Пикник под соснами (СИ) - Борисова Алина Александровна. Страница 8

Он приходит в себя уже в сумерках, ощущая рядом дрожащий комочек.

— Ина…

Она проводит дрожащими пальцами ему по щеке. Он чувствует ее холод. Плохо. Как же все плохо, надо зажечь хотя бы огонь. Пытается сесть и едва опять не теряет сознание. Испарина. Сердцебиение. Вот о чем он думал? В глуши, без лекарств, без глотка свежей крови… Нет, он-то выберется. Это будет долго, мучительно, но ведь и не такое бывало. Вот только Инга. Надо как-то вытянуть Ингу. Ведь он в ответе за свою девочку. Что бы ни было. Он в ответе.

— Помоги мне.

Она тянется, готовая его поддержать. Он лишь качает головой.

— Надо развести огонь. Поставь дрова. Красиво, как я учил. И найди в машине сухую бумагу, я не смогу сейчас… — его колотило так, что он был не уверен, что подожжет и бумагу. Но перстень Рода все еще у него на пальце, с ним должно получиться… хотя бы искру. Ведь спичек в машине, понятно, нет.

Костер разгорается. Где-то через полчаса мучений. И Инга тянет к огню свои озябшие ладошки. Ее худенькая фигурка, черным силуэтом выступающая на фоне красновато-оранжевых отсветов, кажется ему сейчас особо хрупкой и беззащитной.

— Ина, — ему нравилось звать ее так. Нравилось слышать, как звучит это коротенькое имя. Нравилось видеть, как вспыхивают ее глаза, когда он называет ее так — коротко и интимно. Но сейчас ему было нечем ее порадовать. — Я не смогу вернуть тебя сегодня домой, — помолчал. Она лишь кивнула. Это она догадалась. Вот только все еще хуже. Куда хуже. — И завтра, видимо, тоже, — про послезавтра он пока промолчит, она и так напугана его самочувствием. — В таком состоянии мне не взлететь, Ина. Прости. Я украл тебя с праздника и мне нечего предложить взамен. Наш праздник не удался.

— Мой праздник — это ты, ты же знаешь. И если вместо одного дня у меня будет два…

— У нас нет еды, Ина. Совсем, никакой. Сколько ты сможешь продержаться без еды?

— Человек может прожить без еды неделю, я читала, если есть вода, а воды у нас много…

А сколько может продержаться без еды вампир, ослабленный болезнью? Точно знающий, что ему ни восстановить своих сил, ни взлететь без глотка свежей крови не выйдет? Ведь у него еды тоже нет… Но будет. Через пару дней, когда ее кровь вновь станет чистой и ароматной. Через пару дней, когда он начнет с ума сходить от голода и бессилия, от возможности протянуть руку и взять. От понимания, что она отдаст. С радостью, не задумываясь, ведь это поможет ему излечиться. А он… а он точно знает, что измученный, обескровленный болезнью, он не сможет остановиться, и если возьмет — то все. Инга. Пресветлая его девочка. Неужели он погубил и ее?

Тихий стон прорывается сквозь сжатые зубы. Она понимает по-своему и спешит утешить:

— Анхен, мы же в лесу, здесь наверняка есть грибы, ягоды. Совсем без еды я не останусь, что-нибудь непременно найдется, ты не волнуйся. Лучше скажи, что нужно тебе?

— Сон. Время… И чудо, Инга. Маленькое такое чудо.

Вышедший к их костру охотник. Или грибник, он не привередлив. Опустившаяся с небес вампирская машина тоже неплохо. Но чуда, конечно же, не случается.

И весь следующий день он бессилен встать. И не в силах помочь ей — ничем, если только советом. Она появлялась и исчезала. Спускалась к реке, чтоб набрать для него воды. Ходила в лес, чтобы принести еще дров. Говорила, что нашла заросли малины, но он не верил. Не чувствовал запаха, да и не растет здесь малина. Это только в сказках в любом лесу под каждым кустом — грибы, и на каждом — ягоды. Они не в сказке. Совсем.

А его разъедал алкогольный яд. Его организм боролся, но был не в силах избавиться от него. Нужен растворитель. Если не лекарство — то хотя бы кровь. Чистая человеческая кровь. Он видел ее во сне. Он грезил ей наяву в те короткие моменты, когда приходил в себя. Ему нужна была кровь.

Очнулся от того, что она с разбегу ткнулась в него всем телом. Перепуганная, дрожащая.

— Ты чего? — от резкого толчка у него опять заломило виски.

— З-змея. Там. Я чуть не наступила.

— Укусила?

— Н-нет, просто… рядом. Я ей почти на хвост. Ногой, — дрожа, она пыталась вжаться в него, словно он мог спасти от всего на свете. И отчаянно поджимала босые пятки. Змей Инга всегда боялась панически. До ужаса, до безумия. Все понимала, и все равно боялась.

А ведь он обещал носить ее, босоногую, на руках. А сам не в силах даже подняться на ноги. И время. Он почти слышал, как шуршит, убегая, отпущенное Инге время. С каждым часом ее кровь чище, а его жажда сильнее. Яд высушивает, выжигает, губит. Блокирует его магию, туманит разум, отнимает волю.

— Мы с тобой умрем? — спросила его ночью Инга, дрожа от холода и глядя в далекое, усеянное звездами небо. Голодная, ослабевшая. Напуганная его беспомощностью, отсутствием явных улучшений. Днем она еще держалась, но страхи всегда выползают ночью.

— Обязательно, — не стал спорить он. — Вот только на внуков твоих для начала посмотрим — а потом и умрем. Ты обещала меня познакомить, помнишь?

Она улыбнулась. Из вежливости, она и прежде слабо представляла собственных внуков. Потому как не могла себе представить того, от кого ей захотелось бы иметь детей. Кроме несбыточного, конечно. Кроме несбыточного.

Она заснула почти под утро, доверчиво прижимаясь к нему всем телом, вдыхая его родной и любимый запах. И ей снилось, что все вернулось, и ей снова всего восемнадцать, и впереди у них долгие пять совместных лет. Целая жизнь. С ним.

А ему снилась кровь. Ручьи, реки, водопады свежей чистой крови. Ему снилось, что вены его пересохли и сжались, и эти потоки питательной крови просто не могут проникнуть в них. Не могут очистить, избавить… Ему так нужна была кровь…

Он проснулся с рассветом, в испарине, с единственной мыслью, стучащей в больных висках: немедленно. Он должен выпить немедленно. Глотнуть. Хоть глоток, хоть каплю. Прямо сейчас, иначе ему не взлететь. Он никогда больше не сможет летать, он навсегда останется инвалидом, если вот прямо сейчас, тотчас… А Инга спала, доверчиво прижимаясь…

Он оттолкнулся от нее рывком, падая назад, откатываясь прочь. Сел, стараясь унять сердцебиение. От столь резких движений виски ломило, перед глазами все кружилось. Он пытался успокоиться. Убедить себя, что ничего страшного с ним без крови не случится. Он выпьет. Он обязательно выпьет. Просто потом и не ее.

Он даже сумел дойти до воды. Долго умывался, а потом и пил эту безвкусную жидкость. В голове чуть прояснилось, жажда крови временно отступила. Временно. Он не сомневался. Дальше будет все только хуже. Хотя физические силы понемногу, но прибывали.

Он вернулся к костру полчаса спустя, весь мокрый после осторожного, но весьма неуклюжего купания, с парой толстых, отвратительного вида жаб, зажатых в руке. Не малина, конечно. И даже не рыба. Но он слышал, что их тоже как-то едят.

Свой нож он нашел воткнутым в бревнышко возле костра. Видно, Инга брала вчера, когда ходила в лес. Развел огонь и, присев на бревнышко, начал задумчиво резать жабу. И что из этого годится в пищу?

Ингу разбудил запах мяса. Жарящегося на углях, истекающего соком в эти шипящие угли. Мяса, которого здесь и сейчас быть не могло.

— С добрым утром, — Анхен сидел напротив, все еще очень бледный, но сидел! Не шатаясь, уверенно и спокойно. С ясным взглядом, с легкой улыбкой. Влажные после купания волосы аккуратно расчесаны, и стекающие с них капли чертят тонкие дорожки по атласной коже. А перед ним, на потрескивающих угольках жарились нанизанные на палочки кусочки мяса.

— Тебе лучше?

— Лучше, моя хорошая. Грибов и ягод я не нашел, но завтрак все-таки будет. Смотри сама, насколько они должны быть прожарены, может, уже и готово.

Стремительно приблизившись, она порывисто обнимает его. И чувствует, как он вздрагивает. Инга растерянно отстраняется, смотрит внимательней. И только тут замечает и общую скованность позы, и легкий тремор рук.

— Анхен? Может, тебе лучше еще полежать?

— Нет, солнышко, нам надо идти. Боюсь, здесь не слишком близко до ближайшего поселка.