Лунный князь. Беглец (СИ) - Арьяр Ирмата. Страница 35

Вскоре на лугу заиграли яркие, словно молнии, сполохи, послышался хрустальный звон: Ллуф с легкостью крошил мечи Ринхорта в мелкую стружку. Развлекаются, пока я тут пашу один за всех.

Я засмотрелся на их отточенные движения — словно белый лебедь и черный коршун танцевали, вспархивая над травяными волнами. Однокрылые ангелы…

Когда я увидел алмазный меч Ллуфа, то сначала посмеялся про себя: кто ж не знает, что алмаз — хрупкий камень? Но потом едва не умер от зависти: Ллуф на спор разрубил стальной валун в локоть толщиной, слепленный для этого испытания обоими дарэйли металла. Клинок — прозрачный, хрупкий на вид, но сказочно прочный — не получил ни зазубрины. Сначала мне показалось — меч отлетел, сумев лишь высечь на железе тонкую, как волос, бороздку, но через миг валун распался на две части, сияя идеальной, как зеркало, поверхностью среза. По глазам остальных дарэйли стало ясно, что не один я постыдно завидую такому оружию. Ллуф так и не открыл, из чего на самом деле создал свой меч.

Единственное оружие, которое я упрямо мастерил себе всю неделю — лук. Плохонький, сразу признаю. Где ж мне взять для хорошего специально обработанное дерево нужного сорта и масло для пропитки? Жилы для тетивы я тоже сушил всю неделю. Граднир каждый день приносил по косуле (по половине, вторую он по дороге непостижимым образом терял, и по сытой тигриной морде было понятно, каким именно), хотя лучше бы притащил быка — тетива будет прочнее. Но мы шли по следам отступавшего войска князя Доранта Энеарелли, какие уж там быки — куриц в селениях не осталось.

Разоренная войнами и усобицей земля, опустевшие дома, неприбранные трупы на обочинах дорог повергали меня в непонятное бешенство. С одной стороны, мне-то что, я же не принц. Но с другой, при Ионте никто бы в империю не сунулся — заранее умерли бы от страха перед карой Завоевателя. Нет, я не жалел о свершенном моей рукой. Но неужели за десять лет никого не нашлось, кто остановил бы дележ империи? Слаб этот король Стиган. Слаб. Может, потому и не интересен Гончарам, раз с ним не провернули тот же финт, как с императором, не позвали в ученики, а банально побрякали железом и взяли на испуг.

Вжик по пальцу…

— Хватит, Райтэ! — заорал Ринхорт. — Ты так и руку себе оттяпаешь и не заметишь!

А я что говорю? Не создан я для кухни наверняка.

"И работать одному за девятерых — несправедливо", — ворчал я про себя, когда мой железный учитель, намахавшись с каменным, обвинил меня, что я бездельничаю, отлыниваю от учения, и погнал к реке мыть почищенные овощи — под тем предлогом, что ученик должен слушаться учителя во всем, иначе учение не впрок.

Похоже, он на мне отыгрывается за что-то. За что? Ну, был у нас разговор после того, как мы выбрались с того постоялого двора. Сразу за селом, на месте битвы пятерых дарэйли, Ринхорт протянул мне свой меч и опустился на колено.

— Прости, мой принц, я не должен был этого допустить.

— Да иди ты… — отвернулся я, поняв, что он имел в виду Шойну.

После этого и началось так называемое обучение — хуже прежнего. Может, он обиделся на то, что я его не казнил? И не простил. То есть, повел себя не как принц. А я не… Ладно, это я уже всем сообщил. Вот и чищу теперь эти буро-малиновые клубни, от одного вида которых аппетит пропадет.

А что я сделал остальным, если они постоянно косятся и шепчутся за моей спиной, как придворные сплетницы? И улыбочки ехидненькие. Что-то они затеяли, вот чувствую я заговор всеми фибрами. Наследственное, наверное. И что-то назревает в отряде нехорошее. Или это во мне назревает?

Зато каждый — каждый! — норовит подкрасться и панибратски хлопнуть по плечу, темные — по левому, светлые — по правому:

— Ну, как успехи в самопознании, Райтэ?

— Отвали, Тион. Если заняться нечем, помой эту гадость, я на нее уже смотреть не могу.

Дарэйли, глянув на кого-то за моей спиной (мне и оглядываться не надо — по широкой тени на земле вижу, что это наставник подошел сзади и упер руки в боки), покачал головой:

— Нельзя, Ринхорт запретил. И это не гадость, а дикая, но очень полезная агва.

Запретил! Вот так и прибирают к рукам власть серые кардиналы и черные рыцари. Но я промолчал. Тень исчезла — наверняка наставник приходил пнуть замешкавшегося ученика, но что-то его отвлекло. Тион тут же зашептал:

— Райтэ, завтра мы выйдем к обители Гончаров, Орлин заметил ее с воздуха. Ринхорт предлагает обойти стороной. А ты что думаешь?

— Значит, надо обойти. Не с девятью же дарэйли соваться им в пасть.

— У нас очень сильный отряд. Наши хозяева были не последними в иерархии Гончаров не из-за каких-то интриг, а из-за того, что смогли призвать нашу силу. Авьел был могуч, хоть и мерзок.

— Не своей силой каждый станет могучим, — фыркнул я.

— Не каждый. Эйнеру слабак не призовет. Сила духа должна быть соответствующая. И знания, конечно. А та обитель маленькая, на пару жрецов от силы. Зато их дарэйли тоже мечтают о свободе. И наш отряд пополним.

Добившись от меня обещания, что подумаю, как уговорить своего наставника на подвиг, Тион ушел. Проводив взглядом его высокую и сухую как жердь фигуру, я задумался, но не над тем, над чем обещал. Над Тионом. Самый загадочный дарэйли самой непонятной для меня сферы Логоса. Клятву принес, но держится от всех в стороне, даже от своих товарищей по несчастью быть рабами у Авьела. Настолько себе на уме, что его мало кто понимает, и на привалах он вечно чертит что-то палочкой на земле.

Тион входил в круг геометров, или форм, но я ни разу не видел его в деле. Мечом он владел даже хуже, чем я, от тренировок отлынивал куда изощреннее. Для какой цели создал его Авьел?

Когда я в первый же день прямо задал ему этот вопрос, дарэйли смутился и уклончиво пояснил, что Гончару, стремившемуся к высшей власти, необходимо проявить мастерство в познании не только своей сферы, но и всех других, и обычно иерархи создают до кучи какую-нибудь простенькую сущность. И условие выполнено, и годы, а то и десятилетия не надо тратить на познание тайны Эйне и заучивание заклинаний.

— Я — дарэйли пентакля, — покраснев, признался Тион.

— Это как?

— Да вот так, — он прищурился на ближайший муравейник. Тот зашевелился, из него кишмя повалили перепуганные, суетящиеся муравьи. Через несколько минут на месте конуса возникла четкая пятиконечная звезда, вписанная в пятиугольник. — Я придаю материи геометрическую форму пентакля.

Миг, и пара муравьев, спасавшихся от бедствия на моем сапоге, превратились в черные звездочки и, лишенные конечностей (или их лапки оказались так перекручены, что я не разглядел), упали в траву.

— А смысл? — растерялся я.

— Никакого. Почти. Меня обычно использовали для подготовки святилищ к таинствам, чтобы в построении не было отклонений ни на волос. Геометров чаще всего создают для нужд строительства и архитектуры. Ну, и в бою.

— А какой толк от тебя в бою? Ты не любишь возню с мечом, я заметил.

— А зачем мне? У меня мирная сущность. Но представь, если твой меч вдруг превратится в пентакль, много ли ты им повоюешь? А сильный геометр может изменить живое тело врага в момент атаки. Я не так силен. Но и внутри любого тела, даже живого, есть формы. От их целостности зависит жизнеспособность организма. Будет ли работать пятиугольное сердце?

Изуверство какое, — передернуло меня. И в который раз убедился: безобидных дарэйли не бывает. И светлые подчас куда опаснее темных.

Тион опустил ресницы и тихо улыбнулся. Он всегда был слишком тих и скромен. Так с чего бы вдруг такая воинственность — штурм обители?

Я сразу решил даже не заикаться об этой идее Ринхорту. Он не дурак и, если бы захватить логово Гончаров было проще пареной агвы, то он бы сам подкатил ко мне с таким заманчивым предложением.

На правое плечо легла маленькая, но твердая ладошка. Точно все сговорились! От Луаны такой покровительственный жест почему-то особенно обиден.

— Тебе помочь? — девушка присела рядом, откинула косу за плечо, и в ее руках появился изящный ножик. — Правда, Ринхорт запретил, но он пока не видит.