Верховный Главнокомандующий (СИ) - Зеленин Сергей. Страница 98
В этом же полку, в данный момент воюет командиром роты и, другой советский военный гений — прапорщик Триандафиллов.
По злой иронии судьбы, понесшую большие потери в предыдущих боях — но всё ещё обладающую высокой боеспособностью 2-ую Финляндскую дивизию, сперва направили было в помощь гарнизону Ковно… Но её дебил-комендант генерал Григорьев, после отбития попытки штурма крепости с ходу, принял затишье во время установки немецкой осадной артиллерии за отказ от её взятия и, послал в Главный Штаб победную реляцию.
В Штабе, уже привычно обозвали коменданта Ковно кретином и перенаправили 2-ую Финляндскую дивизию на Вилькомир — как раз на направление главного удара немцев.
В тот напряжённый период, когда словами того же Свечина: «лучшие полки катятся назад, а худшие — разбегаются», основной задачей 10-ой армии Радкевича должен бы быть «размен территории на время». Возможно, тогда бы удалось в дальнейшем удержать в наших руках Вильно — крупный транспортный узел… Но подобная оперативно-тактическая гибкость, была совершенно не в обычае русских генералов — в том числе и начальника Штаба Алексеева. Непрерывно и последовательно — по мере прибытия, бросая в бой все быстро стачивающиеся до состояния «нуля» девять дивизий, он добился лишь приостановки наступления немцев в этом районе. Впрочем и, это не было заслугой Алексеева: готовясь к прорыву, германское командование было не заинтересовано в выталкивании русских войск из намечающегося «котла».
Опять же, всё это не я сам выдумал, а почерпнул — читая будущие мемуары Александра Андреевича. Хорошо быть таким умным, обладая «послезнанием»!
Наконец, появился озверевший от всего увиденного, услышанного и пережитого мой Генеральный Секретарь и, сообщил — что по последним данным, 2-ая Финляндская дивизия придана V Армейскому Корпусу генерала Балуева и сейчас болтается где-то в районе Мейшагольской позиции — между рекой Вилией и железной дорогой на Ковно. На самом правом фланге 10-ой армии — в месте её стыка с 5-ой армией.
Позавтракали в первой же попавшейся на глаза забегаловке, прикупили подорожавших до немыслимой величины продуктов и, в путь…
Бог дал и, прошедшее лето было засушливым и, даже зарядившие было осенние дожди, не смогли развести столько грязи — чтоб мы застревали достаточно часто! Если такое всё же случалось, то народу хватало — чтобы по очереди вытолкать «севшие» автомобили. То же самое и, с «водными преградами»: серьёзных рек не было, а попадавшиеся мелкие — почти пересохшие за лето ручьи мы форсировали вброд. Деревянные мостки через них, чаще всего не внушали доверия…
Не часто также, но бывало — блуждали! Бывшие у нас карты составлены 18 лет тому назад: за прошедшее время появились новые дороги, новые деревни, а старые бывало — исчезли, как и некоторые леса…
Я думал найти сначала штаб генерала Балуева — но слава Богу, не понадобилось: офицеры из вскоре встреченной артиллерийской колонны, направляющейся к Вильно, рассказали — что до момента немецкого прорыва, 2-ая Финляндская дивизия располагалась в районе Вилькомира…
— 6-ой Финляндский полк ищите, господин полковник? — переспросил меня капитан — командир батареи японских полевых пушек, — три дня назад я был придан ему в Шинкунах, сейчас право слово не знаю…
— Хорошо, спасибо! А, А где находится штаб 2-ой Финляндской дивизии, не подскажите, часом?
— Почему не «подсказать», подскажу: до седьмого числа, штаб финляндцев в местечке Мейшагола был. Сейчас, не знаю…
— Ладно, спасибо! А, что драпаем?…В смысле, совершаем запланированный тактический отход?
— Так, боеприпас для «япошек» кончился… Что зря то погибать?
— Вы что, ж? В бою были и даже по немцам стреляли?! Жесть… И, как? Попали куда-нибудь?
Личный состав батареи, вид имел несколько непритязательный и скорее напоминал дошедших до ручки партизан, чем солдат. Одно радовало глаз: огромные баулы на каждой повозке. Значит, не драпали, всё в панике бросив — а хозяйственно собрав войсковое имущество, в полном порядке отошли… Молодцы!
— Да, кто ж его знает, «как», — честно признался пожилой офицер-артиллерист, — стреляли — а попали ли куда, про то мне не ведомо. Не учили нас этим проклятым «япошкам» и таблиц для стрельбы не дали…
— Безобразие, право…, — смотрю по карте и командую спешившемуся и стоящему сейчас возле моей машины Спиридовичу, — господин генерал! Дальше до перекрёстка и направо.
Побибикали, требуя у артиллеристов уступить дорогу и поехали дальше — мимо бесящихся в упряжи, перепуганных автомобилями артиллерийских лошадей. Одна из них взбрыкнула конкретно и, с передка орудия, упал внушительный узел из которого вывалилось… Какое угодно — но, только не воинское имущество! Мой взгляд встретился с перепуганным взглядом офицера-артиллериста, затем — с возмущённым и вопрошающим генерала Спиридовича. Я дал знак — едем дальше…
Мы же сюда, не функции заградотряда выполнять прибыли?!.. Хотя, идея!
Всё чаще стали попадаться признаки приближающего фронта: ползущие туда-сюда интендантские обозы, скачущие с донесениями фельдъегеря, связисты мотающие вдоль шоссе катушки с проводами, просто офицеры с сопровождающими их денщиками или группы казаков.
У остановленного подполковника, офицера по поручениям из корпуса генерала Балуева — скачущего в штаб 10-ой армии в Вильно с донесением, мы узнали приблизительный расклад сил двух сторон на Мейшагольской позиции:
— Численное превосходство, по меньше мере — вчетверо за нами: кроме 27-ми батальонов V Армейского корпуса, 2-ая Финляндская дивизия, Сводная пограничная и 124-я ополченческая дивизия,1-я и 2-я гвардейские дивизии, гвардейская стрелковая бригада… Не считая двух десятков кавалерийских полков.
Офицер внимательно в меня всматривался, рассказывая всё это — но, никак не мог узнать:
— Противостоит же нам на правом берегу Вилии не более пятнадцати батальонов слабой немецкой пехоты из 21-ой Ландверной дивизии [165], бригада Эзебека и 1-ая Кавалерийская дивизия.
— И, что мешает нам опрокинуть эту ничтожную — по вашим словам, немецкую группировку? — недоумевал я.
— Не могу знать! — уклончиво ответил подполковник, — впрочем, скоро своими глазами увидите и может быть догадаетесь…
— Ладно, хорошо…, — говорю, — а Вас мама в детстве не учила, господин подполковник, что откровенничать на войне с посторонними нельзя?
— Сами то, Вы кто? — насторожился офицер.
— Из штаба генерала Пихто!
Осмотрев внимательно моих скромно одетых сопровождающих, он пришпорил коня и был таков.
Да… Для германских шпионов — широкое раздолье, а для своей контрразведки — работы непочатый край!
Стали попадаться раненые, эвакуируемые в тыл в санитарных фургонах или чаще на простых крестьянских телегах. Легкораненые шли пешком, причём среди них было довольно-таки много с перебинтованными пальцами левой руки. Всё понятно — «самострелы»… Невероятно бесило, что этот контингент шёл в тыл весело, с шутками-прибаутками — ни сколь не боясь, едущего на невиданных авто, «высокого начальства».
Как-то, «непропорционально» много — по отношению к нижним чинам, раненных офицеров… Так же, многие из них выглядели совершенно целыми и к тому же весёлыми — хотя в отличии от простых солдат, не высказывающих свою радость вслух. Эти ехали в тыл верхом — да ещё и, в сопровождении денщиков на лошади и с вьючной лошадью под офицерское шмутьё.
— Куда перебазируемся, господин капитан? — спросил у одного такого, когда автомобиль стоял у переправы, пропуская санитарный обоз.
— В госпиталь, господин полковник!
— Ранены куда или больны чем? — недоумеваю.
— Контужен! — капитан в годах, важно приложил руку к голове.
— Контужен, или «сконфужен»? — зло переспросил есаул.
Не ответив, тот отвернулся не желая продолжать разговор…
Воспользовавшись возникшей на полчаса «пробкой», спешился и прошвырнулся вдоль обоза — подслушивая разговоры и завязывая мимолётные» знакомства. Тощие крестьянские лошади, лежащие на грязной соломе раненные в окровавленных повязках, изнурённые неимоверными мучениями человеческие лица… Стоны, запахи страдающего человеческого тела — тошнотворный смрад крови, гноя и медикаментов…