Как я учился в магической школе (СИ) - Курзанцев Александр Олегович "Горный мастер". Страница 43

— Аватар, — вновь хмыкнул я.

— Резерва б тебе побольше раз этак в тысячу, и мог бы на аватара замахнуться, — усмехнулся Глушаков. — Но ты и так уже, считай, в анналы магической истории попал.

— Лишь бы не в аналы, — суеверно постучал я костяшками пальцев по деревянной основе кровати. — А ты, кстати, сам-то как? — поинтересовался у товарища.

— Да так себе, — вздохнул Глушаков, — пожог я себе манотоки хорошо, энергетическое тело буквально из ошметков сшивали. Жена чуть не убила, когда узнала. Теперь полгода минимум восстановлением заниматься.

— Ты это, — я замялся, чувствуя себя виноватым, как-никак, без моего участия тут не обошлось, — извини, что так вышло.

— Да брось, — махнул Сергей рукой, — это ведь моё желание было. Да и кто же знал, что у этого гада амулетик такой интересный.

— А что это, кстати, за тени были? — спросил я, укладываясь обратно на простыни и подтыкая под голову подушку.

— О, брат, — начал Глушаков, потирая шею, — это та ещё гадость. И если в нашем родном мире она просто трудноубиваема, потому что энергия в амулете не бесконечна, то здесь, прежде чем её убить, надо ещё как-то обрубить ей доступ к магическому фону, откуда она постоянно сосёт магию. А это, знаешь ли, не самое лёгкое дело.

— То-то Элеонора аж с лица спала, когда я про них сказал, — вспомнил я побледневшую магичку.

— Ты просто не представляешь, как это страшно, особенно когда их не одна и не две, а рядом нет инквизитора, чтобы перекрыть подпитку, — сухо произнёс Сергей. — Элеонора… Она когда-то была в заслоне, призванном удержать дюжину теней до подхода боевой группы инквизиции. Пару лет назад. Тогда из более чем двухсот мастеров и десятка магистров выжило меньше половины.

— Извини, — тихо произнёс я.

— Не извиняйся, ты просто не знал. Теперь знаешь.

Тут скрипнула дверь, и в палату вошла миниатюрная девушка в одеянии целителя. Увидев, что мы не спим, она деловито поинтересовалась:

— Как самочувствие? — а затем сразу: — Кушать будете?

— Нормально, — хором отозвались мы и так же хором продолжили, отвечая на второй вопрос: — Конечно будем!

— Вот и славно! — заулыбалась девушка.

Кормили нас прямо в палате. Занесли каждому по столику, который ставится прямо на кровать, и накрыли, после чего я, азартно потерев руки и выкинув из головы все остальные мысли, начал с аппетитом жрать-c. А что вы хотели, неделю не емши-то. Чем уж там меня поддерживали всё это время — не знаю, может, эликсиры какие вливали или на внутривенном, но хрумкал я с таким наслаждением, что только за ушами трещало. Покосившись на так же сметающего всё с тарелок товарища, понял, что это чувство у нас обоюдное.

Но стоило нам плотно отобедать (или уже отужинать?) и, сыто рыгнув, отвалиться обратно на подушки, как в палату стремительно вошла ослепительно красивая мадам со знаками различия — тут я мысленно ахнул — магистра светлой магии. Почему мадам? Ну так глаза у нее были вот совсем не девичьи, да и магистр всё-таки. Это Элеонору я мог девушкой называть, сознательно не уточняя, сколько ей там стукнуло, чтобы не наносить себе моральную травму — всё же пару раз чуть до секса не дошло.

В развевающихся от стремительного шага одеждах эта женщина была чудо как хороша, а праведный гнев сделал её лицо ещё красивее, когда она остановилась подле кровати Глушакова.

— Очнулся!

Сказано это было с таким язвительным упрёком в голосе, что Сергей счёл за благо тут же юркнуть под одеяло, оставив снаружи одни глаза, и уже оттуда тоненько проблеял:

— Дорогая…

— Лучше молчи! — рявкнула женщина. — Молчи, пока я тебя своими руками не добила. Дорвался всё-таки! Чуть без эфирного тела не остался! С дружком со своим!..

Тут она метнула испепеляющий взгляд и на меня, после чего из-под одеяла на происходящее смотрели уже мы оба.

— Я тут навела справки. Земляка, значит, встретил… Собутыльника! Алкаши! — голос, полный праведного возмущения, взлетел, казалось, до потолка. — А уж эта ваша выходка!.. Правду говорят, что два дебила — это сила!

Я заметил, как по её щеке скатывается одинокая слезинка.

Магистр светлой магии резко замолчала и зло, тыльной стороной ладони смахнула это непрошеное проявление чувств, а враз осунувшийся и посмурневший Глушаков, тяжело вздохнув, угрюмо вылез из-под одеяла.

— Лика, — произнёс он в установившейся тишине, — прости, но мне это было необходимо.

— Тебе необходимо. А о том, что необходимо мне, ты подумал? — поинтересовалась его жена (а кто же ещё это мог быть?), после чего подошла, залепила короткую, но хлёсткую пощёчину, а затем, обхватив ладонями лицо и не думающего сопротивляться товарища, начала жадно и жарко целовать.

Смутившись, я отвернулся. Всё-таки семейные разборки — это дело интимное, и третий тут лишний.

Минут через пять они наконец нацеловались, и с лёгким смущением кашлянув, Сергей сказал:

— Павел, познакомься, моя жена, виконтесса Ликанта Аделар-Глушакова ин Рацс.

— Очень приятно. Всегда мечтал познакомиться. Сергей столько о Вас говорил… — растянул я губы в вымученной улыбке под нехорошим прищуром благородной ин Рацс.

В местной системе титулования я уже более-менее шарил, и совсем тёмным лесом такое наименование для меня не было. В частности, «Аделар» было семейной фамилией виконтессы, и то, что она стала двойной, свидетельствовало, что муж тоже из благородного сословия. А вот «Рацс» было фамилией уже не семьи, а рода, в который, как правило, входило несколько семей с разными фамилиями.

Кстати, надо будет как-нибудь поинтересоваться у Сергея, «Рацс» — родовая фамилия жены? Потому что если так, то, значит, Глушакова приняли в род жены, а не он забрал её в свой. Хотя какой у него род, если он здесь, как и я, человек практически без прошлого. Тут ещё смотря как его в род приняли — от этого зависит, с какой фамилией дети жить будут, Аделар или Глушаковы. Но не с двойной, это точно.

Кстати, помимо приставки «ин» я с горем пополам разобрался ещё и с приставкой «су», которой щеголяла Элеонора, ставя её вкупе с названием Империи впереди обозначения рода. Это было ни что иное, как особый титул-звание, не передающийся по наследству, но свидетельствующий, что обладатель его сделал что-то очень значительное, отмеченное самим Императором. Типа нашего звания героя.

Виконтесса в ответ на мои неуклюжие расшаркивания лишь дёрнула раздражённо плечиком и, ни слова больше не говоря, с гордым видом вышла из палаты.

— Ты прости её, — чуть виновато попросил Сергей. — Она слишком переживает.

— Любит, — ответил я. — Завидую.

— Тебя вон целый взвод девчонок любит, — хитро заулыбавшись, отбрил он.

— Юрьич, ну хоть ты не подкалывай, а? — с укоризной посмотрел я на товарища.

— Сам эту кашу заварил, сам и расхлёбывай, — наставительно заявил Глушаков.

— Я жертва обстоятельств.

— Жертва, как же, — Сергей хохотнул. — Я всего на два часа раньше тебя очнулся, и то уже знаю, как ты в общаге дверь в комнату третьекурсников вынес под заклинанием щита. Страшно даже подумать, с какими целями.

— Откуда?

— Да вот, из газеты. Местная академская газетёнка, студенты в основном пишут.

— Дай, — попросил я и получил сложенную вчетверо газету.

Развернув, мельком прочёл название: «Магический вестник».

— На второй странице, — подсказал Глушаков.

Пробежав глазами по полосам, я прикипел к статье, выделенной жирной рамкой и крупно озаглавленной: «Зло над головой. Тёмный властелин чердака!»

— Да какой я вам «тёмный властелин»? — пробурчал я тихо. — Вы ещё настоящего тёмного «властелина с вазелином» не видели.

А борзый писака, скромно не подписавшийся под статьёй, меж тем бодро прохаживался по моей личности.

«Тот вечер, — философски начал он, — ничем не отличался от других вечеров для скромных учеников третьего курса академии и прилежных адептов магии Земли Алехана и Хулио (имена изменены — прим. ред.). Молодые люди как обычно прилежно занимались, усердно готовясь к будущим занятиям и без устали экзаменуя друг друга, как вдруг им послышался какой-то шум в коридоре. Но стоило одному из них выглянуть из комнаты, как он буквально столкнулся с ним. Тут я, пожалуй, приведу слова самого студента: «Это был ужас, словно летящий на крыльях ночи!». Столь образно и, может, даже поэтично бедняга Хулио назвал печально известного всей академии так называемого студента первого курса кафедры проклятий, этого ведьмака Ширяева, в развевающихся чёрных одеждах несущегося прямо на него.