Зов Лавкрафта (Антология хоррора) - Кабир Максим. Страница 26

Языки трогали его, деловито сновали по поверхности, облизывали, впитывали, выискивали что-то в бороздках, проникали вглубь. Но не убивали. Алла была жива, ее зрачки закатились, как и у жирного чудовища, воздух судорожно вырывался из легких.

— Хватит! — заорал Тимур во все горло и швырнул в кормящуюся тварь початой бутылкой. Стекло раскололось, портвейн залил гладкую морду. Языки резко втянулись в пасть. Желтые, полные ненависти, глаза, уставились на Тимура.

— Орфей, — прошипела тварь, отталкивая несчастную Аллу. С невероятной для ее пропорций ловкостью, мама соскочила с кровати. — Во имя Дагона и Матери Гидры, ты сдохнешь!

Короткие лапы в складках шкуры потянулись к Тимуру. Он опередил существо.

Нож, посланный отработанным движением, впился в переносицу монстра. Рукоять затрепетала между ядовитых, постепенно угасающих глазок. Тварь покачнулась и тяжело рухнула на пол.

Тимур перескочил через тушу:

— Алла!

Она разлепила веки, сонно посмотрела на него. Обнаженный, не отличимый от говяжьего, ее мозг покрылся испариной, как росой. Тимур пытался не думать об этом.

— Ты сможешь идти? — задал он глупый вопрос девушке с трепанированным черепом. Но она кивнула:

— Могу.

И сказала, схватив его за локоть:

— Лидия Тимофеевна…

Он посчитал, что она бредит, но в подъезде его осенило:

— Лидия Тимофеевна! Наш классный руководитель! Ты вспомнила!

Она слабо улыбнулась.

Поддерживая Аллу, Тимур вышел на улицу. Луна зорко следила за беглецами, не упускала из виду. Насмехалась. Тимур подумал: «Как там Силена назвала тварей? Те, кто вылизывают полную луну, как-то так. Дети Гидры…»

Он старался идти тихо, боясь потревожить микрорайон. Словно продирался через вольер с дремлющим хищным зверем.

Ноги спутницы заплетались, волосы прилипли к содержимому черепной коробки, голова безвольно падала на грудь. Во дворе, где Тимур встретил девочку, потерявшую песика, Алла окончательно лишилась сил. Он подхватил ее на руки. Понес хрупкое тело к темной арке.

Черные монолиты высоток внезапно потеряли очертания, поплыли. В них, как на засвеченной кинопленке, расползались светлые дыры, появлялись сквозные червоточины. Дома таяли, лишались форм. Плиты под ногами стали прозрачными, и Тимур увидел примятую сухую траву. Увидел реку прямо за испаряющимся зданием.

Боль ослепила Тимура. Невыносимая боль выкрутила щеку винтом. Он закричал, но Силена снова вонзила зубы в его лицо, в шрам, оставленный цепью паркового пацана давным-давно. Она жевала мясо остервенело, и даже когда он выпустил ее, она повисла, удерживаясь зубами за рвущуюся кровоточащую щеку. Он оттолкнул ее. Силена распласталась на асфальте, красные губы дрожали от ярости.

— Ты убил мою мать, — прошептала Силены. — Кто теперь захочет кормиться мной?

Тимур потянулся к девушке:

— Нет, Алла, нет!

Она завизжала. И дома ответили. Дома завизжали в унисон. Одновременно вспыхнули все окна. Речной-3 проснулся. Сотни прожорливых глоток исторгли крик, соединившийся в звуковом торнадо.

Из желтого света полезли бледные твари, родители, дети Дагона и Гидры. Они ползли по отвесным стенам, прыгали вниз, вертели головами. Они нюхали воздух. Выблевывали извивающиеся щупальца. Языки лакали землю, розовыми бородами стекали с подбородков.

— Убийца здесь! — крикнула Силена и указала на Тимура.

Он попятился. Прочь от дикого блеска ее синих глаз. Он побежал.

За спиной ревела озверевшая стая, зловонное дыхание погони обжигало затылок. И не было старого рыбака, который бы свистнул, отогнал бы речников.

Тимур перепрыгнул через ограду, пересек школьный двор, где детей учили… чему? Лучше не думать об этом.

Река плескалась за забором из рабицы. Он вскарабкался по сетке и очутился на пляже. Подошел вплотную к воде. Он увидел на противоположном берегу потрясающий мираж, коробки панельных высоток, его родной микрорайон. Он увидел собственный дом и отыскал свое окно. Маринка, вредная, шумная, глупая, конечно, спала. Но в маминой комнате горел свет. Что она делает так поздно? Собирает вещи, чтобы уехать из Речного? Тимур надеялся, собирает.

Он посмотрел через плечо. Стая уже взбиралась по забору, хлестали языки, пылали глаза.

У него в запасе было секунд десять.

Он потратил их на то, чтобы еще раз увидеть окно материнской спальни. Бесконечно далекий огонек.

И когда они навалились сзади, Тимур не зажмурился.

Александр Подольский

ТВАРИ ИЗ НИЖНЕГО ГОРОДА

Крысы мешали спать вторую ночь подряд. Пока молнии перечеркивали больное небо Нижнего города, а дождь затапливал подворотни, рядом копошились эти твари. Местное пойло не помогало отключиться, ведь шорохи в стенах и полу проникали даже в сон, обращаясь новыми кошмарами. Лампы вокруг устроенной в кресле постели горели до утра, и грызуны не показывались. Но я чувствовал их присутствие, как и они — мое. Потому что зверь всегда чует другого зверя.

По стеклу сползала мутная жижа, размазывая вид на трущобы. Озеро приближалось. С каждым годом оно увеличивало границы, пухло, пожирало берега, принося в жертву своему главному обитателю рыбацкие бараки. Накинув плащ, я открыл окно, выбрался на решетчатую площадку обрубленной пожарной лестницы и закурил. Дождевые капли заплясали вокруг башмаков, а струйка дыма едва не утонула в потоке воды.

Никаких высоток, никакой техники, никаких верениц газовых фонарей. Все это осталось в Верхнем городе. Здесь властвовал мрак. Заводские трубы выплевывали в небо облака копоти, и над уродливыми домишками нависали черные тучи, не давая выглянуть солнцу. Трущобы напоминали живой организм. Они росли вдоль береговой линии, к ночи расцветая огнями костров и пожаров. Тысячи прижатых друг к другу комнатушек, больше похожих на собачьи будки, сплетались в медленно уходящий под воду лабиринт. Где-то там и должен был прятаться убийца Анны.

Пятиэтажная ночлежка в этой части города выглядела настоящим небоскребом. Выплюнув потухшую сигарету, я поднялся на крышу. Флюгер порос ржавчиной, но стороны света на нем все еще узнавались. С юга тянулась единственная нормальная дорога в Верхний город, с которым меня больше ничего не связывало. Не считая пресвятых карточных долгов. Одинаковые здания топорщились из земли, будто перевернутые кружки на стойке грязного кабака. Бары, притоны, подпольные игровые клубы и сутенерские помойки — всего этого здесь было едва ли не больше, чем обычных жилых домов. Поймав новый порыв ветра, флюгер заскрипел костями и повернулся ко мне. На север.

— Куда пялишься? — спросил я уродца, что напоминал ежа. Хотя дураку понятно, чье изображение поставили на крыше.

Я тоже развернулся и взглянул на темно-синие волны вдалеке. Утренний туман поднимался из низины, где оживали трущобы. Озеро казалось бескрайним, словно и не было остального мира за кромкой воды. Вспомнились кошмары, что начались, как только я заселился в «Морок». Перед глазами встали рыбаки… Фанатики считали, что сказывалась близость к нему, не зря ведь Обитателя озера называли еще и Властителем мертвых снов. Если раньше подобная чушь жила только в мозгах рыбаков, то теперь и самые обычные люди верили в этот бред. Газетчики, психи, любители легкой наживы и народная молва превратили спящую на дне тварь в древнее божество. Служители культа Глааки были довольны.