Вся жизнь — игра - Дубровина Татьяна. Страница 37

— Костя, а ты разве не мечтаешь прославиться?

— Зачем? — искренне удивился он. — Тоже мне радость: режим соблюдать, мамку по целому году не видать… Нет, спортсмен — не профессия.

— Очень любишь маму, да?

— Еще бы! Она у меня такая… Да вы скоро увидите — сами поймете.

— Да, совсем скоро. Осталось три дня.

После тренировки Костя, как водится, провожал Маргариту до входа в гостиницу.

Но — не дальше. Внутри была «территория» Лучано. Сопровождать Риту в бары, рестораны, концертный зал стало привилегией итальянца.

Чутье подсказывало Константину, что тут что-то не так. Он спросил — не предъявляя претензий, а просто уточняя обстановку:

— Вам неудобно, что вас… увидят в отеле в моей компании?

— Н-ну… — замялась она. Как все-таки не хотелось врать, а тем более этому искреннему доверчивому пареньку!

— Ладно. Ясно.

— Костенька, Костя, не расстраивайся, добираться-то мне осталось совсем недалеко. Всего три этажа, да и то я езжу на лифте. Так что считай — ты меня проводил до самого номера. Вон моя лоджия, видишь, третья от угла!

Его голубые глаза уставились на нее в упор:

— Зачем вы мне это сообщили?

Рита пожала плечами:

— Так просто. Ни за чем.

— Ясно. Значит, третья лоджия, третий этаж… — Он огляделся, нет ли кого поблизости, и опять осмелился поцеловать Маргариту. На этот раз попал в висок, где пружинкой свернулся золотисто-каштановый локон.

Женщина засмеялась:

— А почему ты озирался-то?

Костины белесые ресницы дрогнули:

— Вам было бы неприятно, если б кто-то увидал.

Джентльмен!..

…Вечером Лучано пригласил Маргариту на концерт гастролирующего в Сочи камерного оркестра. Народу в зале было немного: курортная публика предпочитает иные развлечения.

А Маргарита отдыхала, растворяясь в музыке Генделя.

Исполнялись знаменитые «Кончерти гросси»: «Музыка на воде», «Музыка фейерверка»…

До сих пор она считала этого композитора немного занудным, по-немецки педантичным. Но вдруг поняла, что это не так. Полнокровным здоровьем, радостью жизни дышали сложные, виртуозные мелодии, в зале веяло ароматом вечной юности, будто не при электрическом освещении проходил концерт, а под ярким солнцем, висящим в зените.

Как все-таки странно судьба распоряжается людьми. Ведь великий Георг Фридрих Гендель, к примеру, был сыном армейского цирюльника-хирурга, который завивал парики и ставил пиявки.

Или взять ее, Маргариту Солнцеву. Думал ли кто-нибудь из ее родни в захолустном Серпухове, что Ритуля станет блистать среди тех выдающихся людей, которые кажутся ненастоящими, потому что их увидишь разве что по телевизору…

А нужно ли ей это, блистать?

Ну конечно. Иначе жизнь покажется серой и однообразной.

А вот одаренный мальчишка Костя Завьялов не желает становиться знаменитостью, ему и так хорошо. Может, прав-то именно он?

Маргарита и хотела, и боялась заглянуть в самые сокровенные тайники собственной души. Ведь там, на самом донышке, пряталась простая истина: да, она мечтает блистать, но только для одного-единственного человека.

Однако совсем не этот человек сидел рядом с ней в партере концертного зала.

Молча, пешком, по ночной прохладе вернулись они в «Жемчужину». Маргарита по-дружески пригласила итальянца заглянуть к ней в номер.

Как ни странно, никакого флирта, никаких ухаживаний не возникло между ними в этот вечер. Оба были слишком переполнены музыкой.

— Кофе? — предложила Рита.

— Вызвать официанта?

— Не надо. Заварю сама.

Маргарита признавала только зерна, смолотые вручную. Для этой цели всегда возила с собой маленькую керамическую мельничку ручной работы, давний подарок Владимира. Кофейная мельница имитировала в миниатюре ветряную: крутишь ручку, и вертятся на крошечном фасаде лопасти. Словно вызывают на бой карликового Дон Кихота.

Шуршали малютки-жернова, и по номеру «люкс» разливался жаркий запах кофейных плантаций.

Черный кофе. Черное море за стенами отеля, черная ночь над всей землей… И кажется, всей этой гармонией дирижирует с высоты вдохновенный Гендель в седом парике и синем камзоле с галунами…

Но вдруг что-то разладилось в мировом оркестре. Не то Гендель уронил дирижерскую палочку, не то…

Маргарита насторожилась: ночную тишину нарушили какие-то посторонние звуки. Доносились они, похоже, из-за зашторенной балконной двери.

Тонкий музыкальный слух Лучано тоже уловил их. Он быстрым жестом остановил Ритину руку, вращавшую кофемолку, и нервно напрягся. От его благостного спокойствия не осталось и следа.

— Что это, синьорина, слышите?

Она встала, на цыпочках приблизилась к портьере.

Там, снаружи, глухо громыхнула водосточная труба, как будто обрушились массивные сосульки. Но ведь стоял жаркий июль…

Потом — еще какая-то возня.

Рите стало не по себе.

Вдруг кто-то сквозь зубы чертыхнулся — прямо на ее лоджии. Определенно на ее, а не на соседней.

— Ох! — испуганно выдохнула Маргарита. — Грабители?

И, словно в ответ, явственно услышала бормотание:

— Ага… третий этаж… третья лоджия… точно…

Боже, она все поняла!

Не кто иной, как Константин Завьялов вскарабкался сюда прямо с тротуара. Она ведь сегодня показала мальчишке свои окна, а он воспринял это как приглашение на ночь!

Ох уж эти мужчины, глупый народ…

Произошло именно то, чего Маргарита так боялась. Сейчас Костя и Лучано столкнутся лицом к лицу и…

Она бросила молниеносный взгляд на Джерми: его рука, украшенная сапфировым перстнем, сжала маленькую, но тяжелую кофемолку, точно боевую гранату.

— Там кто-то есть, — произнес он и угрожающе спросил. — Кто?!

Надо было выкручиваться. Необходимо предотвратить столкновение.

И Маргарита, просунув лицо в щель меж портьерами, громко и отчетливо произнесла:

— В это время на моей лоджии никого не бывает. И быть не может. И не должно. Не должно!

Лучано вскричал, вскакивая:

— Ты кого-то прячешь! Мужчину!

«Ого, — мелькнуло у нее в голове. — Да он сейчас запоет… арию Отелло!»

И ее вдруг начал душить смех:

— А ты что… ха-ха-ха… ревнуешь? Разве у тебя есть на это право?

— Мое право — это моя любовь! — он уже совсем не владел собой. Бросился к балкону, но Рита преградила ему путь:

— Я докажу тебе, что там пусто. Но тогда ты публично извинишься! Стоя на коленях! При всех!

— Сначала докажи! Ты не сможешь. Он там.

Маргарита стала медленно приоткрывать балконную дверь, а сама все говорила, как бы с Джерми, но чтобы голос было слышно снаружи:

— Я не переживу позора, если у меня ночью обнаружат постороннего мужчину! Ни один джентльмен не позволит себе так обесчестить даму!

В лоджии что-то упало, раздалось короткое «Ага», и снова громыхнула труба — но уже примерно этажом ниже.

Лучано грубо отпихнул Маргариту и выскочил на воздух, едва не разбив стеклянную дверь.

Он заметался по клетушке-лоджии, точно по звериной клетке. В этот момент он, как и Георгий, напоминал волка, но совсем другого: обозленного и напуганного, загнанного под охотничьи флажки.

Его недоумению не было предела: действительно — никого. Перегнулся через перегородки — к правым соседям, к левым. Там тоже было пусто. В прилежащих номерах даже никто и не жил: постояльцы выписались днем.

Маргарита торжествующе хохотала, прислонясь к косяку, и это привело Лучано в ярость.

Приступ ревности лишил итальянца здравого смысла, и глупому Отелло не пришло в голову глянуть вниз, где по газонам бесшумно скользнула и скрылась за кустами самшита юркая тень.

А Львица торжествовала победу. Ее унизили подозрением — теперь она унизит ревнивца смехом:

— Тебе не темно там, дорогой? — заливалась она. — Давай добавлю света, может, кого и разглядишь!

Резким рывком раздернула портьеры до предела, и сияние люстры пролилось наружу.