Принцип крекера - ВИН Александр. Страница 21
В родных краях облака несет ветром с одной скоростью, в одном направлении. И, понаблюдав две-три минутки за одним пушистым созданием, можно точно сказать, когда его край или соседняя облачная каемка закроют солнце.
На Антигуа живут облака-мятежники.
Расположившись на надувном матрасе в скромном тропическом огороде, Глеб Никитин несколько раз в научных целях зажмуривал глаза. Настроившись на плавное чередование света и тени, он каждый раз вдруг обнаруживал, что очередная крохотная облачность подозрительно долго закрывает от него солнце.
Открыв глаза, он изумлялся. Знакомое облачко, до этого легко несшееся по воле ветра одним курсом, вдруг, мгновенно, как по команде, застывало на месте, пропускало мимо себя другие, более важные или более легкие, а может, в отличие от него самого, более низкие облака. Потом облачко опять внезапно срывалось, иногда не в том направлении, в котором двигалось только что, а косо по отношению к прежнему курсу или под прямым углом к нему, а то и вовсе скачками мчалось обратно. Впрочем, такими непостоянными были почти все океанские ветры, с которыми капитану Глебу Никитину приходилось когда-либо встречаться.
На проволочную сетку забора приземлилась маленькая серенькая птичка колибри…
На соседнем антигуанском дворе, невидимом за невысокой пальмовой рощицей, начали звонко и радостно орать счастливые антигуанские дети. Собираясь в школу, они одновременно смеялись, рыдали и громко звали друг друга по именам. Там же, на дороге, какой-то антигуанский балбес настраивал в машине свой безумный радиоприемник.
Серая пыльная шкура прислонилась снаружи к крупной металлической сетке забора. Забавная челка шевелилась на ветерке. Ослик где-то потерял своего хозяина и поэтому волочил свою грустную жизненную веревку по грязной дороге в полном одиночестве.
— Ах, серый! — в мгновения, логично последовавшие за длительным сладким сном и приятным пробуждением, капитан Глеб любил все человечество, всю флору, всю окружающую его фауну и настроен был при этом философски. — Вот бежишь ты за охапкой колючек, не получая их, а позади себя, около гавани, ты оставил прекрасную дорогу, обросшую этим лакомством. Так ведь и люди делают. Одни гонятся за лаврами, другие — за цветущими предприятиями, третьи — за цветами любви. В конце пути они, как и ты, видят, что гнались за пустяком и что оставили позади все стоящее: здоровье, труд, покой, домашний уют!
«Записать бы надо мысль-то, а то ведь позабуду…»
Знакомый колибри по-будничному приладился на сочное лоно красного гибискуса. Вольный цветок был раз в пять солиднее обычного, домашнего. Правда, птичка прилетела на свидание к Глебу в этот раз так себе, ледащенькая, не очень-то и цветная, невзрачная. Но в остальном птица была явно натуральная! Научно-популярно она зависала над крупными, размером с ладонь, бутонами, засовывала изогнутый клювик в поисках нектара внутрь нежных красных цветов, крылышками трепетала быстро и прозрачно — все было по-настоящему!
Скопище низких кактусов около веранды было зверски изуродовано памятными надписями. Их плоские листья сочились и сухими, полузасохшими, и практически свежими автографами. Здесь были… Та-ак. «Гэлакси 05», «Пичас», «Дитлов», «Джуд», кто-то еще неразборчивый…
Капитан Глеб рассеянно просмотрел список поклонников Фриды, пробормотал: «Только не бросай меня, госпожа, в этот терновый куст!»
Прямо под ближним окном рос типично горисполкомовский фикус.
Глеб включил воду. Холодную. Решительно встал под душ. Потом заорал. Так громко, что дети за соседним холмом мгновенно затихли, а потом один из них, наверное, самый впечатлительный, заревел пуще прежнего.
На веранде отыскался уютный коврик подходящих размеров. Глеб устроил его около кровати, лег на спину. Потолок был обшит светло-розовыми досками.
«Пропитка, наверное, такая специальная, против термитов…»
Двадцать раз в первом подходе, десять раз во втором. Отжимания. Пятьдесят раз. «Еще поработаем с прессом, опять отжимания…»
Глеб Никитин огляделся, пододвинул коврик ближе. Зацепился ногами за низкий край кровати.
«Руки за голову, поднимайся, бездельник! Раз, два, три, четыре, пять! Перекур. Еще разок, такая же схема. Хорош, пора вылезать».
Нога Глеба зацепилась за что-то мягкое под кроватью. Мгновенно во рту опять стало противно. Пыли особенной там не было, но тряпка какая-то все-таки валялась. Глеб осторожно подцепил ее и вытащил на свет.
Обыкновенный флаг обыкновенного футбольного клуба. Почти новый, не очень большой флаг из легкого шелковистого материала. Синенький такой, с белым. Очень знакомая надпись знакомыми буквами в центре — «Зенит». И помельче, по нижнему краю — «Санкт-Петербург»…
«Слишком много становится вокруг людей, никогда особенно не друживших с Валеркой…»
На прощание в прошлом году капитан Глеб подарил ему этот флаг, все уговаривал поднять его на своей яхте, на Антигуа. Валерка не очень жаловал футбол — «Не вижу логики!», но флаг ему все равно понравился. Он обещал носить его как бандану. Удобная, говорил, легкая и со значением.
А скромная барышня Фрида никак в разговоре не намекала на их отношения. Не обмолвилась даже о том, когда последний раз видела Валерку…
— Умоляю, одну, только одну маленькую чашечку кофе! Ты будешь?
Джой уютно сидела в легком плетеном кресле и наблюдала, как Глеб суетится у кухонной плиты. Приготовление пищи в присутствии посторонних у него всегда получалось как-то неловко.
С вечера Глеб Никитин оставил раковину в кухне, наполненную водой. Ну, так, на всякий случай. Почти прозрачную зеленую ящерку, обессилевшую и отчаявшуюся за ночь в случайном искусственном водоеме, он заботливо выловил половником и отпустил в заросли кактусов за порогом.
— Да у тебя же их здесь гораздо больше, чем в доме Роба!
Джой усмехнулась, внимательно оглядев потолок и края стен.
— Зачем ты врал Робу, что боишься ящериц?
Глеб сосредоточенно нахмурился, рассматривая на свет чистые чайные ложки. Перевел безмятежный взгляд на Джой.
— А просто так. Надо было.
И опять знакомо ей улыбнулся.
— Ты завтракал? Держи, Роб сказал, что тебе это очень понравилось.
Джой протянула Глебу авокадо.
— Знаешь, я всегда ем эти штуки только с майонезом. Посмотри, пожалуйста, майонез в холодильнике.
— Всегда-всегда?
— Да, вот уже второй день подряд…
Капитан Глеб протянул сочную половинку Джой, но она капризно поморщилась.
— Какая гадость!
— Ругай это изобретение как хочешь, но холодного рассола я с утра здесь нигде не нашел. Пойдем.
— Куда?
— За мной.
Крупную влажную косточку авокадо, похожую на донорское сердце, подготовленное для пересадки, Глеб осторожно положил на траву. Узкой щепкой выкопал неглубокую ямку у подножия высокой пальмы и опустил в землю косточку, оберегая длинный, величиной со спичку, мягкий росток. Круг взрыхленной земли полил водой из кружки.
— Ну вот. Осталось только дом построить. Остальное, если верить многочисленным недостоверным слухам, я уже давным-давно сделал. С запасом.
Не понимая полного смысла сказанного, Джой внимательно молчала.
— Ну что, все? Кофе не будешь пить?
Глеб Никитин помедлил.
— Нет, надо ехать…
За решеткой ворот, на дороге, стоял черный человек. Странные глаза, клочковатая бородка, большие губы. Рядом, покорно склонив голову, жевал что-то трудное знакомый ослик-белое брюшко.
Внезапно человек заговорил, обращаясь к Глебу.
— Океан молчит, а дух леса говорит. Скоро будет беда…
Из машины звонко засмеялась Джой.
— Что ты с утра нас такими плохими новостями пугаешь, а, Джако?!
Глеб обернулся.
— Ты его знаешь?
— Его все у нас знают. Это Джако, местная знаменитость. Садись быстрей в машину, я по пути тебе о нем расскажу.
Все женщины жестоки по утрам. Незамужние — в особенности.
— А я пиво тебе привезла, Глеб! Холодное, как и обещала! Хочешь?!