Ловец бабочек (СИ) - Лесина Екатерина. Страница 7
От, лихо… поперед Себастьяна, от этакой наглости слегка онемевшего.
- Значит, подношения принимаете? – поинтересовался Мимиров, ткнув в коробку мизинчиком.
- Нет, - Себастьян дал мысленное обещание отыскать доброхота, который этакий подарочек ему оставил и лично объяснить, отчего новое начальство сюрприз не оценило.
- Как же… как же… - Мимиров дернул носом. – Сперва пирожные… потом коньячки… а там уж и конвертики… будьте уверены, я молчать не стану.
Вот в этом Себастьян совершенно не сомневался.
Сегодня же напишет кляузу в Познаньск. И про коробку злосчастную. И про коньячки придуманные. И про конвертики… хоть и вправду бери, чтоб не так обидно было.
- Вотан милосердный, - панна Гуржакова ткнула кляузника острым локоточком в бок, - да что вы за глупости тут вещаете! За между прочим, наш воевода честнейший человек.
- Не человек, - на сей счет у пана Мимирова имелось собственное мнение.
- Человек!
А вот панна Гуржакова оказалась не способна к восприятию каких-то там мнений, которые имеют наглость отличаться от ее собственного.
Дочка ее, просочившаяся в кабинет, воззарилась на Себастьяна. Смотрела она печально, обреченно даже, и он не выдержавши, взгляд отвел.
- Деточка, - панна Гуржакова опомнилась и, подхвативши дочь под локоток, подтянула ее к Себастьяну, подтолкнула и с такою силой, что девица едва не упала. Верней, упала бы, не подхвати ее Себастьян. – У тебя же дело к воеводе…
У бедняжки дернулся левый глаз.
А у Себастьяна правый.
- Какое дело? – мигом поинтересовался пан Мимиров, тронувши бант пальчиком.
- Личное! – ответила генеральша, гневно блеснув очами.
- Личные дела надобно решать во внеслужебное время…
- Вотана ради! Не будьте вы таким занудой… и вообще, дело личное, но и служебное… - панна Гуржакова не намерена была отступать и, подхвативши кляузника под локоток, потащила его к двери. Тот сопротивлялся, пыхтел, но при всей объемности телес своих он оказался куда как слабей панны Гуржаковой, которая была полна решимости.
Увы, у Провидения были собственные планы.
- Доброго утра, - пропели от двери.
И Себастьян обреченно закрыл глаза.
Уволится.
Все одно контракт истек, а новый он подписал обычным, без крови… и если так, то приказать ему не смогут…
- А мы вот ехали мимо… - панна Белялинска вплыла в кабинет, в котором и без того стало тесно.
- А у вас тут светская жизнь кипит-прямо, - предовольным тоном произнес пан Мимиров, высвобождаясь из цепких рук генеральши.
- И ехали бы… - недовольно произнесла последняя, окидывая извечную соперницу свою ревнивым взглядом. А следовало признать, что панна Белялинска, несмотря на годы свои, была чудо до чего хороша. Что уж о дочерях говорить.
Младшая была смугла и темноволоса, не по-женски высока, что, впрочем, нисколько ее не портило. Она держалась свободно, да ко всему сама над собою подшучивала, что, дескать, с таким ростом и без того невеликий выбор женихов вовсе перестает быть выбором. Старшая же, напротив, была невысока, светловолоса и несколько полновата той сдобной полнотой, которая делает женщин уютными.
- Нам подумалось, что вы, должно быть, голодны… - в руках старшая держала коробку, перевязанную, к счастью, не лентой, но обычной бечевкой. – А наша кухарка ныне сготовила просто потрясающие кренделя.
- Кренделя… - с выражением произнес пан Мимиров.
- Кренделя, - повторила панна Гуржакова, устремив на соперницу взгляд, не обещающий ничего хорошего. Впрочем, взглядом панну Белялинску было не испугать. Она ответила мягкою улыбкой.
- Нам стоит позаботиться о том, кто заботится обо всем городе… или вы не согласны?
Пан Мимиров согласен не был.
Он выглядел невероятно довольным, верно, получивши больше, чем желал. А Себастьян представил поток кляуз, который ныне же потечет в Познаньск. К мздоимству, и думать нечего, добавится распутное поведение, безответственность, использование служебного положения в личных целях, соблазнение юных дев… в массовых количествах
- Возьмите кренделек, - старшенькая из дев Белялинских, не соблазненная пока – Себастьян надеялся, что и в принципе – сняла крышку с коробки, и по кабинету поплыл сладкий сдобный дух.
- С вареньицем, - поддержала сестрицу младшая.
Как их зовут-то?
Ведь представляли… на каком-то из вечеров, которые вдруг стали обязательны к посещению, ибо невместно воеводе чураться общества… точно представляли, но Себастьян не запомнил.
Невинные девы его интересовали мало.
А теперь и пугали.
Уж больно хищным был взгляд у блондиночки. А кренделек сам собой, не иначе, оказался в Себастьяновой руке. Этак, он и опомнится не успеет, как оный кренделек в рот сунут и пережевать заставят, если сами не пережуют.
- Простите, но я позавтракал…
- Так разве это завтрак? – Белялинские, похоже, были настроены серьезно. Что они в эти крендельки понапихали? Приворотного? Или сразу яду? Хотя… он вроде бы как ничего такого сделать не успел, за что его травить… - Это так… баловство…
- Воеводе не до баловства, - неожиданно на помощь пришла младшенькая Гуржакова, ввинтившаяся между сестрицами Белялинскими. – Воевода занят!
- Чем же? – черная бровь приподнялась.
- Делом
- Вот-вот! – донесся голос пана Мимирова, - делом заниматься надо, а не кренделя поедать на рабочем-то месте…
- Нам надо поговорить, - панночка Гуржакова повисла на Себастьяновой руке, прижалась грудью к плечу и дыхнула в самое ухо ароматом яблок и…
…все-таки приворотное.
Облилась-то с макушки до пят, не пожалела… странно, что Себастьян раньше не почуял.
Шея зачесалась.
И он попытался высвободиться из объятий панночки, которая, невзирая на кажущуюся слабость, все ж держала потенциальную жертву крепко. И похоже, настроена была серьезно, чем и заслужила одобрительный взгляд матушки.
- Поговорим, - пообещал Себастьян и, не удержавшись, поскреб шею.
…может, и вправду жениться? Не на такой от дурочке, конечно, которая приворотами балуется, а хоть бы на Белялинской… старшенькая, пусть и не молода, но вполне себе симпатична… Евдокию чем-то напоминает.
Цветом волос.
И только.
Себастьян отогнал непрошенную мысль. Интересно, чем эти пользовались, если мысль о женитьбе показалась вдруг донельзя заманчивой? А Белялинска взялась за другую руку, голову на плечико пристроила и мягко так произнесла:
- А знаете, нам ведь с вами тоже поговорить есть о чем…
Шея зачесалась сильней.
И воротничок накрахмаленный показался вдруг донельзя тугим. Себастьян с немалым трудом стряхну обеих красавиц. Вот же… а с виду приличные панночки…
- И о чем же, - голос стал сиплым. А чесалась уже и спина.
Знакомо.
- Это такое дело… - пропела Белялинска. И от голоса ее голова закружилась.
Красивый голос.
Нежный.
И сама она… пусть помолвлена, но помолвка – еще не свадьба. Себастьяну не откажут, если попросит руки… а он попросит?
Отчего бы и нет?
Сколько можно жить одному, и вправду так недолго одичать. И разве не приятней ему будет возвращаться в свой уютный дом, чем в прокуренную гостиную панны Гжижмовской? Любовь? Что с той любви… трезвый расчет и только… панночка Белялинска умна. Воспитана. Сдержанна.
Она станет хорошей женой.
Детей вот родит.
На детях мысль споткнулась и погибла. Нет, дети его не то, чтобы пугали, скорее при виде их, особенно младенцев, Себастьян начинал испытывать пренепреятнейшее чувство беспомощности.
- Все отошли, - рявкнул он и, не удержавшись, поскреб-таки шею.
Чешуей пошла.
Слева.
А с права рог проклюнулся, не на шее, само собой, но легче от того не было.
- Вам действительно стоит выйти, - мурлыкнула панна Белялинска, подталкивая к выходу и свою заклятую подругу, которая выходить не желала, и пана Мимирова.
- А почему это нам? – панна Гуржакова уперла руки в бока. – Мы, между прочим, первыми приехали, правда, дорогая?