Запечатанная (СИ) - Фейтли Карина. Страница 10

Я, конечно, не поняла, о какой проблеме идет речь, но терпеливо ждала окончания осмотра. Как бы странно ни казалось мне происходящее, я не испытывала страха. Тут невысокий худенький паренек лет двадцати пяти произнес:

— Скорее всего, это она. Вероятность 99 %.

Одет он был в простые черные джинсы и серую майку, которые были ему немного велики, а, может быть, он просто любил, чтобы одежда не сковывала его движений. Русые волосы уже отросли длиннее, чем предполагала его прическа, и торчали в разные стороны. Он постоянно проводил по волосам растопыренными пальцами, придавая своей голове ещё больший художественный беспорядок. Этот жест показался мне до боли знакомым, только никак не ассоциировался с этим худеньким пареньком.

Ему ответила женщина, которой на вид было около тридцати лет, у нее были длинные черные волосы, стянутые сзади в тугой низкий хвост, и такие же темные большие глаза:

— Согласна. Но нужно убрать печать, чтобы она сама это вспомнила. А лучше сообщить наверх, — и она многозначительно приподняла палец вверх.

У женщины было симпатичное лицо, и я терялась, предполагая, сколько ей лет. На вид я дала бы не больше, чем Константину, лет тридцать. Но ее взгляд был такой проникающий, такой умудренный жизненным опытом, что становилось не по себе, и я понимала, что ей гораздо больше. Одета она была скромно — в длинную клетчатую юбку темных тонов, а сверху — черная водолазка с коротким рукавом.

— Нет, сначала мы убедимся, что это Марина, а потом сообщим куда следует о том, что мы нашли ее, — очень жестко расставил приоритеты Константин.

Еще одного мужчину я не успела рассмотреть, так как собравшиеся начали наперебой выдвигать предположения и обсуждать сложившуюся ситуацию. Я должна бы была не понимать, о чем они спорят, но почему — то понимала. Что — то внутри меня соглашалось с аргументами. Мелкого худенького паренька звали Максим, а женщину — Кати. Как я поняла, именно эти двое могли что — то сделать с моей печатью, из-за которой все сложности. Такого рода печати стояли у всех людей и являлись чем — то необходимым и врожденным. А для Марины она была лишней.

— Есть 1 % вероятности, что это все же не Марина, и тогда …

Что будет тогда, Кати не договорила. Но я поняла, что ничего хорошего для меня не будет.

Вскоре все переместились на диван, а я предпочла сесть в отдельное кресло. Сидя, я чувствовала себя уже не так неловко. И мне, наконец, представили ещё одного мужчину, Петра, он был старше всех, на вид ему было около сорока пяти лет, на носу у него располагались маленькие круглые очки, и одет он был в темно-серые брюки и темную футболку. Я заметила, все они одевались в темно-серых тонах. Меня и саму привлекали эти цвета. Я вообще любила такую одежду, главным достоинством которой было то, что в ней было удобно, комфортно, она не притягивала взгляд, не делала меня центром внимания. К тому же, пачкалась она меньше, а в моем случае, со съемной квартирой и без наличия стиральной машинки, это было немаловажным фактором.

Петр задавал мне многочисленные вопросы о моем самочувствии, про воспоминания, про жизнь в целом, про сны. И я рассказала все, что могла. Я рассказала, про свой кошмар, который мучал меня с семнадцати лет, который потом утих, когда я начала заниматься различными расслабляющими практиками, и вот недавно, около двух месяцев назад вернулся. Петр делал пометки у себя в блокноте. А я не выдержала и поинтересовалась, зачем ему эти ответы. Пусть я не окажусь Мариной, но, может быть, хотя бы получится избавиться от своих кошмаров?

— Печать не дает ничего вспомнить в осознанном состоянии. Но во сне, когда контроль сознания ослаблен, воспоминания, особенно самые яркие или самые болезненные, все же иногда прорываются сквозь печать. И это достаточно безопасно, так как после пробуждения, картинки сна растворяются, сознание часто не способно удержать эти крохи воспоминаний, настоящее заполняет собой мысли и чувства, и печать вновь все жестко контролирует. И уже практически нереально вспомнить то, что приснилось, могут оставаться лишь размытые ощущения, — Петр очень размеренно рассказывал о печати, а я с жадностью ловила каждое слово. Все было совсем как у меня. Я ничего не помнила после пробуждения.

— Что я не могу вспомнить? — не выдержала я и задала интересующий меня вопрос. Но все отвели глаза, и только Константин ответил:

— Пока ты не вспомнишь, кто ты, мы не можем тебе ничего больше рассказать…

— Если она вспомнит, — уточнила Кати, а Костя с укором на нее посмотрел и перевел взгляд на меня:

— Tы вспомнишь, Марина, я уверен, что это ты! — с чувством произнес он, а я испытала почему-то прилив благодарности за то, что он в меня верил. Хотя сама сильно сомневалась, что я — это Марина.

— А если не вспомню? — я должна была это спросить. Кати и Максим странно переглянулись, а Петр, поправляя на носу очки, напряженно рассматривал что-то на полу. Меня пронзила страшная догадка:

— Вы меня убьете? — я замерла, ожидая ответ. Но Константин быстро вскочил с дивана, подошел ко мне, взяв за руки:

— Tы чего говоришь? Никто тебе ничего не сделает! — горячо воскликнул он. Но Кати не разделяла его оптимизма. С сарказмом в голосе она заявила:

— Всего лишь сотрем память. И ты продолжишь свое существование обычным человеком и забудешь о нас. Какой смысл в твоей смерти?!

Чувствовалось, что обычных людей она не уважала, какое-то превосходство раздавалось в ее голосе, высокомерие. И остаться человеком, в ее понимании, было гораздо хуже, чем смерть. Возможно, все так и было, я пока не знаю, ничего не помню. Но я не хочу ничего забывать. В моей жизни вот только-только появился какой-то смысл, я словно нашла то, что давно искала. Хотелось прояснить кое-какие моменты.

— Скажите, если я не Марина, есть ли возможность мне избавиться от моего кошмара? Почему я просыпаюсь в холодном поту? И почему я то могу справится с ними, а то мои кошмары возвращаются вновь! — хоть что-то же я могу узнать.

— Скорее всего твой кошмар начал мучить тебя, когда ты достигла нужного возраста, — поправляя очки, важным голосом сообщил Петр. Как я поняла, он вообще специалист по психическим расстройствам, подобным моему.

— Семнадцати лет? — я имела в виду, конечно, свой возраст, когда я начала просыпаться от ужаса.

— Нет, у каждого это свой возраст. Возраст, когда прошлый раз произошло что-то важное, опасное, чего в этот раз ты не помнишь из-за печати, но в сознание, где-то очень глубоко все равно остался след воспоминаний, и оно тревожится. Когда вернется память, все пройдет само собой. Мы боимся того, чего не понимаем…

Константин же высоко поднял палец, как бы говоря: «вот оно! Я же говорил». Остальные обратили внимание на его жест, но Кати поспешила съязвить:

— То, что у нее тот же возраст ещё не означает, что она Марина. Это может быть простым совпадением.

Кроме Константина никто не торопился называть меня другим именем. Меня вообще старались называть просто местоимением, и это задевало. Я понимала, почему так происходит, но что-то внутри меня возмущалось этому.

— Когда, ты говоришь, к тебе вернулись кошмары? В общем-то, ты правильно делала — различные медитации помогают. Они успокаивают разум, снижают степень тревожности.

— Пару месяцев назад.

Петр почесал подбородок, задумавшись:

— Должно было что-то измениться в твоей жизни, что спровоцировало новый виток воспоминаний. Может быть, появился новый знакомый, или ты ездила куда-то…

Я точно никуда не ездила, не меняла работу. За последние годы в моей жизни ничего не менялось, не то, что бы за последние пару месяцев. Вот недавно, я встретила Константина и Арсения Петровича. Но кошмары начали сниться намного раньше. Я усиленно вспоминала, и ничего не приходило в голову.

— У обычных людей такое тоже бывает? — я с надеждой смотрела на новых знакомых, особенно на Петра, который, казалось, знал в этой области гораздо больше остальных.

— К сожалению, да, — вздохнул мужчина. — Подобного рода воспоминания могут прорываться и у простых людей. Но с ними проще, если они обращаются к специалисту, то рано или поздно, обойдя кучу врачей, им выдадут направление в один из наших филиалов. А там его посмотрят наши люди и, скорее всего, обнаружат какую-то прореху в печати. Ему исправят печать, и все, он продолжит свое существование без досаждающих воспоминаний.