Докторица (СИ) - Гордон-Off Юлия. Страница 21

Как-то незаметно получилось, что мы переместились в предполётную землянку второй эскадрильи на краю аэродрома, где обычно экипажи собирались в ожидании вылета, многие потихоньку расползлись. К нам присоединились ещё трое, как оказалось, это ещё один безлошадный экипаж, то есть собрались те, кому завтра не вылетать и посиделки продолжились вторым кругом. На столе возникла жареная картошка, заправленная тушёнкой, квашеная капуста, яблоки и лётный шоколад.

Верочку сплавили спать, я осталась с пятью ребятами одна. Мне нужно было тогда же уйти с сестрой, но… Может мне нужно было выдавить из души пережитую встряску с липкими щупальцами страха, может просто накопившуюся усталость, а может расслабиться и отвлечься, ведь нагрузка у меня не маленькая, пусть не запредельная, но ежедневная. Может это только кажется, что раз в день слетать куда-нибудь по нашим фактически ставшими безопасным тылам это ерунда. Тем более, что процесс полёта мне нравится и в воздухе я получаю искреннее удовольствие. Что-то есть завораживающее в том, что эта механическая птица полностью послушна твоей воле, что через ручку управления, руки, ноги и другие органы чувств получаешь все ощущения полёта. Вот как описать, что лёгким отклонением рукоятки и педалей ты заставляешь самолёт плавно лечь на удерживающий его воздух и сделать вираж, всем существом ощущая, как крылья скользят по невидимым воздушным рельсам. Как чувствуется каждый порыв ветра, восходящий или нисходящий воздушный поток. Вообще, полёт сейчас для меня стал чем-то похожим на то, как в детстве мы бегали, раскинув руки, и представляли себя самолётами или птицами, ведь тогда, изображая ртом тарахтение мотора, были подвластны любые манёвры, а растопыренные пальцы в сознании реально опирались на воздух, как положено настоящим крыльям. Ведь тогда всё тело, руки и ноги были этим воображаемым самолётом, и всё было подвластно малейшему желанию… Теперь не нужно рычать горлом и языком, мотор сам тарахтит свою песню, а вот в части подвластности желаниям всё как было тогда.

И не нужно говорить, что вся моя власть жёстко регламентирована характеристиками самолёта. В полёте, вернее, в ощущении полёта, нет километров в час, нет заданных и определённых углов тангажа или сантиметров от главной аэродинамической оси, есть ощущения, которые настолько родственны эмоциям, что отделить их часто невозможно. И пусть мне сто раз физиологи расскажут, что фотон света упал на сетчатку глаза, выделил какой-нибудь эрг энергии, пройдя сквозь роговицу, хрусталик и стекловидное тело. Как в конкретной колбочке или палочке возникло возбуждение, и по нервному волокну побежал сгенерированный электрический потенциал. Который где-то в головном мозге был проанализирован и превратился в комплекс возбуждения, который я воспринимаю как красивое красное платье или цветок розы с капельками росы на лепестках. Для меня всё равно было, есть и будет: я повернула голову, бросила взгляд, и мне понравилось или не понравилось то, что я увидела. А все эти колбочки и палочки оставьте себе на память… Вот и очарование полёта для меня – именно набор переживаний и эмоций, что не мешает мне думать об остатке горючего в баках или о том, как лучше и безопаснее заходить на посадку и крутить головой, чтобы не пропустить возможное нападение…

Сосед как-то говорил, что счастье, это когда с радостью бежишь с работы домой и когда из дома с радостью бежишь на работу! Как-то услышала разговор моего летнаба с приятелем, он не понимает, как не свихиваются дальние бомбардировщики, когда всю ночь их самолёты словно висят в тёмной пустоте, когда никаких манёвров и ничего не происходит, надо замереть и смотреть по сторонам часами. Потом словно взрыв короткие минуты выхода на цель, бомбёжка и снова часами висеть в чёрной пустоте, пока не прилетишь обратно. В принципе, у меня ведь то же самое, может самолёт мой висит в воздухе не так долго, и не в темноте, хоть и видно как внизу проплывает земля, но я в это время особенно не маневрирую, не выполняю никаких действий, сижу себе, держусь за ручку управления, ногами удерживаю курс, да кручу головой, чтобы видеть небо. Скучно и однообразно! Как водителю в дальнем рейсе или путнику шагающему куда-то. Но вот только для меня это не бестолковое ожидание в вынужденной позе. Я лечу! Я чувствую, как мои крылья рассекают воздушные струи, как винт отбрасывает назад перемолотый воздух и тянет самолёт вперёд! Не буду говорить, что чувствую каждую нервюру, но я живу полётом. Я сама – самолёт и мне нравится плыть в небе над землёй, выписывать в небе змейку, чтобы никто не подкрался незамеченным, наслаждаться ровным стрекотанием мотора, вообще, удивительным миром, где нет наземной суеты и толкотни, где не только вперёд-назад и вправо-влево, а ещё вниз и вверх… Поэтому я не думаю, что экипажи дальников в своём ночном полёте дуреют от скуки, у каждого есть своя работа, они ею заняты и скорее всего её любят. И они не просто висят в темноте в своих самолётах, они летят сквозь ночь, они летят выполнить полученный приказ или после его выполнения возвращаются домой, они выполняют свою работу и стараются её выполнить хорошо! Какая же здесь скука? Это же как дышать, нам же не надоедает каждые три секунды делать вдох…

Вот снова куда-то меня мысли увели, а тут застолье. Всё-таки лётчики умеют заразить своими брызжущими эмоциями. Да и в землянке уже как такового питья не было. Пошли задушевные разговоры, не забыли притащить и патефон, хорошо, хоть танцы устраивать никто не рвался, ведь в землянке даже мне потолок "на уши давил", а ребята все ходят сутулясь и пригибаясь. Пятаков оказался замечательным рассказчиком и душой компании. В его изложении их спасение стало какой-то восхитительно смешной сказкой, в которой нашлось место даже зайцу, который много лет спокойно жил на болоте, и совсем не жаждал, чтобы на него свалился с неба большой железный самолёт. Но он, как настоящий местный хозяин, вышел встречать невезучих лётчиков и Пятаков столкнулся с ним буквально нос к носу, и они удивлённо смотрели друг на друга круглыми глазами. Ведь оба не знали как им общаться, ведь совершенно русский заяц не ходил в школу и не знает русского языка, а Лёша не знает ни слова на заячьем, поэтому совершенно невоспитанный заяц развернулся и убежал, не прощаясь. И нужно было видеть искреннюю обиженно растерянную красивую мордашку Пятакова, который словно жаловался на невоспитанность зверушки, когда все в землянке буквально корчились от смеха. "Нет! Ну вы представляете, мне командир кричит, что штурмана зажало, что нужно помочь его вытащить, я думаю, что местные зайцы сейчас набегут и помогут, а он взял и убежал, невоспитанный оказался…" – есть у парня талант, совершенно обычные вещи говорить таким тоном и с такой мимикой, что станет смешным наверно даже если он будет читать инструкцию к утюгу. Глядя на Пятакова я подумала, что если ему поручить прочитать рассказ про того парня, у которого "после бани морда красная такая", успех будет просто феерическим.

Из рассказа Сергея Котченко – командира сбитой пешки, стало ясно, как они попали под стволы незамеченной зенитки, над расположением которой неудачно выходили из пикирования и поймали ставшие роковыми попадания. Что если бы её заметили раньше, то просто разбомбили бы, и ничего бы не случилось, ведь в первой волне шли экипажи, в задачу которых как раз входило уничтожение средств ПВО немцев. И что теперь совершенно непонятно, что по ним решат, вернее по обоим экипажам, тем более, что у них теперь нет штурмана и скорее всего их отправят в ЗАП, хотя они бы лучше дождались новых самолётов в полку.

Ко мне никто особенно не лез, но и без внимания не оставляли, изредка появлялись какие-то тосты, мы понемножку выпивали, но никто не валился под стол, никого не торопили, а у меня вообще была вполне конкретно обозначенная граница в виде единственной бутылки вина, которую я особенно не торопилась изничтожить. Мне было с ними удивительно тепло и уютно, когда заходили какие-то лётные темы и начинали в воздухе ладонями показывать какие-то манёвры, я уже не просто смотрела, я понимала, что и как нужно делать, при этих эволюциях. Эта атмосфера единения и крылатой родственности ещё добавляла тепла и уюта в окружающую картинку. Всё было так мило и хорошо, что просто не описать словами…