно обратился к генералу Эрн, — по инструкции полагается отойти от орудия на двадцать пять шагов.