Смерш (Год в стане врага) - Мондич Михаил. Страница 32

Я свободно вздохнул, выйдя из здания ужгородской госбезопасности. Словно выбрался из тюрьмы. На всякий случай, я долго гулял по городу. Убедившись, что слежки за мной нет, я вошел в дом, в котором жил В. Хозяйка сказала мне, что В. уехал в…

Придется связаться с Васей.

Почему-то мне захотелось, как можно скорее, уйти из города и забраться в лесную глушь, где нет ни одного человека.

Когда я встречал офицеров НКГБ, я старался на них не смотреть. Вообще, я пытался ни о чем не думать. Вид чекистов вызывал у меня тяжелые воспоминания. Мне же мучительно хотелось забыть, вычеркнуть все из памяти.

В лесу, на поляне, я пролежал до поздней ночи. Увы, неотвязные воспоминания недавнего прошлого не оставляли меня. И все же, сознание, что я на свободе, что около меня никого нет, что в моем распоряжении целый месяц, что я вообще остался жив — наполняло мою душу радостью.

Впервые, после семимесячной работы в СМЕРШЕ, я почувствовал себя тем, кем я был раньше.

Народная Рада Закарпатской Украины — самое хорошее здание у нас, на Подкарпатской Руси. Оно было построено во время первой чехословацкой республики, с учетом всех технических достижений строительства последнего времени.

Мне хотелось поговорить с Керчей, уполномоченным по делам просвещения, с Русином, уполномоченным по делам транспорта, с Линтуром, уполномоченным по делам культа, и с Путрашевой, секретаршей И. И. Туряницы. Кроме них, в Раде работают и многие другие мои знакомые. Нужно было бы повидаться и с ними.

В здание Рады может войти, кто угодно. Не нужно никаких разрешений.

По коридорам сновали люди самых разнообразных профессий. У некоторых дверей стояли большие очереди.

Вдруг внимание мое привлек шум у дверей уполномоченного по делам торговли Вайса. Из канцелярии выходил мужчина средних лет, на костылях.

— Черт вас всех возьми! — кричал он возмущенно. — Подлецы!.. Когда нужны были добровольцы для Красной армии, обещали золотые горы. А теперь, когда я без ноги остался, не хотите дать простой бумажки… — последовала густая уличная брань.

Женщины, стоявшие в очереди у дверей «министра Вайса», смущенно опустили головы. Некоторые из мужчин присоединились к инвалиду Отечественной войны. Шум увеличивался.

Дверь приоткрылась и «министр Вайс» высунул голову.

— Если вы не уйдете сейчас же, я вызову милицию.

— Плевать мне на твою милицию, — прокричал инвалид и злобно затряс костылем в воздухе.

Я поспешил уйти. Слишком много неприятностей довелось мне пережить за короткий срок моего пребывания в Ужгороде. Этот случай мне был тоже неприятен.

— Спекулянтам выдаешь разрешения, а мне нет, я не даю взяток, потому… — доносился мне вслед голос инвалида.

Керча усиленно заботится о просвещении Подкарпатской Руси; открывает десятилетки, выписывает из Советского Союза преподавателей…

— Реорганизация школы отнимает много времени. Кроме того, у нас нет надлежащих кадров. Для советской школы самое главное — политграмота. Именно по этой-то части у нас и нет специалистов.

Линтур уехал по делам.

Юра П. обрадовался моему посещению. Он, кажется, ничуть не изменился.

— Садись, Никола. Рассказывай, где бью ал, что видал…

— Ты давно работаешь здесь?

— Да. Представь, на этот раз я доволен. Работа интересная! Вот, хотя бы сейчас. Надо подобрать документы, на основании которых можно будет кафедральный храм греко-католиков передать православным. Кое-какие документы я уже достал, но этого еще мало. Подкарпатская Русь должна быть православной. И я уверяю тебя, что в скором времени она будет православной.

Юра настолько увлекся изложением своих планов о возвращении Подкарпатской Руси в лоно православия, что даже не слыхал стука в дверь.

— К тебе стучат!

— Да, сейчас… — Юра направился к двери.

Вошел Василий с капитаном-чекистом.

Василий не показывал вида, что знает меня.

— Мы к товарищу уполномоченному, — заговорил он.

— Его нет.

— Как же быть?.. Нам нужны списки греко-католического и православного духовенства. Кроме того, списки учеников духовной семинарии.

Я стоял в стороне, тоже делая вид, что не знаю Василия.

Юра засуетился. Появление капитана-чекиста подействовало на него.

— Вам сейчас, или, может быть, обождете до завтра?

— Можем обождать, — сухо ответил капитан.

С уходом Василия и капитана-чекиста мы свободно вздохнули.

— Ты, Юра, сам не сделаешь Карпатскую Русь православной. Но те, которые только что ушли, сделают. Им я верю, они не подкачают, — заговорил я. — Кого из духовенства арестуют, кому пригрозят, кого убьют и — дело пойдет. И пойдет так далеко, что у нас, в конце концов, не будет ни греко-католиков, ни православных. Для советской власти «религия — опиум для народа». И если Советы в данный момент и поддерживают нас, то это только тактический шаг. Поверь мне! Потребовали же они у тебя списки православного духовенства? Потребовали! Почему? Потому, что они не верят православным так же, как не верят и греко-католикам… Нет, Юра, что ни говори, все это очень грязное дело.

Юра не соглашался со мной.

Он ослеплен идеей превращения греко-католиков в православных и не видит ничего дальше. Он согласен с любыми мероприятиями чекистов, лишь бы Подкарпатская Русь стала всецело православной.

Поговорив еще с полчаса, я простился с Юрой.

— Ну, до свидания, — пожал мне Юра руку и пошел отдать приказ секретарям приготовить списки духовенства для… чекистов.

Не прошло еще года со дня прихода Красной армии, — а Подкарпатскую Русь уже трудно узнать.

Во времена первой Чехословацкой республики у нас было около двадцати партий. Все бывшие члены этих партий теперь враги советской власти. Подполковник Чередниченко действительно работает по-стахановски. Тысячи арестов тому свидетельство. В конце концов, он арестует всю Карпатскую Русь, всех, кроме коммунистов. Как это ни невероятно, но дело идет к этому.

Кто у нас не враг советской власти? Духовенство — враг. Крестьянин-собственник — враг. Интеллигент — враг.

Рабочих у нас мало. Но вряд ли наши рабочие пойдут с большевиками. Видят же они, что творится кругом!

При таком положении нечего удивляться, что интеллигенция убегает в Чехословакию и в… Венгрию. Злая шутка судьбы! Русины, так жгуче ненавидевшие Венгрию и с такой радостью ожидавшие прихода Красной армии, убегали теперь именно в Венгрию. Убегают от подполковника Чередниченко, от чекистов, от коммунистической власти и советского строя…

Большинство бежавших в 1939-40 гг. в Советский Союз попало на сибирскую каторгу и погибло на Колыме и в других концлагерях. Меньшинство вступило в ряды Армии генерала Свободы. Немало из них погибло в боях за Соколово, под Дуклей, в Словакии. Те немногие, что остались в живых, не захотели возвращаться из Чехословакии домой. Ужасам советской действительности они предпочли эмиграцию. Крестьяне боятся колхозов.

По отношению к крестьянам и торговцам большевики применяют хитрую политику. Всякое частное имущество они облагают такими налогами, что действительно ничего не остается делать, как отказаться от своей собственности и «добровольно» присоединиться к проводимой правительством линии.

Крестьяне явно ненавидят большевиков.

В неурочное время мы присоединились к России. Народ не отдает себе ясного отчета в том, кто, собственно, его настоящий палач. Карпатская Русь живет мучительной голодной жизнью и ко всему этому страх… за завтрашний день.

Если посмотреть беспристрастно — завтрашний день темен и беспросветен. Усиленная чистка, колхозы, переселения в глубь Советского Союза.

Да, в неурочное время мы присоединились к России…

Насколько велик был пафос воссоединения после тысячелетнего иностранного рабства, — настолько теперь сильно разочарование.

И виноваты в этом только большевики.

Разве можно быть счастливым: