Покопайтесь в моей памяти - Островская Екатерина. Страница 2

– И в чем вы там провинились?

– Ни в чем, просто за всем этим стоит преступление.

– И в самом деле? – не поверила Вера. – Какое же?

– Убийство. Только оно было совершено давно. А сейчас всплыли кое-какие обстоятельства.

– С него и начнем, – встрепенулась Бережная. – Убийства, как вы знаете, это мой профиль.

– Смешно, – оценила шутку женщина, – только это к делу не относится. И сейчас мне совсем не хочется смеяться.

– Я не шучу. Просто я в свое время в следственном комитете только такими делами и занималась. А дочке вашей поможем. Есть решение суда, и его надо выполнять. А кроме того проверим, насколько это решение было правомерным. Давайте с самого начала.

Елизавета Петровна вздохнула:

– Долго придется рассказывать.

– А я никуда не спешу, – ответила Вера.

И снова посетительница вздохнула, словно воспоминания приносили ей боль.

– Аня училась в экономическом. Там же и познакомилась с мужем. Филипп Первеев не был ее сокурсником. Он вообще учился на заочном. Просто однажды подошел к ней в коридоре, познакомился, а потом уже начал ее встречать постоянно. С цветами приезжал, как-то пригласил в кафе, в кино ходили…

– Первеев? – переспросила Бережная. – Он не родственник Федору Степановичу, который в свое время возглавлял юридический отдел мэрии?

– Филипп – его единственный сын. Муж Анечки страшным человеком оказался. А поначалу мне понравился. Выглядел таким воспитанным, обходительным. Когда он Ане предложение сделал, она сомневалась, принимать или нет, но я сама убедила ее, мол, где ты еще такого найдешь: любит тебя, интеллигентный, зарабатывает прилично… Другими словами, как ни крути, я же во всем виновата оказалась. Поначалу у них все хорошо было. Только, как выяснилось, он любил по клубам ходить. Сначала дочку мою с собой таскал, потом уж без нее. Когда утром возвращался, когда через день. Мне она не жаловалась, а когда она сказала об этом Федору Степановичу, то услышала от него, что сама в этом виновата: дескать, не можешь так дом обустроить, чтобы мужику никуда не хотелось из него уходить. Но сыну своему и слова не сказал, и все продолжилось. Филипп уходил, прятался от моей дочери. На звонки не отвечал или просто отключал свой телефон. Даже когда ребенок родился, он продолжал вести такую же жизнь. Только пропадал уже на два-три дня, а порою и дольше где-то скрывался. А полтора года назад у него появилась другая. Наверняка были женщины и до нее, но эта стала постоянной. Он ее даже к родителям своим привозил знакомиться. Родителям его она понравилась, потому что оказалась дочерью какого-то чиновника. Вскоре Филипп подал на развод. Заявил, что жена его имеет большое пристрастие к алкоголю, а еще ему изменяет. В качестве доказательств представил какие-то фотографии, на которых Аня за столами, уставленными бутылками, или за барными стойками. А ведь это снимки со всех вечеринок, на которых они бывали вместе. А еще на фотографиях были мужчины, которые сидели рядом и обнимали Аню. Но все эти мужчины – друзья мужа дочери, и он же снимал. Думаю, что он специально их подговаривал. Одним словом, суд встал на его сторону, а женщина-судья даже выговор Ане сделала и потребовала бросить пить и вести себя как настоящая мать, а то в следующий раз она и вовсе лишит ее родительских прав. По суду Ане не запрещено встречаться с сыном по выходным, но ее ни разу не допустили к Федечке. Он живет с дедушкой и бабушкой в загородном доме, а Филипп с новой подругой в городской квартире, в которой они обитали с моей дочкой. В тот дом и я приезжала, но меня тоже не допустили к ребенку. Первеевых не видела, со мной через переговорное устройство разговаривали какие-то люди. Потом вышел охранник и сообщил, что хозяева находятся на отдыхе за границей. Я бросилась к Филиппу, попыталась связаться с ним через переговорное устройство, но он не отвечал. Я ждала перед подъездом. Только вечером он вышел из дома вместе со своей… У них камера над крыльцом установлена, и он, судя по всему, видел меня и не отвечал. Я подошла, но не успела ничего сказать, потому что он сразу предупредил, что если я еще раз сделаю попытку вмешаться в его частную жизнь, то он примет меры.

– Не сказал, какие меры? – поинтересовалась Бережная.

– Сказал, что обратится за помощью в компетентные органы, а если я проникну внутрь дома, то, скорее всего, случайно упаду с лестницы. Надо было как то защитить себя и дочь, но у нас не было денег на адвокатов. Я только что вышла на пенсию, а она, сами знаете, какая: я и одна-то едва-едва концы с концами сводила, а тут еще Аня ко мне переехала. Работу она потеряла, находит другие места, но туда если и берут, то ненадолго. Филипп каким-то образом узнаёт, звонит начальству и говорит, что она алкоголичка, воровка и проститутка. Слава богу, что я консьержем устроилась, а потом и в аукционный дом. Но и там вскоре такие дела начали происходить, что поневоле подумаешь, что горе за нами с Аней по пятам ходит, а избавиться от него невозможно.

Глава вторая

О том, что в элитном жилом доме требуется консьерж, Елизавета Петровна Сухомлинова узнала совершенно случайно. Она с пластиковой корзиной направлялась к кассе универсама, уже подошла, как вдруг ее обогнала какая-то женщина в кожаном пальто – едва не сбила доверху набитой тележкой. Задела ее, пытаясь опередить, и встала у кассы, не извинившись. Елизавета Петровна опешила от такой вопиющей наглости. Во-первых, даме следовало бы извиниться, а во-вторых, в корзине Сухомлиновой продуктов было всего ничего, а у этой в кожаном пальто – целая гора, которую она потом не спеша начала разбирать и выкладывать на ленту. Выкладывала одной рукой, потому что вторая у нее была занята. Женщина прижимала к уху телефончик и с кем-то оживленно беседовала.

– Я даже своему не сказала, что больше не работаю на Тучковом, – делилась она с кем-то. – А как скажешь – у него всегда я во всем виновата. А в чем я виновата? В том, что известный артист Вертов привел к себе в дом молодую бабу и провел с нею ночь, в то время как жена отдыхает на Кипре? Ну, привел бабу и привел, я, разумеется, никому об этом не скажу. Но как-то меня надо заинтересовать в молчании. Самое дорогое – это порядочность. Если ты хочешь, чтобы я была порядочной… Нет, не ты… Это я про него говорю – про Вертова… Если ты, уважаемый артист, хочешь, чтобы твоя жена ни ухом ни рылом, то отблагодари меня. Я бы много не попросила. Утром он эту бабу проводил, усадил в такси и обратно возвращается. Я ему тихонько так говорю: «Евгений Сергеевич, ну как так можно? А вдруг Юлия Сергеевна узнает? Кто-то скажет, а она, разумеется, не поверит. Ко мне прибежит: ведь я этой ночью дежурила. И что мне делать? Врать не научена. Меня ведь еще в советской школе учили всегда правду говорить. Кто в классе стекло разбил? Все молчат, а я поднимаю руку и называю имя того, кто позорит имя советского пионера. А если…» Ладно это в прошлом. Сейчас другое время. Я тихонько так Вертову намекаю: «А вдруг Юлия Сергеевна узнает?» А он дурачком прикинулся и смотрит на меня. «А что узнает? И кто ей что скажет? Ведь сказать-то нечего?» А я ему: «Ну-ну»… И он сразу завелся. «Что за ну-ну? – кричит. – Вы что, меня шантажировать надумали? Сколько вы рассчитывали из меня вытянуть?»

Женщина в кожаном пальто продолжала медленно выкладывать продукты, а кассирша не спешила стучать пальцами по кнопкам аппарата, внимательно слушая рассказ о частной жизни известного актера театра и кино.

– Я по наивности клюнула на его гнусную провокацию и назвала сумму. Небольшую, разумеется. Он за один вечер столько получает. Так вот этот гад тут же пожаловался на меня руководству ТСЖ, и меня сразу же выперли. Им же хуже: где они еще такого же, как я, опытного консьержа найдут?

Работа Сухомлиновой была очень нужна. Она давно искала ее и даже находила. Но пенсионеров почему-то брать никто не хотел. Пыталась и консьержкой устроиться, но все места были заняты. А тут такой подарок!

Елизавета Петровна тут же перестала обижаться на женщину в кожаном.