Вся жизнь — игра - Дубровина Татьяна. Страница 32
И Кайданников захохотал.
Маргарита впервые видела его смеющимся вот так, от всей души. Не насмешливо, не с сарказмом, а с брызжущим, искрящимся весельем!
«Не скала… Нет, вовсе не скала!» — теперь открытие превратилось в уверенность.
Она по-новому почувствовала этого, прежде такого надменного, человека, и посветлело у нее на душе. И она тоже рассмеялась — звонко и открыто.
Следом за ними залился доверчивым смехом и Константин:
— Ой, не могу!.. Кайф!
А затем, как по сигналу, закатились и мальчишки. Они похрюкивали, всхлипывали и обнимались — слишком долго сдерживали эмоции.
И возникла на корте некая странная, разновозрастная общность, светлая и безгрешная, без всяких задних мыслей, без соперничества и вражды.
Такая редкость в наше время.
Вдруг Георгий предложил:
— А давайте, молодой человек, обменяемся ракетками! Пусть это будет как братание.
Костя даже немного испугался:
— Вы что! У вас такая… такая…
— Но ведь у вас, — он говорил «вы», и Маргарита вполне оценила его подчеркнутое почтение к победителю, — тоже вещица что надо. По результату видно.
Костя приободрился, опять наполняясь фамильной гордостью:
— Точно. Этой штукой еще мой батя играл. Она, вообще-то, редкая. Видите марку? МЭФСИ. Московская экспериментальная фабрика спортивного инвентаря. Фабрика эта сгорела давным-давно, знаете когда? Году в семидесятом. Меня еще на свете не было. Теперь этих ракеточек на земле всего несколько штук осталось.
— A-а, вот видите, — протянул Георгий. — Это еще и раритет.
— Чего?
— Редкость. Антиквариат.
— Мм! Ну да.
— Так махнемся?
— По рукам!
Георгий взял облупленное страшилище, на котором марку сгинувшей фабрики МЭФСИ едва можно было различить. А к Косте перекочевал сверкающий серебряный «клинок», изготовленный на заказ фирмой «Рибок». И оба от души радовались полученным обновкам.
Но Константину не терпелось попробовать «Рибок» в деле. А огорчать щедрого господина вторичным проигрышем не хотелось. И парень предложил Маргарите:
— Давайте на победителя, а?
— Охотно! — она легко спрыгнула на землю.
Георгий не остался смотреть. Он и так чувствовал, что парнишка обязательно проиграет даме. Поддастся. Кайданников понял и принял тот неоспоримый факт, что юный Константин Завьялов был рыцарем и джентльменом…
Когда игра завершилась — разумеется, Ритиным выигрышем! — Константин цыкнул на свою свиту:
— А ну, брысь.
И ребятня раскатилась в разные стороны, как шарики ртути из разбитого градусника.
А Костя провожал Маргариту до гостиницы. Было-то до отеля всего пару сотен метров, но он ее провожал и провожал… пока не начало темнеть.
Они петляли по самшитовым аллейкам, они присаживались на лавочку подышать ароматом пышной магнолии…
Константин вел себя как опытный таксист, который везет профана-клиента не по прямой, а кругами, чтоб на счетчике нащелкала сумма посолиднее. Только в данном случае выигрышем были не деньги, а общество изумительной женщины, с которой никак невозможно было расстаться.
Ну просто никак невозможно!
Маргарита вовсе не была профаном, и ей подобные трюки обожателей были не в диковинку. Но она не торопилась разоблачить наивную мальчишечью хитрость. Ей было хорошо.
Она как бы сбросила груз прожитых лет… точно и в самом деле стала той девчонкой с огромными синими бантами, которую видела в телепередаче.
Легкость такая… невесомость… Как у беззаботной бабочки.
А ведь когда-то она и в самом деле была такою…
Ритка Солнцева. Риточка. Королева Марго. У всех в классе имелись прозвища, а у нее это был скорее титул.
Ей было пятнадцать, и ее любили сразу два одноклассника. Бытовал у них такой термин: любили. Он отличался от «дружить» или «ходить». А также — от «втюриться».
«Втюренными» в нее были все вокруг, не «ходила» Рита ни с кем, «дружбы» с ней не удостоился ни один.
А «любить» имело оттенок возвышенный и слегка глуповатый, донкихотский. Коли любишь, коль взвалил на себя это бремя — будь любезен, слагай серенады (уж как сможешь!) и совершай подвиги. Какие угодно, пусть совсем бесполезные, но в ЕЕ честь. Над тобой будут, естественно, посмеиваться, однако и зауважают: ежу понятно, любить по плечу не каждому!
Итак, Рита была любима двумя мальчиками: самым умным в классе и самым сильным. Они, как положено, носили прозвища: Пигма и Сая.
Пигма считался восходящей звездой в математике, и его школьное имя слагалось, вероятно, из «пи», равного 3,14 с бесконечной дробью в конце, и греческой «сигмы», тоже используемой в теоремах. Пигма, полный ноль в стихосложении, заменял серенады формулами, которые выводил и посвящал даме сердца.
«Сая» произошло вовсе не от пухлой сайки. Мальчик был атлетического сложения и казался поэтому старше своих лет.
Он постоянно пил модную тогда газированную воду «Саяны»: считалось, что она настояна на целебных травах и приумножает физические и душевные силы. С серенадами у него тоже было трудновато: уж очень он был немногословен, настолько, что даже слово «Саяны» казалось для него слишком длинным. Двусложное «Сая» — короче и резче. Так прозвище к нему и прилипло.
Поскольку никому из двоих королева Марго предпочтения не отдавала, Пигма и Сая не ссорились. Более того, общая любовь сплотила их, и они стали неразлучны.
Вместо серенад под Ритины окна ставили магнитофон. Кассетники в годы их ранней юности были еще далеко не у всех, а Пигме родители привезли из-за границы фирменный, «Сони». Сая же раздобывал самые модные записи: у него было много приятелей среди фарцовщиков. Сейчас иные из тех «спекулянтов» стали крупными фигурами в аудио- и видеобизнесе.
Рита жила под музыку, всегда доносившуюся со двора, иногда даже и среди ночи. Это двойное обожание стало для нее естественным, как для рыбы — вода. Просто стихия, в которой существуешь.
Основную же выгоду извлекали из любви Пигмы и Саи ее братья, близнецы Борька с Глебкой. Они были старше, уже учились к тому времени в школе милиции, и кавалеры были у них мальчиками на побегушках.
Впрочем, для двоих влюбленных это не было ни слишком унизительно, ни слишком обременительно. Трудно ли, скажем, Пигме решить задачку по физике для не слишком усердных курсантов, когда он уже самостоятельно прошел чуть ли не весь университетский курс? Тяжело ли Сае натаскать вместо братьев мешков с цементом для ремонта треснувшего фундамента милицейской школы? Раз плюнуть, и даже в удовольствие: ведь выручаешь родню самой королевы Марго!
Иногда Рита Солнцева устраивала своим обожателям праздник. Они втроем шли в скверик, что возле городского ДК. Была там одна лавочка, на которую никто, кроме несведущих приезжих, никогда не садился. Рыцари вдвоем ее отполировали и покрыли дефицитным нитролаком: лишь она единственная всегда была светло-золотистой, среди прочих облезло-зеленых уродин.
Королева садилась посередке и, как пай-девочка, клала руки на коленки, И поверх ее рук каждый из поклонников опускал свою ладонь: справа и слева.
А дотронуться просто так до колена Ее Величества — ни-ни, как можно!
Подолгу они сидели втроем и молчали, пока Маргарита не объявляла:
— Пора.
Пигма и Сая провожали ее до дому, и заряда счастья им хватало на неделю, две…
Сейчас они с Костей сидели на подвесной скамье-качелях, и он точно так же положил свою шершавую руку поверх ее, мягкой и нежной, покоящейся на голом колене. Может, этот жест характерен для многих подростков?
И он точно так же молчал. Не разговаривала и она. Ей было приятно, хотя… немного не хватало другой ладони, на втором колене… Тогда была бы полная аналогия с юностью.
Или нет, не то…
Ее больше хотелось бы, чтобы на ее коленях лежали две мужские руки, принадлежащие только одному человеку. Какому — понятно… Тому самому, невозможному, невыносимому… который все же умеет так открыто смеяться. Тому, щедрому, что подарил незнакомому парнишке свою уникальную ракетку. Тому, дерзкому, который осмеливается постоянно унижать ее, всеми любимую королеву Марго.