Случайные люди (СИ) - Кузнецова (Маркова) Агния Александровна. Страница 65

Я взяла свечку, подошла к гобелену, встала рядом с королевой. От нее пахло цветочным маслом, в камнях венца, серег и вышивки запрыгали свечные огоньки. Как отражение лампочки в елочных игрушках. Я с трудом оторвала взгляд, принялась разглядывать гобелен. На нем творилась какая-то жуть, из мешанины то ли волос, то ли корней торчали руки и ноги, а потом я поняла, что не торчали, а валялись отрубленные. И головы с раззявленными ртами.

— Что было потом? — спросила я, сухо переглотнув. Вино высушило рот и все внутри.

— Святая Расмина попросила у Четверых не мира, но силы, — сказала королева Рихенза. Я проследила за ее взглядом. Коренастая лошадка вставала на дыбы, а в седле привставал и размахивал мечом рыцарь. То, что я приняла за плащ, оказалось копной белых волос. — Они даровали ей силу. Она шла от города к городу и требовала вернуть ей внука, чтобы он был погребен, как подобает. Варвары не умеют обращаться с мертвыми, поруганные ими не вхожи в чертоги Четверых. — Королева прерывисто выдохнула, сжала зубы, продолжала: — У нее было всего несколько рыцарей с оруженосцами, но она сама стоила сотни. Она забирала мужчин и мальчиков и говорила: "Я напою вас моей скорбью". Города захлебывались. Кого-то она отпускала, оскопив, чтобы не плодились и не ведали того, что отныне было неведомо ей. Она шла дальше и дальше, но тело внука ее давно затерялось среди мертвых, и в одном из городов ей вынесли труп ребенка, выдав за того, что она искала, чтобы успокоить ее ярость. Тот город Расмина сожгла. Она шла дальше, Четверо не оставляли ее, наливали ее жилы святым огнем. За нею шла армия, и так начался Первый поход против язычников, — Королева подняла четыре пальца, я быстренько сделала то же самое от греха подальше. Нужно было что-то сказать, но, кроме "Ну и звездец тут у вас творится", ничего на ум не шло.

Королева быстро вытерла лицо рукой, потом спохватилась, достала кружевной платочек, промокнула глаза, проговорила:

— Когда-то история святой Расмины рассказывала мне про высшее назначение. Теперь же… Если ты достоин… если сможешь выдержать их милость, Четверо ниспошлют тебе сил на месть. А я… не достойна. Слабым не дано ходить в походы против превосходящего зла.

Я молчала, потому что "звездец" — это по-прежнему самое точное слово.

— Я недостаточно усердно молилась, — сказала королева Рихенза, глядя сквозь гобелен. — Или была недостаточно праведна для святого огня. Супруг мой и господин не отомщен и не погребен, и наследники его… — Она зажала рот платком, и я не сразу догадалась взять ее под локоть и довести до кресла. Сказала осторожно:

— Вы сделали все, что могли.

Она деревянно кивнула. Глаза были красные… и стеклянные. Я вздохнула. Самое, конечно, время… а что делать.

— Мне нужно в Лес.

Королева молчала. Я присела у ее кресла, взяла холодную руку.

— Отпустите меня туда, пожалуйста.

Королева молчала и смотрела мимо моего уха, словно у меня за спиною стоял телевизор и показывали прогноз погоды. Я даже обернулась.

— Мне нужно в Лес, — сказала я. — Я не могу доделать ваши дела за вас, но должна разобраться со своими. Понимаете?

Королева медленно моргнула.

— Как пожелаете, дитя мое.

Как же с этим варевом все сделалось просто! Почему я раньше не догадалось его попробовать? Глядишь, все бы вышло по-другому. Интересно, они будут потом помнить, что наговорили мне под его действием? А то придется оправдываться…

Я погладила острые костяшки, шелковую белую кожу.

— И еще одно. Мне нужен один из трофеев нашего похода… он у вас? Могу я посмотреть?

Королева склонила голову и смотрела на наши руки.

— Ради меня. Пожалуйста, — сказала я грудным голосом.

— Все, что пожелаете, дитя мое.

Она поднялась, опираясь на мою руку. Я подобрала подсвечник, и, пока королева доставала из потайного кармашка ключик и открывала замок на сундуке у окна, разглядывала ее, и комнату, и ее в комнате. Детские покои, значит, и вот это все она видела, когда росла… Пепельная прядь свесилась королеве на лоб, она кукольным неловким движением убрала ее.

Женщина среднего возраста, поняла я вдруг, заметив враз и морщинки, и усталые веки, и узкий и застывший от горя рот. Я поднесла свечу ближе. Вернулась девочка в детскую комнату…

Только ни Поллу, ни Мастера я вам не прощаю, напомнила я себе. Сказала нарочно резко:

— Это я забираю.

Подхватила, что мне было нужно. Королева опустила крышку сундука.

— И напишите мне какую-нибудь бумагу, чтобы меня выпустили из замка, и чтобы Ове… э… Мастер иллюзий оказал мне еще одну услугу.

Королева снова открыла сундук, извлекла усыпанную блескучими камешками чернильницу.

Через минуту я разглядывала подсыхающий документ, не понимая ни слова, и надеялась, что там не написано "немедленно арестуйте подателя сего".

— Берегите себя, дитя мое.

Я раздула ноздри, сдержалась. Хотелось ей нахамить. Эти тупые от зелья глаза, этот вялый рот и эти мечты пройтись огнем и мечом, чтоб никто не жил и ничего не росло на километры в любую сторону. Полновластные правители. Доморощенные диктаторы. Вся ваша слава — это уморить как можно больше чужого народу, да и своего не жалко. И все ваше горе — это горе по себе, что не смогли отомстить и все вышло не по-вашему.

С гобелена на меня глядела святая Расмина. Я дернула головой. Королева поднимала руку с платком ко рту и снова роняла вдоль юбок. Девочка вернулась домой. Из девочек никогда не получается точно то, что они про себя намечтали, когда росли. Но часто они примеряют на себя сказки и носят потом, как свои. И отпечатки предметов носят, людей из детства и случайные их слова, отпечаток детской спаленки и мысли, которые облепляют там все стены сплошь.

— Я пойду, — сказала я тихо.

Королева шатко, как по палубе, добралась до кресла, взялась за спинку, как за перила балкона на двенадцатом этаже.

— Благодарю вас за преданность, дитя мое. Вы молоды, судьба часто милостива к молодости…

Преданность, да. Знала бы она, что это я ковырнула злой узор и лишила ее всего, чего она так жаждала: отмщения и огня, которым, может быть, успокоилась бы душа.

Не этим она должна успокаиваться. И да, это я решаю. Потому что этот мир пытался уничтожить и меня. Я заработала право. И не жалею.

Не жалею. Не жалею. Наплевать. Я сделала все правильно. Я все исправлю. Пусть бы правда помогли хоть Четверо, хоть любые боги любых местных народов.

— И лучше не возвращайтесь, — сказала королева скрипуче. Я замерла на пороге. Вот, значит, как… догадалась? Не может быть, догадалась бы — голова б моя скатилась с плахи быстрее, чем я сказала бы: "Ой, как неудобно получилось".

— Идите за своим и не оглядывайтесь. Ни на кого и ни на что. И без вас самих найдется, кому препятствовать вашему пути.

Я прошагала по ковру, обогнула кресло, зажала трофей под мышкой, взяла лицо королевы в ладони и поцеловала усталый рот. Это любовное зелье, в конце концов. Отступила, поклонилась, как не кланялась раньше.

Ее Величество королева Рихенза встряхнула рукой, на запястье из-под рукава прыгнул браслет. На вид — дешевле, чем положено носить монархине, тусклые камешки на нитке.

— У вас на родине беспечная знать, дитя мое, если вы не знаете про камень виверны. — Я виновато развела руками. Королева покрутила браслет на запястье. — Я советуют вам носить его тоже, необходимый защитник в коварные времена. На случай, если вас захотят отравить или опоить.

Я почувствовала, что краснею.

— Т-так значит…

Королева опустила ресницы.

— Идите же.

— Это… это был не яд, это было зелье…гкхм. Л-любовное.

Королева склонила голову, лицо подсветила усмешка. Я поймала лезшие с языка оправдания, проглотила и быстро вымелась за дверь. Сердце прыгало, я отдувалась, словно пробежала стометровку. Дура я, дура, королям тут на каждом шагу подмешивают в вино всякую гадость гораздо более хитрые люди, чем я, с чего я взяла, что у меня пройдет?