Объятия смерти (СИ) - Беренс Лилия. Страница 31

Ответить Анна не могла, даже если бы хотела, поскольку рот у нее оказался заткнут какой-то крайне вонючей тряпкой.

Внезапно на площадь опустилась гробовая тишина. Даже женские перешептывания и детские выкрики полностью затихли. Сквозь толпу шел высокий худощавый мужчина в длинном черном одеянии расшитом белой ниткой и запахнутом на манер халата. В руках он держал белый посох со стилизованным под солнце навершием.

Пресветлый отец остановился возле костра и стал зачитывать приговор. Основное обвинение состояло в том, что она была мерзким плодом демона и местной травницы. Доказательством служили красного цвета волосы и красные же глаза, чего у благочестивых людей не бывает. Чтоб два раза не вставать, к этому греху прилагался список злодеяний, вроде детской смертности, плохих удоев и так далее.

В голову Анне прилетел камень, после чего в черепной коробке снова болезненно загудело, а по лицу потекла струйка крови от рассечения, оставленного острым каменным краем. Анна взглянула на мальчишку, запустившего в нее снаряд. Тот заметил ее взгляд, широко осклабился и показал неприличный жест. Удачное попадание его явно воодушевило, и он уже начал искать другой камень, когда мальчишке прилетел мощный отцовский подзатыльник.

Анна подергала связанные за спиной руки, попыталась пошевелиться — ничего не помогало, прикрутили ее к столбу намертво. Да почему?! Наргот, так неудачно выбравший для нее место появления в новом мире, молчал, словно никогда не существовал.

Факелы коснулись вязанок хвороста под ее ногами, и тот мгновенно вспыхнул. Через пару минут ноги лизнули первые языки пламени. Снова боль. В какой-то момент она не выдержала и закричала в замасленный кляп. Из глубины души поднималась волна ярости. Она хотела жить! Внимательно посмотрев на собравшуюся толпу и на удовлетворенно скрестившего руки на груди инквизитора, девушка поняла, что не имеет права так глупо вновь умереть! Что-то лопнуло в глубине ее души, а пресветлый отец насторожено подобрался. Глаза аловолосой сгорающей заживо девчонки неожиданно изменились. Черный зрачок резко расширился, заполняя собой белки, а в центре этих пугающих провалов тускло отражали свет костра багровые огоньки.

Из девушки вырвалась мощная энергетическая волна, обдав безграничным холодом, после чего она потеряла сознание.

Очнулась Анна, когда небо уже начинало светлеть. С огромным удивлением, она обнаружила себя живой. Все еще голая, она лежала лицом вниз на чем-то ужасающе холодном. Со стоном Анна перевернулась и аккуратно села. Спина отозвалась болью, и представляла из себя сплошную гематому. Это было ерундой. Хуже было то, что минимум два ребра были сломаны, а, судя по тошноте, имелось в наличии еще и сотрясение мозга.

Выплюнув мерзкий кляп, она оглянулась… и застыла в изумлении. Все вокруг превратилось в арктический пейзаж. Все люди застыли там, где стояли, обратившись ледяными скульптурами. Промерзшие дома осели под собственным весом, буквально раскрошившись на мелкие части. Рассыпался на несколько замороженных кусков и столб, к которому она была привязана, и часть веревок. Остались только связаны руки, вероятно, из-за непосредственной близости к телу оказавшиеся не затронутыми холодом. Осмотревшись, девушка увидела застывшего солдата с мечом на поясе. Подойдя к нему, она попыталась вытащить меч связанными за спиной руками. Увы, но пальцы очень легко отломили рукоять от примерзшего к ножнам клинка. Легким сжатием рукоять превратилась в труху. Что за магию она применила? Впрочем, сейчас было не время об этом думать. Оглядевшись, Анна заметила несколько отличавшегося от остальных местного священника. Он также застыл, но выглядел значительно лучше крестьян, а посох в его руке казался почти не тронут выбросом холода.

Подобравшись к инквизитору, Анна решила выбить посох из его руки, но вместо этого посиневшие губы священника пошевелились, а взгляд мутных серых глаз сверху вниз посмотрел на невысокую худую избитую девочку, уничтожившую только что больше сотни людей.

— Тварь, — прохрипел он, не отрывая взгляда от багровых глаз ведьмы. — Лучше бы… лучше тебе было… было сгореть! Паладины Господни… они… не отпустят тебя!

Анна со злостью пнула священника ногой, повалив того на землю. Навершие посоха было теперь доступным, так что она пристроилась к острым лучам металлического солнца и начала перетирать об один из них веревки. Ей было плевать на угрозы этого психа, плевать на местных крестьян, которые забрасывали ее камнями и радостно наблюдали за горящим костром. Да, здесь были женщины, были дети и старики, но что это меняет? Не случись с ней этот выброс сил — ее душа вновь вернулась бы в то жуткое место. И на этот раз никто бы ее спасти не сумел! Смерть сильно меняет мировоззрение.

Осмотрев свое тело, она убедилась, что действительно находится в теле ребенка. Зеркал здесь не было, но судя по слипшимся от грязи и крови длинным волосам, они действительно имели красный цвет. На Земле народ изгалялся, чтобы добиться этого шикарного оттенка красного вина, а здесь все натуральное. То, что она в теле ребенка — это проблема. Ребенку выжить будет сложнее. Хотя, судя по всему, она обладает немалой физической силой. Это плюс. Но что делать дальше — непонятно. Местечко сильно не гостеприимное. Если волосы перекрасить можно попытаться, то что делать с глазами? Они у нее, судя по фразе приговора, тоже красные. Интересно, это только радужка или как у зомби — кровавые белки? Зеркал, опять же, нет, посмотреть не получится. В общем, нужно от людей держаться подальше, а в идеале выбираться в места более цивилизованные. Где их только искать? Вспоминая средневековую Европу, костры любили жечь почти везде. Податься в лес? Если то густое скопление деревьев на горизонте, которое она видела, было лесом. Вопрос, что там водится? Мир непонятный, могут и тиранозавры бродить по местным джунглям.

Последняя веревка, наконец, достаточно истончилась, так что с некоторым усилием, Анна разорвала свои путы. Размяв затекшие запястья, девушка, а теперь — маленькая девочка, снова присмотрелась к острым лучам символа местной религии. Судя по всему, все в этой деревне после мини-ледникового периода к использованию не пригодно, а вот эти лучи, если заточить, сойдут за длинные ножи. Не бог весть что, но нельзя же совсем без оружия?

С этой мыслью Анна стала со всей силы выламывать лучи из основания. Не сразу, но постепенно расшатав, у нее получилось! Со стороны замерзшего священника донеслись проклятия на голову богохульницы. Этим он привлек к себе ее внимание.

Наверное, местная религия все же обладает какими-то силами. Иначе объяснить частичное замерзание священника невозможно. Самое главное, его длинный халат не рассыпался при прикосновении. Осознав это, Анна тут же принялась стаскивать халат с окоченевшего, но продолжавшего жить тела.

Халат был велик, но это ее не остановило. При помощи своего нового ножа, она обрезала слишком длинные для нее рукава и отрезала нижнюю часть халата. Получилась этакая криво обрезанная кофта с запахом длинной по бедра. Излишняя ширина компенсировалась сделанным из нижней части халата поясом. Швеей Аня была от бога. Поэтому она скрепила края отреза в юбку до колен, сделав на бедрах разрезы, чтобы удобно было передвигаться. Вся эта конструкция держалась на честном слове, но в душе теплилась надежда со временем заменить этот кошмар на нормальные вещи. Можно было бы взять еще и панталоны священника, но она элементарно брезговала. Некоторое время заняло спарывание вышивки, поскольку носить на себе столь явные отличительные признаки местной инквизиции было бы откровенной глупостью. Остатками ткани она постаралась как можно туже замотать сломанные ребра, также замотала босые ноги, чтобы хоть как-то защитить их при ходьбе.

Кое-как одевшись, она взялась доставать остальные лучи из посоха. Ей еще сильнее захотелось их наточить. Они и сейчас неплохо резали, а в остром состоянии обещали стать неплохой заменой оружию.

Всего лучей было шесть штук. Спрятав пять под тугую реберную повязку, шестой она заткнула за пояс. Класс! Прирожденный романтик с большой дороги. Грязная, избитая, со сломанными ребрами, одетая не пойми во что. Хоть сейчас в ватагу Робин Гуда!