Гнилые холмы (СИ) - Серяков Павел. Страница 15

– Какие к херам собачьим волки?! – прокричал младший из отряда Горста. – Я тебе суке дам волков!

Между деревьев мелькнула тень. Два десятка шагов, не более.

Конь Рейна испуганно заржал и попятился.

Никто более не кричал, никто не произнес ни единого слова. Боковым зрением он уловил движение справа, между деревьев снова мелькнула тень, а после другая тень выползла на дорогу по левую руку от младшего из отряда выжлятников.

Если бы он мог, то обмочился бы вновь, и никто в целом свете не посмел бы осудить парня, ибо на дороге он был не один, и от чего-то он понимал это.

В ноздри ударила уже знакомая ему вонь. Парень не потянулся к луку, не схватился за меч. Знал, что это не поможет.

– Прежде здесь жили волки, – прозвучал голос в его голове. Голос, от одного лишь звука которого хотелось провалиться сквозь землю. – Прости мне мою ошибку. Я сама сломала свое колдовство.

По щекам потекли слезы. Губы Рейна задрожали.

– Оставь меня. Заклинаю именем Отца Переправы, – прошептал он.

– Как ты можешь заклинать именем, которого не знаешь? – голос в его голове стал в разы отчетливее. – Тебе не стоит бояться меня, ведь я не желаю тебе зла. Оставлять тебя я, к счастью, тоже не намерена. Я хочу подарить тебе то, что ты захочешь получить в дар. В обмен на услугу, разумеется. Обмана не будет. Ты мне, я тебе.

– Оставь меня, – вырвалось из груди Рейна, – умоляю.

Голос, звучавший в его сознании, был прекрасен. Прекрасен настолько, что внушал ужас своей ирреальностью. Проповедники Отца Переправы говорят, что Угольный Берег, в отличие от избранного Отцом берега Озаренного, тоже прекрасен, но красота та губительна и враждебна.

– Когда ты поймешь, что готов просить меня и выполнить мою просьбу, позови моих дочерей, они подскажут тебе, что нужно сделать.

– Подскажем, Матушка, – заговорили тени. Тень спереди исчезла, за ней растворились те, что были по левую и по правую от Рейна сторону. – Подскажем, Хозяйка, – прошептал ветер, и Рейн вывалился из седла.

Удар о землю не привел его в чувства, не потушил его воспаленное сознание. Тело Рейна дрожало как при лихорадке, а голова болела так, словно в затылок был вбит раскаленный добела стальной прут.

– Возлюбленная, Покинутая, Скорбящая, – прошептал он, словно закрепляя в уме новые для себя имена. 

Староста деревни Ивы смотрел, как со стороны пролеска, опустив голову, в их направлении медленно, будто после тяжелой конной рубки, движется всадник.

– Зибор, – обратился он к сыну, – мои глаза не обманывают меня?

Молодой и рослый парень вышел из амбара и, вытирая о фартук покрытые кровью руки, сказал:

– Порося забита, отец. Кровь стечет…

Зибор уловил направление взгляда стоявшего на крыльце отца и прищурился.

– Да, отец. Это один из тех секуторов, которых Куба видел сегодня утром.

– Вели мужикам собраться в амбаре и…

– Веревки, да, отец?

Лешек грустно хмыкнул в густую, но преждевременно поседевшую бороду:

– Я не знаю, сын… У него же с собой оружие есть. Вит сказал, что один из них точно не будет опасен. Да тот ли к нам едет?

– Нас больше. Сдюжим.

Лешек оперся на палку, без которой не мог ходить, и медленно повернулся к сыну.

– Даст Отец Пере... – он осекся. С недавних пор про Отца Переправы говорить было не принято, – надеюсь, сдюживать не придется.

В глазах отца Зибор видел то, что ненавидел больше всего – сомнения.

Староста Ив в годы столь быстро оборвавшейся молодости успел принять участие в ряде войн и не понаслышке знал, что может сделать человек, обученный ремеслу рубаки, с вооруженными цепами и дубинами крестьянами. Они бы взяли его числом, спору нет. Взяли бы хитростью, без сомнения. Напали бы со спины и одолели. Могло случиться так, что не потеряли бы при этом никого из своих, но что будет после? За убийство секутора, человека, которого на эту поганую службу отправил его светлость Одд Бауэр, храни, Господь, его род, полагалось колесование, а то и хуже. Как-то раз на востоке Оддланда пьяный секутор сцепился языком с не менее хмельным охранником купца. Лешек уже не помнил, как звали охранника, и никогда не интересовался именем его хозяина. Лешеку было достаточно знать, что того верзилу распяли на Кретчетовом поле.

– Пожалуй, приготовьте веревки, – наконец произнес староста, видя, что сын ждет от него ответа, – но вели мужикам ни в коем случае не бить секутора. Вели в первую очередь схватить его за руки и не дать вытащить меч из ножен, – он вновь повернулся и увидел, как конь незваного гостя мчит своего ездока, не разбирая дороги.

– Отец.

– Да, Зибор?

– Велеть бабам попрятаться в домах?

– Вели, а я пойду поприветствую гостя. Глядишь, он по делу к нам.

– Знамо, что по делу, да вот по какому...

Залаяли деревенские псы. С тех пор, как их жизнь круто переменилась, собаки лаяли без умолку, но этот день до сего момента был на удивление тихим. Звери чувствовали, что их век подходит к концу. Староста не знал, чем собаки не угодили их новым хозяевам.

– Как этот уедет, отведи собаек к поросе. Пора уже...

– Собаек-то жалко.

– Себя пожалей.

Всадник остановился под аркой и молча оглядел деревню.

– Я действую от имени его светлости Одда Бауэра по поручению его милости барона Дидерика Ланге. Мое имя Рейн, – Рейн спешился. Поднес дрожащую руку к губам и оглушительно свистнул:

– Э! Голытьба, по розгам затосковали?! Кто в вашем запечье главный?!

Староста Лешек выдохнул, оперся на палку и, уходя, бросил сыну:

– Жди с мужиками у амбара. Ничего не делай без моего согласия.

– Понял тебя, батя, – кивнул Зибор и попятился назад, – ты токмо свистни, мы сцапаем его… Бать.

– А?

– А Сестры сейчас с нами?

– Сестры сейчас везде.

– Бать.

– А?!

– А чего они велят?

– Велят повторять за ними каждое слово. Велят тебе думать о приготовлениях к завтрашнему празднику. Говорят, что и сам ты их скоро увидишь.

Часть III

Подношения

Глава 1

Бой начался стремительно. Старший из парней Горста, задыхаясь, отскочил от вооруженного серпом дурака.

В прежние дни Аарон с легкостью мог намотать на нож потроха сотни таких вахлаков. Что изменилось?

Он сам растерял сноровку, или же вахлак, от которого разило хуже, чем от твоего козла, был лучше подготовлен? Ни один удар Аарона не достиг цели. Боевой нож, прежде служивший ему верой и правдой, теперь был бесполезной стальной щепкой в руках неумехи.

Аарон приложил ладонь к кровоточащей щеке. «Когда он успел?» – подумал он и, сплюнув кровь, отправил на землю осколок зуба.

– А ты отчаянный,– прогнусавил рыбак с тавром Ланге на шее, – но ты лишь волчатник, не знающий ничего о своей матушке.

Гнилозубый не отличался прытью. Его движения были предсказуемы и глупы. От ударов он уходил шагом назад  и всякий раз, спотыкаясь, по одной лишь известной Отцу Переправы причине не падал навзничь, сохранял равновесие и наносил ответные удары ржавым серпом. Удары, большая часть которых не годилась даже на то, чтобы толково срезать рожь. Серп вспарывал воздух вновь и вновь, но отбивать эти удары становилось каждый раз все сложнее.

– Еще не уразумел,а волчатник?

Рыбак отскочил назад. На сей раз ловко и почти по-кошачьи. Взгляд больных желтушных глаз был весел, полон задора. Такой взгляд бывает у простофиль, которых ярморочный зазывала уговорил сыграть в кости и дал возможность выиграть пару-тройку конов. Наивный азарт и вера в собственный успех.

Увы, Аарон не был ярморочным зазывалой, и в поддавки с гнилозубой паскудой он не играл.

В прежние дни Аарон с легкостью вышибал дерьмо из подобных идиотов, но сейчас кровавые пятна росли на рубахе верзилы, а не его противника.