Потеряшка (СИ) - Соловьев Роман. Страница 29
— Шеф, сколько стоит доехать до Зареченска?
Таксист широко зевнул:
— Далеко собрался, дорогой. Меньше чем за десять «штук» не поеду.
— У меня только пять… — я задумался, — и телефон отдам, совсем новый.
Таксист внимательно осмотрел телефон:
— Что, дорогой, так срочно надо?
— Не хочешь ехать, тогда другого найду…
— Ладно. Не горячись. Давай, садись, домчу тебя с ветерком!
Таксист оказался не в меру общительным. Пока мы доехали до места, я уже знал не только все последние политические события в стране, но и всех его родственников и соседей.
Когда добрались до Зареченска, я попросил таксиста еще немного проехать по трассе и остановиться у поворота на бывший пионерский лагерь. Стояла уже тихая звездная ночь. Перед тем как отдать телефон, я отправил Юле и Даниле смку: «Я решил вернуться назад, в 1989».
Выйдя из машины, я вдруг ощутил, что меня уже ничего не связывает с настоящим временем. Пора возвращаться назад. Возвращаться в СССР. Хотя стояла ночь, но звезды и полный бледный месяц довольно хорошо освещали узкую тропинку в лесу, и я на удивление быстро нашел знакомый овраг. Осмотревшись по сторонам, тут же неторопливо полез вниз по склону.
Когда я очутился на дне оврага, то поднял голову, и заметил, что сверху над самой кромкой опять стелиться густой белый туман. Очень странное и непривычное явление — туман в ночной мгле. Присмотревшись, я заметил неподалеку от себя темный предмет, и когда подошел ближе, с удивлением понял, что это мой рюкзачок, который я потерял еще во время побега.
Просидев еще немного внизу, в овраге, я дождался, пока сквозь пелену тумана начали пробиваться первые ранние отблески зари, повесил на спину рюкзачок, и решительно полез наверх.
Не успел я вылезти, как тут же услышал сзади хруст сухих веток.
— Соколов, падла! — окликнули меня сзади, и обернувшись, я увидел грозного физрука Юру и нашего пионервожатого Бориса.
Борис подошел и больно схватил меня за руку:
— Ты что же нас подводишь, сученок? Ноги, значит, решил сделать… Говорил я тебе, Юрка, не мог он далеко уйти…
— Вы мне только одно скажите… — пробормотал я, — какой сейчас год?
— Володя, ты что, в овраге головой ударился? — нахмурился физрук, — восемьдесят девятый, какой же еще…
— Слава Богу. И значит мне опять тринадцать.
Физрук и пионервожатый настороженно переглянулись:
— Хорошо хоть Степа Мосол рассказал нам, что ты на лыжи решил встать. Мы сразу бросились в лес тебя искать. А если бы ты, дурачок, далеко зашел, и на диких кабанов наткнулся? Или на деда Кондраша? Петрович сейчас в лагере рвет и мечет, твоим родителям уже позвонил, чтобы приехали…
Когда мы вернулись к лагерю, уже начало рассветать. Разъяренный и покрасневший Петрович встретил меня возле ворот.
— Соколов, не ожидал я от тебя такой подлянки. Не хорошо это, сынок…
— Я вам не сынок. И вообще… разве хорошо металлолом из лагеря тырить?
Физрук отвернулся, а Борис непонимающе посмотрел на начальника лагеря, а потом на меня:
— Какой еще металлолом?
Петрович еще больше раскраснелся и окликнул физрука:
— Юра! Закрой этого щенка в штабе, в моем кабинете. И глаз с него не спускай, через три часа его отец приедет…
Когда физрук повел меня к штабу, я услышал, как Борис опять спросил у Петровича:
— Валентин Петрович, а про какой металлолом он говорил?
— Борька, что ты слушаешь этого полоумного… по нему детская колония давно плачет… — Петрович махнул рукой, и побрел в сторону столовой.
На входе в штаб, я взглянул на часы, было только шесть утра.
— Расскажи, зачем бежал-то? — поинтересовался физрук Юра, — чем тебе в лагере хреново? У вас же тут условия как в санатории… Все вам советская власть дает…
— Жаль только, что не будет скоро никакой советской власти… — печально вздохнул я.
— Соколов, — нахмурился Юра, — ты когда домой приедешь — обязательно врачу покажись. Точно в овраге башкой ударился. Несешь всякую чушь…
Физрук закрыл меня в кабинете Петровича на ключ, и быстро вышел. Я подошел к зеркалу, и вздохнул с облегчением, увидев в отражение худощавого парнишку с короткой челкой и слегка оттопыренными ушами. У меня все получилось! Я опять в детстве, и снова в тихом безмятежном СССР, жаль только, что существовать Союзу осталось чуть больше двух лет…
Когда-нибудь в будущем я еще наверняка встречу Юлю… только, конечно, пораньше, не в сорок три года… А еще… у меня будут два очень важных дела в будущем. Я взял бумагу и карандаш, и написал:
1.Сделать так, что бы Димка Горшенин ни за что не попал служить в Чечню.
2.Найти отца Юли в 2005 году и предупредить его об опасности.
Пожалуй, это все, что в моих силах. Спасти СССР от распада, я, конечно уже не сумею…
Вскоре горнист протрубил подъем, и ребята стали неторопливо выходить из корпусов на зарядку и пробежку. Издалека я заметил и Лену, в синем, обтягивающем трико и белоснежной футболке…
Я просидел взаперти, в кабинете Петровича, еще два часа. Физрук Юра принес мне из столовой булочку и чай.
— Подкрепись, беглец. Скоро уже твой батя подъедет. Он, оказывается, еще в начале шестого выехал. Сразу, как только Петрович ему позвонил…
Физрук ушел, а я медленно бродил по кабинету от стенки к стенке. Меня переполняла радость. Получилось! Все же удалось вернуться назад… Когда я выглянул в окно, то увидел, что к воротам подъезжает знакомый желтый «Москвич» моего отца.
Эх! Жаль сотовый телефон пришлось таксисту отдать… Как я теперь докажу ребятам, что в будущем побывал…
В коридоре Штаба послышался голос начальника лагеря:
— Сергей Иванович, сожалеем, но после такого вопиющего поступка мы не можем оставить Володю в пионерлагере. Более того, я должен сигнализировать о поступке вашего сына в детскую комнату милиции, по месту жительства.
Двери открылись, и отец, войдя в кабинет, сурово посмотрел на меня:
— Володька, что же ты натворил, стервец…
— Я думаю, Владимир, ты сделаешь для себя правильные выводы и приедешь к нам вновь, но уже в следующем году, — тихо пробормотал Петрович.
— Я-то может и приеду. Да только вас здесь уже не будет. Снимут вас с должности.
Директор покраснел, хотел что-то сказать, но пошамкав губами, передумал.
— Нечего ему по пионерлагерям ездить, за такое поведение, — рявкнул отец. — Поедет теперь к бабушке в деревню, коз пасти…
Когда мы вышли из Штаба и брели по центральной аллее, почти все ребята собрались возле корпусов, тревожно поглядывая на меня, как на отъявленного преступника. Я заметил и Степку. Он тут же отвернулся, наверняка стало стыдно, что сдал меня с потрохами.
Возле ворот стоял весь наш отряд.
— Иди Володька, прощайся, — подтолкнул меня отец и взял из моих рук рюкзачок.
Ребята смотрели на меня, как на заморскую диковинку.
— Ну ты и учудил, Сокол… — присвистнул Яшка.
Я пожал всем ребятам руки на прощание, и заметил грустный взгляд Лены.
— Зачем ты это сделал, Володя? — тихо спросила пионервожатая.
Я подошел к ней, взял за руку и тихо, почти шепотом сказал:
— Лена. Все у тебя будет хорошо. С твоим моряком. Верь мне.
И когда уже хотел уходить, вспомнил:
— Если у тебя когда-нибудь будет дочка, назови ее Юлей.
Лена кивнула и чуть заметно улыбнулась.
— Ну все, Володя, иди… отец тебя уже ждет…
Когда мы сели в машину, по крыше забарабанил мелкий летний дождь.
Мы выехали на трассу, и вскоре отец повернул машину в сторону Волгограда.
— Пап, а что так медленно едем? Всего семьдесят…
— Нормально едем, сынок, торопиться нам теперь некуда…
Да… Торопится действительно теперь было некуда.
А еще я думал о том, что может быть, теперь все в будущем будет по другому. Люди станут лучше относиться друг к другу, больше ценить жизнь и отстаивать свои интересы. Быть свободными и честными, в какой бы стране и при каком бы строе они не жили… По крайней мере, я очень на это надеялся…