Реинкарнация Тьмы (СИ) - Виноградов Максим. Страница 56

— И, наконец, главный обвиняемый, Глеб Штельмахер.

Судья делает театральную паузу и добивает. Опускает молот на наковальню.

— Приговор — смерть!

В зале поднимается гул. Частично удивленный, по большей части — одобрительный. Уже никому не интересно, что будет дальше.

Судья собирает бумаги в толстую папку, сует ее в подмышку и в последний раз поднимает взгляд на обвиняемых.

— Приговор привести в исполнение в течении двадцати четырех часов, — говорит он и, развернувшись, уходит.

Эпилог. Ответный ход

Представьте себе идеальную, максимально минималистичную камеру для одиночного содержания человека полностью отдельно от внешнего мира. Небольшая клетушка, высота которой не дает выпрямиться в полный рост, длина едва позволяет вытянуть ноги, а ширина как раз равняется ширине дверного проема. Стены из прорезиненного материала, чтобы заключенный, не приведи Единый, не навредил сам себе. От тусклого светильника льется свет, которого только-только хватает, чтобы различать предметы. В одном конце камеры из потолка неторопливо сочится холодная вода, внизу имеется сливное отверстие, куда также подразумевается спускать все свои отходы. В другом конце комнатки в стену встроена небольшая емкость, с известной периодичностью наполняющаяся питательной жижей, которую можно есть руками.

Камера полностью отрезана от внешнего мира — сюда не поступают ни свет, ни звуки. Не ясно день сейчас или ночь, сколько времени прошло с момента заключения. Температура воздуха вызывает постоянную дрожь, но не дает замерзнуть, поддерживает в тонусе.

Здесь невозможно толком улечься, нельзя с комфортом усесться, не получится выпрямиться или пройтись. Все время приходится находиться в полу-скрюченной позе, в полу-жизни и полу-дреме, в ожидании очередной порции комбикорма.

Убежать отсюда нельзя, разве что похудеть настолько, чтобы спустить себя в унитаз вместе с дерьмом. Да и то, я думаю, этот вариант предусмотрен и на выходе будет стоять какая-то защитная система. Думаю, тут и антимагическая защита вмонтирована на высшем уровне.

Долгое время я размышлял над тем, как меня казнят. Сначала я предполагал нечто банальное — повешение или расстрел. Потом стал рассчитывать на газовую камеру. Теперь я уже был не уверен ни в чем. А что, если меня просто оставят гнить в этой клетке? Лет этак на десять. Или вообще навсегда. Физически это можно выдержать, человек привыкает ко всему. Но что будет с психикой? Боюсь, мой разум не сдюжит такого испытания, потому что занять себя здесь совершенно нечем. Только жить в мире иллюзорных воспоминаний, переходящих в зыбкие сновидения. И медленно, но верно, сходить с ума.

Конечно, всегда можно попробовать покончить с собой. Способов самоубийства предостаточно. Я могу откусить себе язык или свернуть шею. Да хоть бы и банально перестать принимать пищу. Но пока еще во мне теплится частичка надежды, и я заставляю себя есть.

Судя по рывкам и покачиваниям, камеру со мной куда-то перевозят. Сначала рывки были неожиданными и резкими, потом долгое время я чувствовал только равномерное покачивание. Возможно, железнодорожные перевозки. А теперь покачивание превратилось в натуральную качку, словно я маятник в старинных часах. Вестибулярный аппарат взбунтовался, прибавляя новые оттенки мучения моему и без того не идеальному состоянию.

По ощущениям, прошло уже гораздо больше тех суток, что выделил судья на исполнение приговора. Я все еще жив, хоть и не понимаю почему. И что будет дальше.

Неожиданный тяжелый удар сотрясает камеру, меня с силой бросает о стену, едва не прикончив при этом. После этого качка прекращается, наконец-то комната абсолютно неподвижна.

Я опять начинаю задремывать, но громкий щелчок приводит меня в сознание. Свет дневного солнца проникает внутрь моей каморки, заставляя болезненно морщиться. За ним врывается прохладный свежий воздух, ненадолго придающий бодрости. Я не верю своим глазам — дверь камеры отворяется! Судорожно перебирая руками и ногами я выбираюсь наружу. Все равно куда, лишь бы подальше от этой конуры!

Я на плоской вершине холма. Вокруг — красота! С одной стороны горы, с другой — холмистая долина, упирающаяся в океан.

Рядом стоят два таких же гробика, как и мое недавнее пристанище. И их постояльцы тут же. Усталый, с жуткими кругами вокруг глаз, Григорий. И Анжела, едва держащаяся на ногах. Чтобы не упасть, девушка опирается на плечо Химика, а он поддерживает ее рукой.

Я подхожу и обнимаю обоих разом. Кидаю внимательный взгляд на заклинательницу, но она отрицательно скашивает глаза. Все ясно, магической поддержки не будет.

— Я голодала. Думала, может, пожалеют и вытащат из этой клетки. Сил нет совершенно.

— Ты молодец, — одобрительно шепчу я, целуя ее в щеку, — Хорошо, что выдержала!

Только теперь оборачиваюсь к нашим конвоирам.

В пятидесяти метрах вижу покачивающийся на якорных канатах небольшой дирижабль, на котором, очевидно, нас и доставили сюда. А прямо перед нами стоит шеренга пленителей или, если угодно, освободителей.

Первый из них — Марио Грассо собственной персоной. В военно-полевой форме, с двумя пулевиками и довольной ухмылкой на физиономии.

Рядом с ним — Хельга. Одетая во все черное и стоящая с крайне мрачным видом. Она изо всех сил старается не встречаться со мною взглядом.

Третий из этой компании — крупный здоровяк, которого я с трудом, но вспоминаю. Кольт. Да, кажется, Джон Кольт — агент спец-гвардии, с которым я имел короткое знакомство перед дракой с вампиром. Стоит расслабленно, но явно готов к любому развитию ситуации.

И еще трое в военной форме, которых я никогда раньше не видел. Кто такие? Маги? Боевики? Лекари? Идентифицировать сложно, хоть видимого оружия я при них не наблюдаю.

Впрочем, кто бы они не были, при силовом конфликте шансов у нашей троицы нет. Слишком неравные силы.

— Позвольте представить, — Марио театрально поводит рукой, — Новый состав вундертим, взамен вас. Пришли, так сказать, проводить старичков в последний путь.

Его слова звучат весьма зловеще, но меня уже не пронять ничем.

— Будь моя воля, я бы с большим удовольствием пустил вам по пуле в голову, — произносит Марио, и, не увидев никакой реакции, продолжает, — Но за вас просил очень влиятельный человек. Из очень своеобразной организации, считаться с которой приходится даже нам.

Я вспоминаю человека с масонским перстнем. Вот как, оказывается, аукнулось его покровительство.

— Ломаете голову — где мы? За Великой Стеной, в Диких Землях. До Стены отсюда примерно миль тридцать. А вот в ту сторону, — Марио указывает мне за спину, — Через двадцать миль будет небольшая деревенька, куда вы сейчас и пойдете.

Стою не шевелясь, оборачиваться даже и не подумаю. Лучше контролировать движения своих противников.

— О том, что вы живы, знаем только мы, — Грассо обводит рукой свою команду, — Что с вами будет дальше — никого не волнует. Но! Вы должны усвоить одну вещь. Если кто-то из вас когда-нибудь окажется на территории Пруссии — его тут же казнят. Без суда, без следствия, без лишних соплей и рассуждений. Пулю в лоб и все. Это ясно?

— Куда уж ясней, — бурчу в ответ.

Вот теперь поворачиваюсь и делаю знак Григорию и Анжеле.

— Пошли отсюда.

Но едва успеваю сделать шаг, как меня останавливает повелительный оклик.

— Стоять! Это еще не все, — в голосе Марио я слышу неприкрытую угрозу, — Осталось не решенным еще одно дельце, Глеб. Чисто между нами.

Я гляжу на него с усталым непониманием.

— Хочу поквитаться с тобой, честь по чести. На кулачках! — радостно лыбится Грассо, подходя ближе, — Один на один, по честному! Только двое, ты да я! Что скажешь, а?

Молча поворачиваюсь и шагаю прочь. Надеюсь, такой ответ достаточно красноречив. Но Марио не приемлет отказа.