1917: Вперед, Империя! (СИ) - Бабкин Владимир Викторович. Страница 19
Что ж, как говорится, будем посмотреть.
* * *
На рисунке: Бомбардировщик "Илья Муромец"
ГАЛИЦИЯ. АВСТРО-ВЕНГЕРСКАЯ ИМПЕРИЯ. 8 (21) июля 1917 года
– Господин Лейб-фотограф! Вы бы привязались бы ремнями к креслу-то! Неровен час, так и тряхнуть может, знаете ли, весьма немилосердно! Здесь вам не столичные салоны!
Прокудин-Горский смерил ее веселым взглядом.
— Госпожа штабс-капитан, смею заметить, что я не только в столичных салонах сиживал, а объездил всю Империю и побывал во множестве весьма дальних экспедиций. Но, за заботу спасибо! Пожалуй, сделаю еще несколько снимков и всенепременно воспользуюсь вашей рекомендацией!
Любе крайне хотелось одернуть сего франта, но прямой приказ полковника Бошко сдерживал ее. И так ее экипаж был на виду у всех — первый женский экипаж, к которому внимание всей России приковано, да еще и личной фотограф Императора на борту во время первого задания.
Нет, терпи, подруга! Никак нельзя дать тут слабину! Да, и некогда уже тут форсить!
Воздушный флот заходил на цель. Уже видны были впереди дымы и разрывы, уже ясно был очерчен приоритетный объект для атаки, уже в массе своей были подавлены средства противоаэропланной борьбы. Впереди «Эскадру» ждал приз — один из главных транспортных узлов противника.
В этой операции все было иначе. Сменивший погибшего Великого Князя Александра Михайловича настоящий авиатор генерал Горшков взялся за дело самым серьезнейшим образом, радикально изменив вообще всю схему боевых действий. Впрочем, некоторые утверждают, что новые построения — это целиком воля Императора, а Горшков лишь воплощает их в жизнь. Но, как бы там ни было, за последнее время все изменилось самым радикальным образом.
На фото: Георгий Георгиевич Горшков у аэроплана "Илья Муромец". Годы Первой мировой войны
Всю весну и половину лета Эскадра воздушных кораблей получала все новые и новые машины. Причем, ближе к лету они пошли, что называется, одна за одной. И это были самые новейшие «Муромцы», которые могли нести в своем чреве до ста пудов бомб. Так что Эскадра разрослась численно и теперь официально именовалась 1-й Особой Императорской Фамилии дальнебомбардировочной дивизией, хотя пилоты продолжали ее любовно называть «Эскадра».
Вообще же, воздушные силы отныне должны были действовать исключительно массированно. А сама «Эскадра», в которой держит курс «Илья Муромец» с женским экипажем, не атаковала разрозненные объекты, а заходила на цель целой полусотней тяжелых бомбардировщиков. Почти четыре тысячи пудов бомб будут сейчас сброшены на вражеский железнодорожный узел.
Да, это родной российский город, временно оккупированный врагом, но, по данным воздушной и полевой разведки, узловая станция буквально набита войсками и военными грузами противника.
И вот уже сбросили бомбовый груз почти все идущие впереди машины, уже вкусно горят внизу объекты и уже жирный дым пожарищ застилает видимость. Огонь, дым и хаос. Быть в арьергарде легче, но одновременно тяжелее. Уже подавлена в основном противоаэропланная артиллерия, уже не так много шансов попасть под огонь вражеских истребителей, но и понять что-то внизу в этом хаосе крайне непросто. Фактически придется сбрасывать бомбы «куда-то туда вниз», надеясь лишь на то, что хоть одна из них нанесет противнику существенный урон.
— Слева!
Галанчикова посмотрела туда, куда указывала княгиня Долгорукова. Целое ответвление, на котором стояли какие-то эшелоны, до которых не добрались ее коллеги. Галанчикова переложила штурвал и огромный аэроплан, выполнив вираж, двинулся навстречу намеченной цели, вываливаясь из строя уже отбомбившейся и уходящей назад группы.
Огонь противоаэропланных орудий и пулеметов резко усилился. Сквозь сплошные облака разрывов приходилось буквально продираться и машину то и дело потряхивало от очередного попадания пули или осколка. Становилось очевидным, что эту часть станции враг оберегает особенно тщательно.
– Горит ближний левый!
Княгиня грязно выругалась. Но Галанчикова, стиснув зубы, продолжала вести аэроплан к цели.
-- Сброс!
Княгиня рванула рычаг и шесть тяжелых пятнадцатипудовых бомб одна за другой устремились вниз. Облегченный аппарат рванул вверх, и командир корабля поспешила увести машину подальше от разрывов. И тут тряхнуло, да так, что Галанчикова едва сумела удержать аэроплан от сваливания в штопор. Сзади внизу что-то крепко рвануло, затем еще, еще и еще…
Чадящий черным дымом «Илья Муромец» уходил, оставляя позади сплошную стену огня и дыма.
– Лена, что там?!
Самсонова уже открывала люк, собираясь выйти на крыло для борьбы с огнем и Долгорукова поспешила к ней на помощь, но первей ее шагнул на плоскость, оставивший свой аппарат, столичный щеголь.
– Быстрее! Огнегасители давай!
Княгиня спешно передавала искомое находящимся на крыле. И вот уже две фигуры, стоя в потоках воздуха и дыма, пытаются затушить мотор и горящую обшивку.
– Тяни. Тяни, родной… Ты же, хороший у меня, правда?.. Век не забуду… Тяни!
Любовь Галанчикова, сцепив зубы, приговаривала своему аэроплану всякие успокоительно-подбадривающие слова. Кому она их говорила? Бездушной машине? Боевому коню? А может, самой себе?
– Тяни!
Потряхивало воздушную машину, но пер аппарат сквозь дебри небесные. Вот уж погас огонь на крыле, вот уже вернулась в кабину команда «пожарных», упав в кресла и тяжело переводя дыхание.
– Знаете, господин столичный щеголь, вы меня некоторым образом удивили.
Прокудин-Горский иронично поднял бровь.
– Чем же, княгиня?
Долгорукова насмешливо смерила его взглядом, но ответила без прежней едкости:
– Я полагала, что вы так и будете снимать, как мы тут, так сказать, героически сражаемся.
Лейб-фотограф совершенно не куртуазно почесал измазанный сажей нос и хмыкнул:
– Знаете, дамы, тут вы, вероятно правы. Я как-то изменил своему профессиональному цинизму. Прошу меня простить. Надо было спокойно дождаться момента, когда вы разобьетесь к чертям, и, выбрав при этом наилучший ракурс, снять вашу героическую гибель во всех подробностях. Уверен, сие просияло бы в веках в истории мировой фотографии. Когда, в следующий раз, вы надумаете как-то более-менее героически погибнуть, дайте мне знать, чтобы я был рядом!
Все рассмеялись, а княгиня Долгорукова поощрительно толкнула «столичного щеголя» кулаком в бок.
«Илья Муромец», весь изрешеченный и на трех моторах, шел к своему аэродрому.
* * *
ИЗ СООБЩЕНИЯ РОССИЙСКОГО ТЕЛЕГРАФНОГО АГЕНТСТВА (РОСТА) ОТ 8 ИЮЛЯ 1917 ГОДА:
Правительство Испанского королевства выступило с резким осуждением варварских действий Германии. Применение химического оружия против мирного населения российского города Рига и применение тяжелой артиллерии для обстрела гражданских кварталов французского Парижа, не могут остаться без соизмеримого ответа. В связи с этим, королевское правительство объявляет о вступлении Испании в Великую войну на стороне держав Антанты.
Из Рима поступило сообщение о решении короля Виктора Эммануила III объявить в Италии траур по жертвам химической атаки в Риге. «Итальянцы всегда будут вместе с братским русским народом!» говорится в официальном сообщении.
Мы следим за развитием ситуации.
* * *
ОТ РОССИЙСКОГО ИНФОРМБЮРО
Оперативная сводка за 9 июля 1917 года.
За истекшие сутки части 11-й армии генерала от инфантерии Баланина продвинулись глубоко в тыл отступающей 2-й австро-венгерской армии. Русские войска подошли к окрестностям города Львов. В настоящее время идут бои за город.