Небо и земля. Том 1 (ЛП) - Хол Блэки. Страница 38

— Что с тобой? — тронула за плечо Эммалиэ. — Пойдем за подарками?

— Да-да, — пробормотала Айями, обматывая шарф вокруг шеи. — Сейчас… Подождите минуточку.

Господин заместитель смотрел, как зрители покидают зал. Сегодня на кителе А'Веча появились медали и ордена. Штук пять, не меньше, наверное, награды за проявленную доблесть в сражениях против амидарейской армии. Торжественно вырядился, будто для парада.

Айями вздохнула. Деваться некуда. Она с радостью обратилась бы к Имару, но тот уехал в командировку. А к другим военным и вовсе не хотелось подходить.

— Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, где проходили съемки?

Он глянул надменно сверху вниз:

— В Даганнии.

Каков вопрос, таков ответ.

— Да, я знаю. А в каком городе?

— Зачем тебе?

— Мне показалось… Я увидела знакомое лицо.

— Муж или любовник? — спросил А'Веч, наблюдая за толпой, которая, оживившись в предвкушении дармовщинки, напирала на двери.

— Поспешай! Шевелись! — выкрикивали люди, четверть часа назад ругавшие амидарейку, чьи руки собрали и упаковали халявные подарки.

— Мне показалось, там был брат.

А'Веч молчал, и когда Айями решила, что он вовсе не ответит, услышала:

— Это Купитец, сельскохозяйственный город на юге страны.

— Можно написать письмо брату? Или отправить запрос. Хотя я не уверена. Вдруг обозналась?

— Вряд ли удастся. Нужно ехать и опознавать на месте. У многих амидарейцев, живущих в Даганнии, теперь другие имена. Как его звали?

— Рибалиас лин Петру.

А'Веч хмыкнул.

— Забудь. Если на экране был твой брат, то его зовут или Рибом или Робом или Рилом. Он военный?

— Да. Учился в военно-морском.

— Значит, пленный. Возможно, попал в окружение. Ну как, хочешь отправиться в Даганнию и опознать родственника?

Айями посмотрела на натянутое полотно. Смешно спрашивать о том, правдив ли рассказ экранной амидарейки. Конечно же, А'Веч ответит, что история не выдумана и не является инсценировкой. Можно ли прокрутить плёнку заново?

Заместитель полковника будто предугадал вопрос.

— Через час кинобудка отправится дальше, а механик еще не обедал.

Зал опустел, лишь Эммалиэ и Люнечка переминались у выхода. Девочка, не утерпев, вырвала руку и бросилась к Айями.

— Люня, вернись! — окрикнула Эммалиэ, но та не послушалась. Подбежала и прижалась к ноге Айями, глядя снизу на высокого дядю.

— Спасибо, — сказала невпопад Айями и взяла дочку за руку. — До свидания.

Повела Люню к выходу, и та семенила, оглядываясь на великана с красивыми посверкивающими штучками на груди.

Выйдя из ратуши на площадь, женщины встали в сторонке. Толпа сгрудилась и у тентованного грузовика, с которого выдавали упаковки с обещанной дармовщинкой. Люди тянули руки.

— Мне!

— И мне!

— Куда прешь? Ты уже получил!

— Ай! Убивают! — взвизгнула женщина.

Растолкав горожан, вынырнула Ниналини с пакетами под каждой мышкой.

— Может, пойдем? Ну их, эти подарки, — сказала Айями.

— Организовать, как положено! — рявкнул знакомый голос на даганском, и солдаты забегали. Оказывается, А'Веч вышел на крыльцо и переговаривался с сослуживцем. Наверное, подшучивали над жадностью амидарейцев.

Солдаты, воздействуя на толпу автоматами, сформировали из горожан цивилизованную очередь. Жители протягивали руки, получали и отходили, разглядывая шуршащую упаковку. Вдруг через рупор объявили с грубым акцентом:

— Детям дополнительно — яблоко и апельсин.

Отошедшие в сторону снова побежали к машине.

— У меня ребенок!

— Разве у тебя ребенок? Это дылда. Вот у меня маленький ребенок.

— Четырнадцать ему! Ребенок еще! — заголосила женщина.

За спиной Айями раздался фырк. Офицер, сослуживец А'Веча, отвернулся, давясь смехом, да и другие даганны посмеивались. Господин заместитель поманил переводчика и что-то сказал. Тот кивнул и, забравшись на подножку машины, озвучил в рупор:

— До десяти лет — яблоко и апельсин. До пяти лет — два яблока и два апельсина.

Очередь всполошилась.

— Моему нет пяти!

— А моей следующим летом десять исполнится!

— Не смотрите, что сынок рослый, ему и четырёх нет!

— Моей будет десять весной!

Даганны организовали выдачу в четыре руки, и спустя полчаса очередь рассосалась. Хорошо, что сегодня морозец ослаб, а то остались бы без конечностей, дожидаясь. И все равно Айями продрогла. Ежилась и озабоченно поглядывала на Люню: как бы не простыла. А дочка играла, прячась за щитом с объявлениями.

— Баба, ку-ку, — выглянула снизу.

— Где моя букашка-таракашка? — спросила Эммалиэ, оглядываясь по сторонам. — Вот где она прячется!

Люня взвизгнула и со смехом спряталась за Айями, а та с грустью признала, что отвыкла, когда дочка играет на улице. Утром уходит на работу — Люнечка еще дома, вечером возвращается из ратуши — Люня уже дома, а в выходные дни погода нечасто бывает пригодной для прогулок.

— Пойдем-ка, попытаем счастья. — Эммалиэ потянула девочку к машине.

Айями уж притоптывать начала, потому как ноги подмерзли. Хоть и по три носка надето, а все равно подошва сапог тонковата. Когда приблизилась очередь, женщины получили пакеты с надписью на даганском: "Смесь из сушеных овощей". Айями подняла дочку на руки, и солдат вручил фрукты Люнечке. У неё округлились глаза: вот так богатство ей дали!

— Что нужно сказать?

— Спасибо, — ответила Люня потрясенно.

— Спасибо, — повторила Айями на даганском.

Дочка понюхала с опаской оранжевый шарик, и личико стало до того комичным, что Айями, не удержавшись, развеселилась.

— Не лизать! — пригрозила сквозь смех. — Сначала вымоем.

А отсмеявшись, увидела А'Веча. Он стоял неподалеку, заложив руки за спину (что за маниакальная привычка?), и смотрел. На Люнечку и на Айями. И почему-то его взгляд смутил. Глупо. Даганский офицер наблюдает со стороны за порядком, а у Айями ни с того ни с сего запылали щеки, словно от ожога.

— Пойдем домой, у меня зуб на зуб не попадает, — сказала Эммалиэ.

Так и двинулись с пакетами в руках. Дочка — важная-преважная — несла свои подарки, да не удержала и выронила апельсины. Покатились оранжевые шарики по снегу.

— Дерзи их, дерзи! — закричала Люнечка, бросившись следом, а Айями опять рассмеялась. Растет дочка понемножку. Как и обещала Зоимэль, всё чаще "р-рычит" и выговаривает чище сложные звуки.

Айями шла, и ей чудился взгляд в спину. Обернулась на повороте — а на площади пусто, и тент у машины опущен. И снег измочален до черноты сотнями ног.

У даганской афиши стояла дама и рассматривала зазывные картинки. Только один человек в городе мог надеть пальто с роскошным меховым воротником и при этом не выглядеть нелепо и смешно. Оламирь по-прежнему демонстрировала безупречную внешность, хотя подбородок стал одутловатым, и щеки чуть раздались.

— Твоя? — кивнула на Люнечку. — Похожа.

— Моя — ответила Айями и обратилась к соседке: — Вы идите, я догоню.

Эммалиэ взяла дочку за руку. С Оламирь и словом не обмолвилась, впрочем, как и та не открыла рта, чтобы поздороваться.

— Мы из ратуши идем, — сказала Айями, глядя вслед семье. — Весь город пришел на фильм. Ты в каком ряду сидела?

— Разве я похожа на всех? — Оламирь закуталась в воротник. Наверное, мех лисий или песцовый. Ох, и дорогущее, должно быть, пальто. — Вот, попросила шофера меня высадить. Захотелось размять ноги. Привыкла, что на машине возят.

— Зря не пришла на показ. Раздавали фрукты и овощи.

Оламирь фыркнула:

— За подачками в очереди не стою. Мне домой приносят. А у тебя, как погляжу, короткая память. Устроилась на работу и сразу же забыла об уговоре. И дорогу ко мне домой забыла. Зато когда приспичило, бежала быстрее ветра.

— Почему же, помню. Но я нашла работу самостоятельно.

— Ты попутала, подруженька. Уговор был таков: я помогаю попасть в клуб, даю полезные советы, а ты возвращаешь половину пайка с получки. И не моя печаль, каким образом ты устроилась на тепленькое местечко. Оцениваем результат по факту. В клуб попала? Попала. Клиента подцепила? Подцепила. И неплохого, надо сказать. А что шанс прошляпила — так за твое головотяпство я не в ответе.