Пограничный легион (др. перевод) - Грэй Зейн. Страница 34

– О, его цели видны как на ладони. Олдер-Крик не ввел еще обычаев бессмысленного кровопролития. Весть о такой расправе молниеносно распространится повсюду, и внимание всех обратится на этого скупщика участков, Блайта. Его поступок подействовал на народ, как поступок честного человека, защищавшего свою дочь. Он завоевал всеобщее сочувствие. И, кроме того, он говорил тоном богатого человека. Очень скоро на него начнут смотреть, как на влиятельную величину. А в это время он начнет грабить лагерь, и никому в голову не придет заподозрить его. Его замысел так же грандиозен, как и он сам.

– Джим, а что если мы раскроем все эти преступления? – задрожав, шепнула Жанна.

– Я уже думал об этом. Но скажи сама, кому мы можем сообщить об этом? Меня сочтут за бандита, ты находишься у Келса. Ах, мне кажется, мы никогда не выберемся отсюда живыми. Эта мысль беспрестанно терзает меня.

– Джим, теперь ты будешь приходить ко мне каждую ночь… не правда ли?

Вместо ответа он начал целовать ее.

– А что ты начнешь теперь делать? – со страхом спросила она.

– Я буду добывать золото. Я говорил об этом с Келсом, и он одобрил меня. Он сообщил мне, что часть его плана с обязательной работой для каждого бандита не пришлась по вкусу его людям. Откапывать золото – вовсе не легкая работа, гораздо легче красть его. Но я начну копать, хотя бы для этого мне пришлось прорыть целую гору. То-то будет потеха, если я наткнусь на богатую золотую жилу.

– Джим, никак тебя уже схватила золотая горячка?

– Жанна, а если я в самом деле найду много золота, тогда… ты… выйдешь за меня замуж?

Нежность, страх и тоска, прозвучавшие в голосе Клэва, яснее всего показали Жанне, как робко он надеялся и любил ее.

В темноте гладя его по щекам, она всем сердцем стремилась исправить и загладить те страдания, которые причинила ему. Она чувствовала его отвагу, такую сладостную и увлекательную для нее.

– Мой Джим! – шепнула она. – Я выйду за тебя, безразлично, найдешь ты золото или нет.

И снова чудный сладостный миг. Затем Клэв вырвался, а Жанна прислонилась к окну, следя за его тающей тенью.

С этого дня Жанна больше не выходила из маленькой комнатки. Келс по-прежнему был на ногах до глубокой ночи и вставал только среди дня. Посещать Жанну каждый день в обеденный час сделалось для него привычкой. Входя к ней, он выглядел мрачным и усталым, уходил же всегда более спокойный и ровный. Он никогда ни слова не говорил с Жанной об Олдер-Крике, о своем легионе или же о золоте. Всегда начиная с вопроса о ее самочувствии, он осведомлялся, не хочет ли она чего-нибудь, что он может принести ей. В его отсутствие Жанна всегда испытывала к нему странное отвращение, но стоило ему появиться, как это чувство совершенно исчезало. Сознавая свое громадное влияние, она всегда держалась с ним по-товарищески весело и приветливо. Под влиянием ее живительной и чарующей близости он постепенно оттаивал и становился совершенно иным человеком; жесткая мрачность и напряженность бесследно исчезали с его лица. С глубокой искренностью в голосе он признавался Жанне, что мгновенный луч истинной любви, показанной ею ему в Кэбин-Галче, совершенно изменил его отношение к ней. Еще ни одна женщина так не целовала его, как она. Этот поцелуй преследует его днем и ночью. Если он не добьется от Жанны таких свободных, добровольных поцелуев, то совсем откажется от нее. Никогда в жизни больше его уста не поцелуют какую-нибудь другую женщину. И в страшной тоске, мрачный, жаждущий человеческого отношения, он молил ее о любви. Жанна могла только печально покачивать головой. Она говорила ему, что жалеет его, что чем больше верит его любви, тем больше надеется, что он выпустит ее из своего плена. Однако в этих случаях он начинал страстно протестовать и говорить, что держит ее здесь как свою драгоценность; возле нее он может жить постоянной надеждой, что в один прекрасный день она полюбит его. Нередко, говорил он, случалось, что женщины начинали любить своих заточителей.

Но каждый вечер с наступлением темноты главная хижина становилась местом таинственных сборищ и совещаний. Когда все уходили, Келс зажигал фонари. Нередко он доставал маленькие кожаные мешочки, наполненные золотым песком, и прятал их под половицу. Затем, мягко ступая, принимался расхаживать взад и вперед, словно тигр в клетке. С появлением Бейда Вуда, Пирса и Смита его настроение изменялось. Они дружелюбно играли в карты, и из их разговоров Жанна узнала, что Келс часто играл с богатыми золотоискателями и игроками, жившими в лагере, но, назначая большие ставки, страшно проигрывал. Иногда же ему удавалось выиграть какой-нибудь пустяк, и тогда он разражался торжествующим хриплым воплем и, высмеивая Смита и Пирса, пускался рассказывать им, как он хитро сыграл на этот раз.

Джим Клэв нашел себе надежный ночлег в углу большого скалистого выступа. Выбрав наугад никем еще не использованную полосу земли, он начал свои раскопки. В первый же день он наткнулся на золото. Келс тотчас же скупил возле него несколько саженей и заставил своих людей работать там. Все они находили золотоносную глину, но только одному Джиму улыбнулось счастье. Келс распространил эту новость, и тотчас же в ту часть ущелья кинулся целый поток золотоискателей. Каждую ночь виделась Жанна с Джимом, и эти часы становились с каждым разом все сладостнее и горячее. Постепенно и Джима захватила золотая лихорадка.

Однажды ночью он пришел к ней, и едва их руки соприкоснулись, как Жанна догадалась, что Джим сильно взволнован.

– Жанна! – прошептал он, торопливо прижимаясь губами к ее уху. – Я только что оказал большую услугу Келсу. Какое счастье!

– Расскажи, – шепнула Жанна и еще ближе наклонилась к нему.

– Это было сегодня вечером в «Последнем самородке». Келс играл как обычно с игроком, которого все называют Флешем. Он выгреб у Келса уйму золота, это первейший жулик. Я сидел рядом и видел все. Келс проигрывал отчаянным образом, но великолепно владел собой. Как вдруг он поймал Флеша и злобно закричал на него. Все кругом ждали, что Келс вот-вот вытащит свой револьвер. Но нет! Прямо поразительно, до чего игра захватывает его. Швырнув Флешу свирепое проклятье, он только приказал ему вести себя прилично. А как тебе известно, такое предупреждение для прославившегося игрока хуже самой смерти. Ну вот тот и вытащил свою погремушку. Для Келса выхода уже не было. Но Флеш, чувствуя свое превосходство, начал еще разглагольствовать. Это-то и было его ошибкой. Я подскочил, вышиб револьвер у него из рук и как следует хватил его… он так и не поднялся… Келс же созвал людей, показал им лежащие на столе карты и совершенно хладнокровно еще раз обозвал Флеша жуликом. Затем он обратился ко мне, я никогда не забуду, как он выглядел: «Дружище, этот Флеш хотел сейчас прикончить меня. Я совершенно забыл о моем револьвере, понимаешь?.. В следующий раз, когда мы встретимся, я застрелю его… Но если я обязан кому-нибудь жизнью, то я никогда не забываю этого».

– А ты был вполне прав? – спросила Жанна.

– Конечно! Флеш шулер. Уж лучше быть бандитом.

– Но Флеш начнет выслеживать тебя, – боязливо заметила Жанна.

– Вероятно! И если он найдет меня, пусть не медлит. Но не беспокойся, Келс либо выгонит его вон из лагеря, либо убьет его.

Следующей ночью Клэв рассказал Жанне о таинственных проделках «Пограничного легиона». Это название сделалось известным, никто не знал, каким образом, и с тех пор Олдер-Крик не знал покоя. Накрыть разбойников было совершенно невозможно, тем более, что все обворованные безжалостно убивались. Страшный легион работал медленно и скрытно. Маленькими кражами он не занимался. Он всегда имел самые точные сведения о каждой лишней унции золотого песку. Двоих золотоискателей, отправившихся по дороге в Баннек, нашли совершенно изрешеченными. Золотоискатель по имени Блэк, не желавший доверить свое золото спешной почте и, несмотря на советы друзей, все-таки покинувший Олдер-Крик, исчез бесследно; больше о нем никто никогда ничего не слыхал. Четверо других были убиты и ограблены в собственных хижинах. Еще одного нашли мертвым в постели.