Операция «Катамаран». Падение. После похорон - Йожеф Габор. Страница 83

— Ясно, — кивнула Анна и продолжила сама: — Причина такого разделения чисто практическая. Есть потребность в постоянной секретарской помощи руководству и потребность в печатании серьезных крупных исследований.

Она остановилась:

— Но ведь это уже сделанный шаг к рационализации.

— Правильно, — ответил директор. Ирис Хансен чуть кивнула:

— Для совершенствования работы муниципалитет заказал новые оргавтоматы, машинки с памятью.

Хольт подтвердил. Анна подхватила это сообщение:

— Что это значит? Из доклада исчезли две страницы. Тот, кто сделал это вполне умышленно, едва ли представлял, что им заинтересуется полиция. Нереальным казалось, что кто-то возьмет для изучения доклад после смерти Смедера. Ясно одно, что, хотя две страницы изъяты из доклада, они должны остаться в памяти пишущей машинки.

Хольт постоянно менял положение тела. Сколько он выдержит? Анна продолжала:

— Секретарша печатает материал на пишущей машинке, текст кодируется на магнитной ленте, которая сохраняется на будущее, если доклад потребует исправлений или перепечатки.

Анна выдержала паузу, посматривая на всех по очереди. Даже Франку стало неуютно.

— Идем в машбюро. — Анна встала.

Они прошли длинным коридором мимо сотрудников и посетителей и очутились в машинописном бюро, где на конторском табурете сидел Клейнер за серой пишущей машинкой, очень похожей на обычную, но немного большей по размерам. Она была снабжена блоком памяти и глушителем звука.

— Она адски шумит, — объяснил Клейнер, держа в руке два темно-коричневых предмета, напоминающих граммофонные пластинки.

— Ирис Хансен, поставьте карты в машину, пожалуйста.

— Я не училась пользоваться ею, — ответила та.

— Я только что закончил курс, — сказал Клейнер, вставил в машинку бумагу, поставил на место магнитную карту и нажал на кнопку. Без промедления через несколько минут машинка отпечатала 13-ю и 14-ю страницы.

Анна пробежала их глазами, потом посмотрела на директора, только что заметившего, что в комнате не было ни одной штатной машинистки.

— Мне прочесть вслух? — спросила Анна. Она внезапно показалась всем уставшей. Франк подумал, что она сейчас упадет, но она подержалась минуту за плечо Клейнера и сосредоточилась для решительного шага.

Директор ответил низким, заикающимся голосом. Ему явно недоставало его любимой трубки:

— Да, да, читайте…

Анна глубоко вздохнула, поднесла бумагу ближе к глазам.

— Прекратите, я скажу сама, что там написано! — закричала Ирис Хансен.

Франк подхватил ее под руки, когда она, рыдая, чуть не упала на пол, и посадил на стул. Рыдания перешли в тихие всхлипывания.

— Вы сами печатали и считывали текст доклада и вели переписку с «Мертексом», — тихо сказала Анна.

— Да…

— И вы знали, что в докладе предлагается ваше увольнение, так как именно вы новенькая в конторе. Вас может заменить оргавтомат с определенным объемом памяти. В приемной могут справиться, считал Смедер, две секретарши и одна подобная машина, стоящая меньше вашей полставки.

— Он видел, что я стараюсь, и знал, что для меня значит потерять работу. Я много пережила, потом устроилась, все было хорошо, если бы не поведение Бента в школе…

— Вы пошли к Смедеру домой днем в понедельник? — спросила Анна, как бы подталкивая ее к рассказу.

— Да, пошла, — продолжала Ирис. — Смедеру было вообще наплевать на людей… Он думал только о расчетах, о суммах и о механическом усовершенствовании… и…

И она как-то сразу успокоилась.

— А потом, что случилось потом?

— Я спросила, можно ли мне прийти к нему во время обеденного перерыва, поговорить по личному вопросу. Од сказал «да» и был вежлив, чего раньше по отношению ко мне я не замечала. Я даже удивилась. Потом выяснилось, что он радовался, что закончил проект.

Ирис Хансен рассказывала монотонно, без выражения, но голос ее чуть дрожал и отдельные слова были неразборчивы.

— Он все приготовил для обеда. Я сказала, зачем пришла, и попросила не отсылать текст, потому что я и другие потеряют работу… Объяснила, что это значит для наших детей… Я попробовала объяснить ему, что это такое. Он продолжал вежливо улыбаться. Он не хотел со мной ничего обсуждать. Хотел показать с балкона вид на море и на Вестеро. Потом все-таки заговорил… Небрежным тоном сказал, что речь идет вовсе не о людях, и какое значение имеют конкретные люди, если главное — идеи, принципы. Его лицо стало настолько омерзительным, что…

— Вы столкнули его, — тихо подсказала Анна.

— Я стояла на балконе и видела, как он падал… Не могла сдвинуться с места, пока внизу не закричали. Тогда я побежала по лестнице…

Разговор продолжался в кабинете директора. Анна пыталась оправдаться.

— Я не могла вести себя иначе. Простите, что была циничной по отношению к вам.

— Столь же циничной, как Эрик Смедер по отношению к Ирис Хансен.

— Но это оправдывалось его обязанностями, — не согласилась Анна. — Разве в действительности речь шла не о принципах механического совершенствования? И разве не из-за этих принципов, в конце концов, он был взят сюда на работу?

— Может быть, — согласился Хольт. — Ирис Хансен — хорошая женщина. Одна воспитывала двоих детей. Как сложится теперь их жизнь?

— Черт знает как, — с горечью признала Анна.

Она слишком часто сталкивалась с официальной статистикой и последствиями конкретных предложений по совершенствованию.

Операция «Катамаран». Падение. После похорон - i_014.jpg

Операция «Катамаран». Падение. После похорон - i_015.jpg

Агата Кристи

ПОСЛЕ ПОХОРОН

Роман [5]

Перевод с английского И. Бужинской

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Старик Лэнскомб ковылял из комнаты в комнату, поднимая жалюзи. Время от времени, прищуривая ослабевшие с возрастом глаза, он посматривал в окна.

Скоро все вернутся с похорон. Лэнскомб засеменил быстрее. Сколько окон в этом доме!

Эндерби-холл был внушительным особняком викторианской эпохи, выстроенным в готическом стиле. В каждой комнате богатые шторы из потускневшей парчи или бархата. Кое-где стены еще обтянуты выцветшим шелком. В зеленой гостиной старый дворецкий задержал взгляд на висевшем над камином портрете Корнелиуса Эбернети, для которого был в свое время выстроен Эндерби-холл. Весьма энергичный и решительный на вид джентльмен, всегда думал о нем Лэнскомб, радуясь, однако, что ему так и не довелось узнать Корнелиуса Эбернети лично. Его хозяином — и каким! — был мистер Ричард. Внезапная кончина мистера Ричарда была для всех как гром с ясного неба, хотя, конечно, доктор уже некоторое время пользовал его. Но, сказать по правде, хозяин так и по оправился по-настоящему после смерти молодого мистера Мортимера. Просто ужас, что это было, катастрофа, да и только! И какой прекрасный, здоровый молодой джентльмен! Кто бы мог подумать, что с ним приключится такое? Донельзя грустно все это. А мистера Гордона убили на войне. Одно к одному. На хозяина свалилось слишком много бед, и все-таки он выглядел не хуже, чем обычно, всего лишь неделю назад.

Пройдя в так называемый белый будуар и безуспешно повозившись там некоторое время с жалюзи, ни за что не желавшими подниматься, дворецкий задумался. Это была комната для леди, а в Эндерби уже так долго жили без хозяйки. Какая жалость, что мистер Мортимер не женился! Без конца ездил то в Норвегию ловить рыбу, то в Шотландию охотиться, вместо того чтобы взять в жены какую-нибудь милую девушку и зажить своей семьей, чтобы ребятишки бегали по всему дому, давно не видевшему детей в своих стенах.

Мысли Лэнскомба обратились к еще более далеким временам, которые он помнил четко и ясно, не то что последние годы, не оставившие в памяти ничего, кроме смутных и расплывчатых образов и впечатлений. А вот прошлое вставало перед ним как живое.