Княжна (СИ) - Лиин Аника. Страница 26

А ловко Мстислава придумала с этими игрищами! Молодец. И нурманы пар спустили и наши удаль молодецкую показали. Чего стоило только одно перетягивание каната! Кстати, его нурманы дали. Сначала наших в грязи вываляли, а потом и сами повалялись! А вот по бревнам нурманы молодцы, бегали как белки по деревьям, никто не упал, не то что наши. Но самое главное мастерство викинги показали в метании боевых топоров. Это было что-то. Причём нужно было не только попасть и воткнуть в вкопанное вертикально бревно, но и расколоть его по вдоль. Бы у нурман один такой умелец, по имени Сигурд Можжевельник. Первый топор он вогнал с расстояния в самый верх бревна. Оно врубилось с хрустом. Я заметил, как от него пошла небольшая трещина. Второй топор он кинул, вогнав ниже по стволу. Трещина удлинилась и расширилась. И третий топор, он кинул с придыханием: «Кха»! Лезвие топора врубилось в ствол ещё ниже. Раздался треск и бревно раскололось. Народ вокруг восторженно гудел. Сигурд самодовольно оглядел всех. Остановил взгляд на мне. Я ему кивнул и показал большой палец. Из наших, навряд ли кто так смог бы. Всё же эти северные отморозки хороши!

Поглядел в смеющиеся глаза Гуннульва. Он кивнул на княжну, что сидела на крыльце в кресле. Потом на столб, на котором висели призы. До верха пока ещё никто не долез и все призы были на месте. И висели там сафьяновые красные сапожки, женские. Красивые. Я усмехнулся, тонкий намёк на толстые обстоятельства был мне понятен. Глянул ещё раз на Мстиславу. Заметил машинально за собой, что не называю её уже мелкой. Почему? Наверное, что-то изменилось. И изменилось после танца. Когда прижимал её к себе. Да, эта не побежит искать себе того, кто помоложе. Менталитет не тот. Да и я ещё не старый. Почему бы и нет?

Кивнув викингу, снял майку, ботинки и подпрыгнув, как можно выше, вцепился в столб. Зараза, скользкий какой!!! Вцепился в него как клещ. Прижался крепче, чем бы к обнаженному женскому телу, доведись сейчас такое. Полез наверх. Несколько раз чуть не съехал задницей до земли. Но сумел затормозить. Всё же долез и сорвал сапожки. Подбадриваемый криками нурман и вятичей, одел ботинки и пошёл к Мстиславе. Подходя, понял, что опять косяк, майку забыл надеть. А, наплевать! Конечно на предложение принять от меня подарок, она протянула руки. Уже не сидела, а стояла. Нужно было отдать их ей и все дела. Но вот дёрнул меня чёрт хвостатый, решил сам её обуть в эти сапожки. Усадил в кресло, снял с неё прежние сапожки. На её ступнях были плотно облегающие ноги, что-то типа тапочек. Льняные. Очень похожие на те, что носят у нас женщины, только из капрона, надевая их под летнюю обувь. Как же они называются? А, не помню. Погладил через льняную и тонкую ткань, хорошо сделано, её маленькие ступни. Смотрю — сидит, краснеет. Но ноги не отдёргивает и молчит. Хорошо, что штаны сняла, да сарафан надела. Вообще удивительно, женщины тут мужские порты, как штаны называют местные, не носят. Запрещено и осуждается. И только одна княжна в них щеголяет и никто, главное на неё с осуждением не смотрит. Но ладно, не в этом дело. Когда стал снимать с неё сапожки, она чуть приподняла подол сарафана. Пока держал её ступни в руках, видел её лодыжки. И вдруг дико захотелось прижаться к ним губами. Даже потянулся, но вовремя остановился. Посмотрел ей в глаза и улыбнулся. Было такое ощущение, что она поняла, что я хотел сделать. Вместо поцелуя я провел рукой по лодыжкам, до колена. От этого просто удержаться не смог. Потом обул в сапожки. Она пискнула слова благодарности и, вскочив, убежала. Наткнулся на взгляд Бояна. Смотрел осуждающе, даже головой покачал, но ничего не сказал. Так же на меня смотрели не совсем хорошо, некоторые мадамы постарше. Толи няньки княжны, толи её боярыни. Как на охальника и беспредельщика. И только одна, глядя мне в глаза, хитро улыбалась. Я ей подмигнул и тоже усмехнулся. Посмотрел опять на Бояна.

— Да, ладно, дело молодое!

— Ты женись сначала, Ярослав. Потом дело молодое будет. Сколько угодно. А так не хорошо. Не простая она девка, которой подол задрать можно, проходя мимо. Она княжья кровь!

— Я понял, Боян. Больше такого не повторится. Обещаю.

Дьявол, да что со мной? За такое, тут реально могли на куски порубить. Вернулся к Гуннольву. Одел майку.

— Что, Ярослав? — Усмехаясь, спросил хёвдинг.

— Да, ничего. Позволил себе немного лишнего.

— Немного? — Он захохотал. — Да ты ей чуть подол до пояса не задрал. Если бы у нас кто так попытался сделать с дочерью конунга, то я не знаю, где бы его куски собирали. Нет, если это дочь побитого тобой конунга и взятая в полон, тогда да. Ты в своём праве. Что, Ярослав сильно припекло?

— Честно?

— Конечно.

— Да.

— Почему не женишься? Ты же её суженный. Она тебе даже дары преподнесла.

— Сначала разобраться нужно кое с кем. У меня тут война намечается. — Посмотрел ему в глаза.

— Война это всегда хорошо, Ярослав. Война это добыча!

Я усмехнулся. Ну да, для этих волков война всегда хорошо. Главное можно грабить на законных основаниях. А они больше ничего и не умеют, только воевать и грабить.

— Может, присоединишься ко мне, а Гуннульв?

— Возможно. А что я и мой хирд с этого будут иметь?

— Славу! Разве этого мало? — мы оба стояли и скалились в улыбках, как два волка.

— Слава, это отлично, Ярослав сын Василия! Но этого недостаточно. Хотелось бы ещё чего-то материального, например золота или серебра. Можно ещё, каким дорогим товаром.

— Будет.

— Казну княжью отдашь?

— Нет. Сколько там той казны? Она вся уйдёт на подготовку к походу. Мы это возьмём в других городах.

— А что мне мешает взять это в твоём городе, Ярослав? Мои люди ведь уже внутри.

Так, серьёзный разговор пошёл. Ладно, Гуннульв, пободаемся.

— То, что твои люди в моём городе, это ничего не значит. Каждый из них находиться, как минимум, под прицелом двух лучников, это не считая основной дружины, которая вооружена до зубов и только ждёт знака. Даже до дракаров, Гуннульв, добежать не успеешь. Да и сами дракары быстро в решето превратятся. Поверь. Или ты меня за оленя северного принимаешь и полного кретина?

— Не знаю, почему именно за северного оленя. И кто такой кретин?

— Это так глупых людей называют.

— А разве северный олень, глупое животное? Первый раз слышу.

— Да неважно Гуннульв, глупое оно или умное. Важно другое. Я знаю, где есть богатые города, в которых много золота, серебра и других сокровищ. Много нежных женщин. Но самое главное, я знаю, как их взять, почти без потерь.

— И чьи это города?

— Для начала хузары. Потом волжские булгары. Потом на очереди ромеи, сарацины. Можно хорошо пограбить немцев, саксов, римлян. Много кого. И заметь, ты сохранишь свой хирд. Пошли со мной Гуннульв, не пожалеешь.

— И когда пойдём?

— Хузары сами придут. Вместе с радимичами и полянами. Сначала здесь их придавим, а потом домой к ним наведаемся. Обещаю веселье.

— Мне нужно подумать, Ярослав. Поговорить с хирдманами.

— Подумай, Гуннульв, поговори. Но если решишь идти со мной, принесём друг другу клятву побратимства. На крови, перед богами, перед землёй, водой, огнём. Ты знаешь, что это такоё?

— Знаю. Это серьёзная клятва. Тот, с кем ты её произнесёшь, станет тебе ближе самых близких кровных родичей.

Об этой клятве, я знал от той же Алисы. Она рассказывала об этом. Хотя я считал всё это чушью. Но там, вроде, согласно средневековым ритуалам, смешивали в кубке с вином свою кровь двое или трое или сколько там их было, которые давали клятву. В свидетели брали богов, мать сыру землю, воду и огонь. Потом чашу с вином и кровью все поочерёдно пускали по кругу, выпивая до конца. Последние капли выливали в огонь, в воду и в землю. Предать побратима, считалось наихудшим преступлением, позором, который ложился несмываемым пятном на весь род предавшего. От них сторонились люди, так как считалось, что от клятвопреступника и его родичей отвернулись боги, а значит удача бежит от них, а неудача наоборот обнимает, привечая болезни и остальные напасти. А кому охота заразу подцепить? Да, с моей стороны это была сильная заявка. Просто так никто клятву побратимства не приносил.