Случайные люди (СИ) - Кузнецова (Маркова) Агния Александровна. Страница 43

— Делись, — сказала я сипло.

Белка скакнула на землю и зазмеилась меховой лентой, убежала.

— Я же пошутила, — сказала я, кашлянула. Завернулась в плащ. Он еще хранил сонное тепло.

Китна была теплая, толстая, как носок производства правильной бабушки, и такая же шерстяная. Спокойная, как слон, животина, она всегда первый день визита относилась ко мне подозрительно, а потом позволяла совать под себя руки. Отцу почему-то давали отпуска только зимой, и мы навещали заграничную родню в мои новогодние каникулы. Мне давали занимать целую комнату, полную старых и чужих вещей. Днем они мне нравились, особенно массивный стол, настоящий авианосец, и глубокое кресло, в которое я умещалась вся и еще оставалось место. Но ночью вещи обступали незнакомым кругом, и пахло в комнате чужим, кровать была слишком большая, а одеяло — недружественное и холодное, я боролась с ним полночи. Китна приходила с полным правом: это была ее комната. Она без единого звука подцепляла лапой низ двери и драла, тянула, скребла когтями по краске и полу. Я подскакивала: звук казался в спящей квартире оглушительным, я так и ждала, что родители и бабушка с тетей прибегут и станут отчитывать не Китну, а меня как не сумевшую сохранить покой. Я, поджимая ноги на холодном паркете, подбегала, натыкаясь на зловредные мебельные углы, открывала дверь. Китна садилась на толстую попу и глядела снизу вверх мерцающими блюдцами. Я сторонилась, как швейцар, пропуская, Китна долго раздумывала, и иногда уходила обратно к бабушке, а иногда входила, запрыгивала на кресло и мигала на меня глазищами оттуда. Я пряталась в одеяло, которое было мне теперь другом и защитником, и поддерживала игру в гляделки. Всегда побеждала, потому что Китне надоедало, она укладывалась, обернувшись хвостом. Я успевала задремать, когда она спрыгивала на пол, бесшумно шла, забиралась на кровать и, подвинув меня к стенке, устраивалась. Тогда я решалась ее погладить, а потом, когда мурчание начинало литься монотонно и постоянно, совала ладони под меховой бок. Под Китной было тепло, но лежать так было неудобно, и я успевала убрать руки до того, как ей надоедало.

Каждый год всю обратную дорогу и еще неделю дома я клянчила у родителей котенка.

Я, зевая и спотыкаясь по сонному делу, потащилась помогать Полле с утренними заботами. Белка натаскала орехов, сложила около котелка. Я, умывшись и будучи попрошенной посидеть и не утруждать себя (читай — не путаться под ногами), колола их в ладонях. Проходивший мимо сэр Эвин аж остановился поглядеть. А что такого? Малярной кистью помашешь — мускулы, как у культуриста, может, и не нарастут, зато появится в теле жилистая рабочая сила. Я — девушка физического труда, чем и горжусь. Все хорошие вещи, которые можно пощупать, сделаны физическим трудом. А голова и так забита мыслями больше, чем хотелось бы. Я закинула орешек в рот, другой отдала Полле. Поделилась и с королевой, когда она встала, и с белкой, которая бегала вокруг ботинок, вспрыгивала на колени и обиженно стрекотала.

Поручили ее, конечно, моим заботам. Чьим же еще. Коготки цеплялись за лямку, хвост щекотал ухо, белка не могла сидеть спокойно и все время тыкалась мне в лицо или пыталась заползти в подмышку. В конце концов я взяла ее, сказала строго: "Хотите ехать на мне — сидите смирно, а не то пойдете своим ходом" и сунула в лиф платья. Белка тут же щекотно завертелась, но быстро угнездилась. Я выдала ей орешек за послушание и тут же пожалела: крошки полетели под платье, и я прокляла все, пока вытряхивала их. Сэр Эвин бросал внимательные взгляды. Наконец-то смотрит, куда надо, а всего-то и нужно было — посадить белку. Надо было раньше догадаться. Мы шагали по дороге, постояли на перекрестке, королева сверилась с картой, и мы свернули на боковую тропу. Стало тесно, лес поджимал с обеих сторон, и шли мы по двое, как детский сад на прогулке. Полла рядом напевала что-то под нос. Я прислушалась. Что-то там "девица", как-то там "вдовица". Я попросила погромче, чтобы было не так уныло (и страшно: в чаще слева что-то ухало) шагать. Полла покраснела, сказала, что никогда не славилась голосом. Королева обернулась, сказала:

— Спойте, голубушка.

Полла сбилась с шага, откашлялась и завела:

Жила в деревушке далекой

На север от Сизых Холмов

Девицы семья сероокой,

Крестьян, почитай, восемь ртов.

Отец подзывает девицу:

Решайся ты, дочь, поскорей

Кого пригласим мы в светлицу,

К кому подсылать сватовей.

Да славь мою щедрую волю,

Избранников вокругь полно

Сама выбирай свою долю,

А я заготовлю вино.

Девица вздыхает и крутит

Меж пальцами кончик косы.

Вздымаются юные груди,

Уходят в раздумьях часы.

Наутро является первый:

Хорош, и весёл, и удал.

"На сердце прекраснейшей девы

Обрушу я точный удар.

Ни волк, ни кабан, ни лисица

Моей не избегнут руки,

И ты не избегнешь, девица,

Плети подвенечны венки".

За ним закрываются двери,

Девица поводит рукой:

К чему мне те дохлые звери,

Мясные, наружу кишкой?

Я смерть не люблю, и охотник

В мужьях уж недолго такой.

Сработает быстренько плотник,

И стану я в шкурах вдовой.

Отец хмурит брови устало,

Но слово все ж держит свое.

Лихая беда то начало,

А мы еще чуть подождем.

Второй был в поту и землице

В руках колосок и трава.

"Прекрасной, как рожь, посестрице,

Принес я златые хлеба.

Мы вместе с утра и до ночи

Спахаем упрямую твердь.

Трудиться всю жизнь, что есть мочи

До смерти нас ждет круговерть".

Его провожает девица

Дрожит и поводит рукой:

Уж лучше я буду вдовица,

Сама чем умру молодой.

Рожу ему десять детишек,

И десять полей заращу

Без глупых коварных страстишек…

И вскроюсь подобно свищу.

Отец громыхает не в шутку,

Последний он шанс ей дает:

Ну, глупая ты баламутка,

Остался один, веди счет!

И был он купеческим сыном

Собою хорош и богат:

Пропах он кострами и дымом,

И искренне девице рад.

"Рожай сыновей и девчонок,

Наряды весь день подбирай,

Из ловких моих ухоронок

Ты собирай урожай".

Отец потирает ладони,

А девица плачет почти:

Такие, папаша, тихони,

Щедры лишь в начале пути.

Потом попрекнет лишней юбкой,

Лучком попрекнет и хлебцом,

А звать станет жадной змеюкой,

И станет, как вижу, вдовцом.

Отец рассердился и запер

В чулан непокорную дочь:

Пока не решишь ты наверно

Отсюда не выпущу прочь!

Полла замолчала, слегка покачалась на ходу из стороны в сторону.

— Так кого же она выбрала? — полюбопытствовала я. Королева с сэром Эвином на меня шикнули. Слушали, значит… Нет, но должна же она была кого-то выбрать, правильно? Иначе песня не песня, как же мораль в искусстве? Чем более дикий строй, тем больше морали.

Полла набрала воздуха в грудь, и я была готова услышать еще десять куплетов с подобающим поучением в конце, но исполнительница вдруг уставилась в сторону, на протянутые к нам кривые ветки, и пропела торопливо, почти проговорила речитативом:

А девица в графа влюбилась