Жемчужина Шелтора (СИ) - Полынь Кира Евгеневна. Страница 17
После пятой войны общество изменилось. Чистокровные перебрались на другие земли, создали совет и границу, через которую практически невозможно было пробраться. Остались только люди и смески, такие как я. Всех, кто не успел вовремя уйти обозленные и завистливые люди в доспехах императорского войска вырезали сотнями. Те, кто обладал хоть каплей магии, готовы были забыть о ней, спрятать, лишь бы не попасть в число тех, кто был объявлен врагом. Все вовремя закончилось, даже слишком быстро, но по привычке и из страха, возможности и умения, что подарила магия многим выжившим, скрывались. Я не застала саму войну, но видела ее последствия. Измученных стариков со шрамами от пыток, множеством братских могил в которых кучами были похоронены все неугодные, и взрослые, что с самого детства были науськаны молчать о своих силах. Это было страшно, даже в прошествии многих лет. Как говорила мама, ее семья была практически уничтожена, только единицам удалось бежать, затерявшись в толпах таких же пострадавших.
— Ирли Торунн? Вы не спите?
— Нет, Рария. Проходи.
— Вы готовы поговорить со мной?
— Конечно. — Согласилась я и девушка опустилась в кресло напротив. — Ты умеешь накладывать полог тишины?
— Да, а есть необходимость?
— Я не хотела бы распространяться на свой счет. — Рария понимающе кивнула и, сделав пас рукой, установила защиту. — О чем ты хочешь услышать первым?
- Я хочу услышать, как поют сирены. — Уверенно заявила она.
— Ты же понимаешь, что я могу не оправдать твоих ожиданий?
— Я прекрасно понимаю это, ирли Торунн. Но меня не столько влечет результат, сколько интересует сам процесс. Как ученого. — Смутилась девушка и ее щеки чуть порозовели.
— Ну что ж. — Я села по удобнее и закрыла глаза, приготовившись петь.
В голове крутилась одна песня, которую я однажды услышала, проходя с отцом мимо корчмы. Там пела девушка. Она очень красиво играла на лютне и отец, увидев мои загоревшиеся глаза, позволил послушать ее до конца. Мне хватило одного раза, что бы запомнить слова, и я часто напевала это песню, пока отец был жив. Но после его смерти, у меня не поворачивался язык, так как каждый раз на глаза наворачивались слезы.
Ее мотив уже заиграл у меня в голове тихими переливами струн, и я запела, вторя мысленной лютне.
Глава 14
Путь пальцем проложи
Средь шрамов, ран суровых,
Чтобы наши слить пути
Судьбе наперекор.
Открой те раны,
Вылечи их снова.
Пусть сложатся они
В судьбы узор
И из снов моих
С утра бежишь проворно.
Крыжовник терпкий,
Сладкая сирень.
Хочу во сне твой видеть
Локон черный, фиалки глаз твоих,
Что слез туманит тень.
По следу волка
Я пойду в метели.
И сердце дерзкое настигну поутру.
Сквозь гнев и грусть,
Что камнем затвердели,
Я разожгу уста,
Что мёрзнут на ветру.
И из снов моих
С утра бежишь проворно.
Крыжовник терпкий,
Сладкая сирень.
Хочу во сне твой видеть
Локон черный, фиалки глаз твоих,
Что слез туманит тень.
Не знаю ты ль моё предназначение?
Иль страстью я обязан лишь судьбе?
Когда в желанье я облек влечение,
Не полюбила ль ты во вред себе?
И из снов моих
С утра бежишь проворно.
Крыжовник терпкий,
Сладкая сирень.
Хочу во сне твой видеть
Локон черный, фиалки глаз твоих,
Что слез туманит тень.
Я пела, смотря куда-то в стену и представляя себе ту любовь, о которой пелось в песне. Это было едва ли не самым важным пунктом для той самой магии, которую называли песнями сирен. Мы должны вложить душу, сердце, проникнутся чувствами и тогда наш голос мог увести за нами кого угодно. Мне так говорили.
Люди зачарованно следили за каждой нотой, не замечая, как сами шли в пропасть, проникаясь всеми чувствами. Если сирена испытывала боль, то простой человек мог умереть от разрыва сердца, ощутив всю печаль на которое способно его сердце. Маленькие детки под колыбельные засыпали сладким сном, под веселые песни люди танцевали, кружась и смеясь от смеха. Но только если сирена чувствует. А сейчас мне было печально, и песня была под стать. Об израненных чувствах, о сомнениях, о страхе выбора. Именно это звучало в каждой ноте, в каждом слове, позволяя мне видеть, как мой голос подрагивает хрустальным светом в свободном пространстве.
Из голубых глаз девушки бежали крупные горькие слезы. Она не вытирала их, позволяя самостоятельно падать на подол ее юбки и впитываться неровными кляксами в ткань. Я видела, как ее аккуратное личико искажает неведомое ей ранее желание зарыдать от неразделенной любви, но Рария оказалась сильнее и просто опустила лицо в ладони, когда я закончила.
— Ты в порядке? — Тихо спросила я.
— Это… Это была невероятно. — Она улыбнулась и мне полегчало.
Не все так реагировали когда понимали что попали под власть сирены.
— Ирли, это было так полно, чувственно, меня просто переполняли эмоции! Невероятно. — Она обняла себя за плечи и со вздохом облегчения откинулась на спинку стула. — Мне кажется, никогда не было так легко. Словно я накопила в себе слишком много, а сейчас это вырвалось на свободы и мне, наконец, стало легче дышать. Кто тебя всему научил?
— Мама.
— Она тоже была сиреной?
— Разве что чуть-чуть. Больше всего в ней было от дриад. У нее был красивый голос, но она слишком любила природу. Растения, цветы, деревья — это была ее стихия. — Я вспомнила, как она подолгу могла возиться в саду, с нежностью и заботой перекапывая очередной кустик. Даже мое имя было отголоском ее наследия. — Ее мать была сиреной. Я не застала ее. Герда погибла во время пятой войны за истребление рас.
— Оу, это ужасно. Мне очень жаль.
— Тогда многие пострадали, не стоит. Как я и говорила, мне не удалось ее застать, но она передала моей маме все что знала, понимая, что в роду еще могут родиться сильные сирены. И оставлять их в неведенье слишком опасно.
— Опасно?
— Представь себе ребенка, который очень и очень любит петь. Его родители, например, сорятся, и что бы успокоиться он начинает петь песню. И первое что приходит ему на ум «Мясник и его жена».
— Это в той, в которой мясник зарубил свою жену, а потом продал ее в своей лавке?
— Именно. Ребенок и не поймет, как связанны эти события. Но последствия будут необратимы.
— Это все действительно так серьёзно?
— Да. Даже с моим количеством крови сирены, я могу влиять на чувства людей, могу передать им все, что чувствую, могу заставить их думать как я. Это дар, но с ним нужно быть аккуратным.
— Получается, с самими сиренами ты никогда не контактировала?
— Да, не доводилось. В Боклере их на момент приезда семьи отца уже не было. Сирены покинули весь берег и ушли на другие земли.
— Получается, ты единственная сирена на побережье, а теперь еще и на северных островах.
— Получается так.
— Насколько сильно развит твой талант?
— Я не знаю. — Я покачала головой.
— Как это? — Удивилась Рария.
Это действительно было странно, так как любой маг или человек с кровью магических существ всегда чувствует свой резерв. Но у меня в этом вопросе всегда была пропасть. Я просто старалась не пускать силу в ход, зная о том, что может произойти, оплошай я где-нибудь. Всегда была четкая и ясная грань, за которую я не переходила, опасаясь последствий. Я чувствовала ответственность за каждое свое слово и действие, и редко позволяла даже самой себе слушать свое пение. Разве что совсем чуть-чуть и далеко от людей. Как можно дальше.
— Я никогда не выплескивала силу на максимум.
— Стой, а сейчас? — Она удивленно вскинула брови.
— Я научилась чувствовать, когда я не перехожу рубеж опасности и привыкла пользоваться только тем, что выделила сама себе.
— Погоди, Бланш. Я совершенно запуталась. Ты не чувствуешь объемов своего резерва, верно? — Я кивнула, улыбнувшись тому, что девушка обратилась ко мне по имени, совершенно не заметив этого. — Но можешь пользоваться определенным количеством, так? — Я еще раз кивнула. — Ты обладаешь возможностью петь и не влиять на людей. — Я приподняла в воздух раскрытую ладонь, и покачала ей из стороны в сторону, выказывая сомнение.