Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем - Субботин Дмитрий. Страница 5

Поскольку продолжалось горение графита, то мною было предложено осуществлять в различных точках воздухозабор, и мы отправляли в Киев на анализ содержания СО, СО₂, их соотношения, по которым с не очень высокой точностью, но можно было судить о максимальных температурах в разрушенном 4-ом блоке.

Совокупность всех данных привела к заключению, что в зоне реактора существуют небольшие области высокой температуры (максимальная составляет 1000°), но в основном поверхности проявляли себя как области, температура которых не превышала 300 °C. В этом случае заброс свинца мог быть эффективным. Было принято соответствующее решение, и 2400 тонн свинца в различных формах были введены в реактор с высокой точностью и большим мастерством вертолетными службами. Количество вводимого свинца возрастало день ото дня, я был поражен тому темпу, тому масштабу, с которым весь необходимый материал был доставлен для выполнения операции.

Учитывая, что были высокотемпературные области, было решено использовать и карбонатсодержащие породы, в частности, доломит, назначение которых было то же самое – там, где возможно, стабилизировать температуру, затратив энергию на разложение доломита на компоненты.

А. П. Александров очень советовал нам вводить глины, которые являются неплохими сорбентами для выделяющихся радионуклидов. Вводили мы и глины, и большое количество песка в качестве фильтрующего слоя, способного, если начнут плавиться таблетки с двуокисью урана и выделяться радиоактивные компоненты, задержать хотя бы часть их внутри реактора.

Ясно, конечно, что сбросы тяжестей в несколько сот килограммов с 200-метровой высоты создавали сложную ситуацию вокруг самого 4-го блока, поэтому что каждый сброс создавал облако пыли после удара, и эта пыль несла много радиоактивности. Но аэрозольные частицы, поднимающиеся в это время наверх, агломерировались, укрупнялись и попадали где-то в зону 4-го блока или на площадку станции. Даже само облако играло роль защиты для того, чтобы мелкие аэрозольные частицы не продвигались на существенно большие расстояния от зоны самой станции.

Судя по характеру выноса радиоактивности из зоны 4-го блока как по величине, так и по динамике его, все эти мероприятия оказались достаточно эффективными, и заметная часть активности была локализована и не распространилась на большие расстояния, за исключением какого-то количества цезия, стронция – наиболее низкоплавких компонентов топлива. Это позволило закупорить 4-й блок, создать фильтрующий слой, не допустить плавления самого топлива в силу прохождения достаточно большого количества эндотермических реакций.

Решение по этой схеме принималось 26-го апреля вечером, а реализовалось оно с 26 апреля по 2 мая включительно. Это основной период, когда осуществлялся очень интенсивный заброс всех материалов. После 2-го мая заброс был прекращен, несколько дней была пауза, затем, после 9 мая, когда при облетах 4-го блока было обнаружено пламенеющее высокотемпературное пятно то ли графитовой клади, то ли металлической конструкции, туда было сброшено еще 80 тонн свинца. Это был последний массированный сброс материала в зону 4-го реактора.

Кроме материалов, которые имели назначение стабилизировать температуру внутри 4-го блока или создать необходимый фильтрующий слой, в зоне 4-го блока, по предложению члена-корреспондента АН СССР Б. В. Гидаспова, который прибыл на помощь работающей группе после 10 мая, осуществлялась операция пылеподавления. Применялись растворы, содержание полимеробразующие материалы, которые заливались в пластиковые мешки, каждый массой в 1 тонну, и эти мешки сбрасывались в зону реактора, где при падении они разрывались. Раствор покрывал поверхности разрушенного блока и, полимеризуясь, застывал, создавая фильтрующий дополнительный слой. Такие мероприятия проводились до 15 мая.

Все эти мероприятия сопровождались постоянными отборами воздуха на фильтры, оценкой количества выносимых из блока радиоактивных компонентов. И видна была динамика: если первоначальная сумма активности (я не имею в виду первичное облако, вынесенное в момент взрывов) в стационарных условиях составляла тысячи кюри в сутки, то к моменту моего второго отъезда из Чернобыля эта величина уже не превышала сотен кюри в сутки, и потом она все более и более уменьшалась. Было, конечно, много споров о точности и правильности забора проб, точности и правильности измерений расчетов, которые делались на основании проведенных измерений. Все это говорило о том, что даже в простых дозиметрических измерениях высокой культуры не было.

Вот такую линию проводило Правительственная комиссия по локализации аварии.

Панорама города Припять, города-спутника Чернобыльской АЭС. Снято с вертолета. Фото А. Г. Ахламова.

Эвакуация Припяти

Еще более важным вопросом, решаемым Правительственной комиссией, был вопрос о населении. Сразу после принятия решения о расхолаживании четвертого блока стали обсуждать вопрос о судьбе города Припяти. 26-го апреля вечером радиационная обстановка в нем была более-менее благополучной: от единиц миллирентген до десятков миллирентген в час. Конечно, это нездоровая обстановка, но она еще допускала какие-то размышления. Медицина была ограничена в своих действиях сложившимися порядками, инструкциями, в соответствии с которыми эвакуация могла бы быть начата в том случае, если бы для гражданского населения существовала опасность получить 25 биологических эквивалентов рентгена (бэр) на человека. Обязательной становилась эвакуация, если бы была угроза получения 75 бэр за время пребывания в пораженной зоне, а в интервале от 25 до 75 бэр право принять решение об эвакуации принадлежало местным органам. В этих условиях шли дискуссии.

Физики, особенно В. А. Сидоренко, предчувствуя, что динамика будет меняться не в лучшую сторону, настаивали на принятии решения об обязательной эвакуации населения. Медики здесь как бы уступили физикам, и где-то в 10 или 11 часов вечера 26 апреля Борис Евдокимович, послушав наши дискуссии, принял решение, поверив нашим прогнозам, об эвакуации. После чего представители Украины Плющ, Николаев приступили к подготовке немедленной эвакуации города на следующий день. Это была непростая процедура. Нужно было организовать необходимое количество транспорта, и он был вызван из Киева. Нужно было точно разведать маршруты, по которым можно было везти население. Генерал Бердов возглавил работу по оповещению населения, чтобы люди не выходили из каменных домов и т. д. К сожалению, эта информация шла устным путем, через заходы в подъезды, вывешивание объявлений, и, видимо, не до всех дошла, потому что утром 27 апреля на улицах города можно было видеть и матерей, везущих в колясках детей, и детей, играющих на улицах, и вообще признаки обычной воскресной жизни.

В 11 часов утра уже официально было объявлено, что весь город будет эвакуирован. К 2 часам был полностью собран весь необходимый транспорт, определены маршруты следования, и за 2–2,5 часа практически все население, за исключением определенного количества персонала, который был необходим для функционирования коммунальных служб города и для обслуживания станции, покинуло город. Персонал, который должен был обслуживать ЧАЭС, был перемещен в пионерский лагерь «Сказочный», находящийся за десятки километров от города Припять. Эвакуация была проведена достаточно аккуратно, быстро и точно, хотя проходила в необычных условиях, и отдельные проколы и неточности были. Например, большая группа граждан обратилась в Правительственную комиссию с просьбой эвакуироваться на собственных автомобилях, а их было в городе несколько тысяч. После некоторых размышлений такое разрешение было дано, хотя, наверное, и неправильно, потому что часть таких автомобилей была загрязнена, а дозиметрические посты, проверяющие уровень загрязненности автомобилей, и пункты отмывки были организованы несколько позже. Некоторое количество загрязнений было вывезено и вместе с вещами, которые, в минимальных количествах, брали с собой эвакуированные. Но я повторяю, что эвакуация происходила в тот момент, когда уровень загрязненности города был еще невысок, поэтому уровень загрязненности предметов, вывозимых людьми, и самих людей, был невысок. Практика потом показала, что никто из гражданского населения, не бывшего на самой станции в момент аварии – а это почти 50 тысяч человек, – какого-нибудь существенного вреда для своего здоровья не получил.