Похищенная, или Заложница игры - Волкова Лана. Страница 51

Валд’Оро усмехнулся.

— Ты бы умерла со скуки через неделю такой жизни. И быстро нашла бы, как впутаться в интриги, наставить палок в колеса сильным мира сего. И все закрутилось бы по накатанной колее.

— Ты снова прав, любимый. Но в первую очередь, — она ухмыльнулась, — я умерла бы от старости почти пятьсот лет назад. Наивные бабенки не живут веками.

— Ты хороша на своем месте, Вета. И ты нужна здесь.

Они снова приникли друг к другу в поцелуе, наполненном горьким вкусом неизбежной разлуки, которую эти двое сами себе готовили во имя интересов ордена. Затем Ветария сказала:

— Пойдем навестим нашего дорамонского гостя. Может, он стал разговорчивее. — Она притворно вздохнула. — Пора опять включить злобную стерву.

Оба спустились в подвал резиденции, где скрывались тюрьма и пыточная камера. Прикованный к металлической скамье, обездвиженный и беспомощный, перед ними предстал узник. Тот самый магистр Дорамон, что швырял проклятия в адрес Ветарии. За что она не убила его, а велела схватить живым.

— Рада видеть тебя в добром здравии, магистр Сецела, — елейно проговорила она. — Ты выглядишь не таким изнуренным, как позавчера. Полагаю, сегодня безопасно возобновить наши эксперименты над тобой. Ты выдержишь их.

Реки узника задрожали.

— Что я вижу? Ты не согласен со мной? Может, ты созрел поведать мне о загадочном Рогне, который придет за мной? О том, как ускорить его приход? Ты ведь жаждешь этого, жаждешь, чтобы он явился по мою душу, кем бы он ни был? Давай, Сецела, расскажи. Хватит молчать. Жизнь вытекает из тебя по капле, но я могу поддерживать ее до бесконечности. Бесконечности твоего личного ада. Тебе нравится это, Сецела?

Губы изможденного магистра зашевелились, но разобрать слов было невозможно. Ветария проникла магией в его мысли. Во время пыток они были надежно защищены ритуалом, взломать который она не могла. Но сейчас он сам обращался к ней, и она могла слышать, что хотел ей сказать пленник.

«Мой ад — жалкое подобие того, что предстоит тебе, Игрок Кристалла. Ты в подметки не годишься силам Рогна в искусстве мучений. Ты познаешь это на себе. Будь проклята! Проклята! Проклята!»

В голове магистра кровопийц звучали раскаты демонического хохота. Из его уст вырвался лишь тонкий писк. Ветария поджала губы и повернулась к Валд’Оро.

— Вот ведь упрямый дурак. Деваться некуда, начинаем допрос. Как будто нет занятий интереснее и приятнее.

Глава 3

ВЕЛЕМИРА

Республика Алтай, Восточное полушарие

— Мирка, поможешь?

Запыхавшийся паренек пятнадцати лет остановился, сбросил с плеч тяжелую вязанку сушняка. Оглянулся настороженно — нет ли поблизости кого из взрослых. Не то быстро влепят затрещину да начнут залечивать — мол, негоже мужу просить девицу подмочь груз тягать. И всем до хухлика, что Велемира одной рукой двухпудовую гирю поднимает, будто авоську с килограммом яблок. А уж эту вязанку ей до избы доволочь — как в постельке поутру потянуться.

— Не вопрос, Славик, — ответила девушка и с легкостью подхватила вязанку.

Они пошли по лесу, болтая о том о сем. Кто бы поверил, что три месяца назад, только угодив в родноверскую общину на Алтае, Велемира пару слов не могла связать. Заговорила она к концу первого месяца — так же внезапно, как появилась в общине.

К тому времени она уже сжилась с родноверами. Вместе с женщинами трудилась по дому, освоила и стряпню, и уборку, и шитье, и ткачество. Возносила славословия Перуну, Велесу и Ладе-богородице. Во всем стала почти своей.

Почти — потому что странностей у девушки было слишком много. Одна потеря памяти чего стоила. Общеизвестно, что люди могут забыть свое имя и свое прошлое, но при этом автоматические навыки сохраняются.

Амнезия не разучит человека водить автомобиль, ездить на велосипеде, пользоваться интернетом. Не заставит удивляться мобильному телефону или фотоаппарату. А Велемира, когда Лютовзор привез ее в отделение полиции в Горно-Алтайске и полицейские стали фотографировать девушку для сверки с базой пропавших без вести, совершенно не понимала, что с ней делают.

Так же она реагировала на сам город с автомобилями и маршрутками. Игнорировала светофоры, то и дело ломилась на красный свет — если бы Лютовзор не удерживал ее, так и ринулась бы под колеса.

На джип Лютовзора тоже смотрела как на чудо-юдо. Не понимала, как туда влезть, как пристегнуться, крутилась на сиденье, разглядывала консоль, словно видела в первый раз. Изумлялась, с какой скоростью проносились за окном зимние пейзажи. Будто никогда и не ездила в автомобиле.

Электричество было ей не более понятно, чем печь. Первые дни она с изумлением рассматривала, даже трогала как печку, так и лампочки. Дивилась, как это — щелкаешь выключателем и зажигается свет. Зато в темноте видела, как кошка.

В общем, быт родноверов оказался для гостьи загадкой, к которой пришлось приобщаться некоторое время. Такой же загадкой была для них она. За месяцы, что девушка провела у них, полиция звонила Лютовзору — для них он был Черепанов Владимир Игоревич — лишь пару раз, вызывая Велемиру на опознание.

Один раз пришла ориентировка из Москвы, второй — в участке ждал обезумевший от горя отец. Велемира немного походила на его пропавшую без вести дочь, но даже по фото было ясно, что это другая девушка. Он не желал в это верить и не жалел денег. Лично добрался в Горно-Алтайск из Костромы, надеясь узнать дочь при встрече вживую.

А когда убедился своими глазами, что это не она, стал расспрашивать Велемиру, предлагал увезти ее с собой, заботиться, пока настоящая семья не найдет ее. У него не было сомнений, что родители Велемиры сходят с ума, как он, не зная участи своего дитя.

Это случилось совсем недавно. Девушка привыкла к приютившим ее людям. Ей было жалко мужчину, она расспрашивала на обратном пути Лютовзора, как можно ему помочь, как отыскать пропавшую дочь. И как она могла пропасть. Из расспросов мужчина сделал вывод, что найденыш не помнит даже опасностей, которыми полон мир.

В общине была женщина, нареченная Милорадой. Она больше всех усердствовала в родноверии, ревностно исполняла обряды и ритуалы, следовала куче примет, даже самых неудобных.

Милорада начала говорить, что сами боги перенесли Велемиру из чистых времен, чтобы она научила их истинно служить родной вере. Предлагала поставить ее во главе общины, потому что незнание и непонимание нынешнего мироустройства означало незапятнанность девушки испорченным временем. По мнению Милорады, она приобщила бы их к истинным корням славянского духа.

Лютовзор и Яронега пресекали подобные разговоры. Несмотря на преданное служение, оба были людьми практичными и понимали, что для руководства общиной нужно хорошо разбираться в нынешнем мироустройстве, каким бы грязным и испорченным оно ни было. Родноверы ушли от мира, насколько смогли, но мир от них не ушел.

Девушка, которую называли Велемирой, не могла не замечать, что кажется этому миру не менее странной, чем он ей. Были явления и события, обычные для нее. Восход солнца, таяние снега, цветение деревьев, пение птиц ощущались привычными, знакомыми. Домашние дела тоже — уборка, готовка, стирка, ткачество. Как они делались — было странным и чужим. Но сами по себе они не удивляли.

Многие другие вещи и занятия, совершенно естественные для ее новой семьи, казались ей дикостью. Например, ноутбук. И взрослые и дети пытались объяснить ей, как они общаются через эту штуку с другими людьми в «каких-то чатах». И даже узнают, что происходит в мире.

Она никак не могла понять. Может, потому что письменная речь оставалась недоступной. Целый месяц она не могла вымолвить ни слова, хотя понимала все. Свой родной язык тоже не могла вспомнить — просто знала, что он у нее был.

И когда все считали ее глухонемой, она вдруг заговорила… Да так, будто этот язык — русский — и был родным. А вот писать так и не смогла.