Время зверей (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 19

Меня тащили попинывая время от времени. Я не сопротивлялся. Что толку, если я сейчас убью пару-тройку этих придурков, которые по большому счету и вовсе-то ни причем. Им сказали — они делают. Служба! Но даже если я их положу — выйти мне точно не дадут. Снайпер пристрелит, или еще как-то достанут, но точно — не выйду. А так — даже в одиночке можно жить. Я крепкий, меня так просто не завалишь! Я Самурай! И у меня есть неоплаченные долги! Мне никак нельзя сейчас умирать, хотя вроде бы и пора. Хочется воссоединиться с семьей — на том свете, но как я могу бросить этот мир без того, чтобы расплатиться? Никак нельзя.

В одиночке не было ничего. Вообще ничего — кроме бетонного пола и стен, обработанным жутким изобретением какого-то неизвестного гения. И этот гений скорее всего сейчас в аду сидит голым задом на своем изобретении, а черти с гиканьем и прибаутками волокут его вперед, стирая зад до самой евонной шеи.

«Шуба» — так называется это изобретение. Это когда цементный раствор набрасывают на стену, и когда он застывает, получается что-то вроде гигантской терки, или скорее рашпиля. Ну — чтобы писать на стенах было нельзя. А еще — чтобы не расслаблялись и не чувствовали себя как дома. К такой стене даже притрагиваться противно — торчащие из нее цементные пупыры вонзаются в спину, и ты волей-неволей стараешься найти себе новое место, где бугорки не такие острые, и где можно опереться на стену не боясь повредить кожу.

Меня швырнули на пол, сверху еще пару раз огрели дубинками, и дверь в одиночку с грохотом затворилась. Кстати, заметил — цирики почему-то всегда закрывают двери с невероятным грохотом, будто стараются показать, что выхода отсюда нет. Как крышку гроба захлопывают. Нет, я не человеколюб, и уголовников ненавижу — все-таки я мент, а не какой-то там карманник — но глумиться над людьми, чтобы удовлетворить свое патологическое желание никогда не буду. Так поступают люди низкие, гадкие, закомплексованные. Они поднимаются в своих глазах только после того, как кого-то унизят. Таких всегда хватало в правоохранительных органах, тем более после того, как в ментовку и на зону пришли толпы озлобленных, нищих, злых на весь мир бывших военных. Сокращение армии в угоду потенциальному противнику — что может быть мерзее? И вот эти самые военные правдами и неправдами пытаются устроиться и устраиваются в милицию и ГУИН.

Поначалу лежать в одиночке было даже приятно — после душной, прокуренной, вонючей общей камеры. Здесь прохладно, бетон приятно холодит отбитые бока, опухшее лицо, и кажется, что ушибы болят на так уж и сильно. Июнь, жара, а здесь холодно так, будто включили японский кондиционер. Нет, не Бакинский БК-2300, потому что в камере тихо, будто в могиле, а бакинский кондюк завывает, как фашистский «Юнкерс» с полной бомбовой загрузкой.

А потом меня стало пробирать холодом до самых костей. Бетон вытягивает из человека жизнь — по капельке, незаметно, высасывает из тела здоровье. Нельзя на нем сидеть или лежать не подложив под себя что-нибудь толстое и мягкое. Матрас, например. Но кроме моих костюмных штанов, перепачканных моей и чужой кровью, да майки-алкоголички (ну да, я не аристократ!) — на мне ничего больше не было. Не считая итальянских полуботинок, конечно. Представляю, что творится в этом каменном мешке зимой! Хорошо хоть сухо здесь, а то бы…

И тут дверь раскрылась, и на пороге появился толстый, потный сержант с ведром в руках. Он качнул ведро, и на меня вылилась хорошенькая порция ледяной воды, от которой захватывало дух и останавливалось сердце! Как из колодца набрали, твари! Где в июне можно налить такой ледяной воды?!

— Это чтобы тебе жарко не было! — хохотнул толстяк.

Дверь захлопнулась, и я снова остался один — в тишине и покое. Мокрый насквозь, как упавшая в канал мышь.

Итак, меня решили убить другим способом. Пусть и долгим, но…тоже хорошо! Посиди тут недельку без еды, в мокрой одежде, на ледяном бетонном полу — сам захочешь башку разбить о стену! Свою башку. Или чужую.

Я дрожал, сжав плечи руками, чувствовал, как впивается в спину цементная «шуба», и думал о том, как мне жить дальше. Ну…если Сергачев все-таки про меня не забыл и вытащит отсюда. Выходило — нужно будет затихариться и сидеть, не высовывая носа неопределенное время — пока не стихнет шумиха, и пока те, кто хотел меня убить не решат, что я ударился в бега и не собираюсь никому мстить.

Опять мстить! Да когда-нибудь это закончится?! Когда-нибудь я успокоюсь?! Ах, самурай, самурай…ну почему ты так стремишься к смерти? Почему умереть для тебя важнее, чем жить?

Может потому, что умереть легче, чем жить? Тоже версия, кстати! Так боятся жить, что хотят умереть! А почему бы и нет? Если это насчет меня, то все точно. Жить для меня страшнее, чем умереть.

Как ни странно — через некоторое время я забылся тяжелым, тревожным сном. Мне что-то снилось, а что именно — вспомнить потом не смог. Но не хорошее, нет! Что хорошего может присниться в карцере, когда ты весь мокрый лежишь на бетонном полу? Это как в том анекдоте: «Приходит пациент к проктологу, и говорит: доктор, что-то в у меня в попе нехорошо! А доктор и отвечает, перебирая бумажки: батенька, что же там может быть хорошего?!»

Да, в тему…я ведь в полнейшей попе! Нет — попа бывает у красивых девушек, и у детишек. А я — в заднице! Огромной такой, великанской, из которой нет ни какого выхода и просвета…

Проснулся от того, что снова громыхнула дверь. В дверном проеме показался знакомый огромный, с меня ростом, но толще и шире раза в четыре толстогубый цирик. Ну — тот самый, что облил меня водой. Он внимательно и даже как-то добродушно оглядел меня с ног до головы, ухмыльнулся, пожал плечами:

— Успел высохнуть? Силен! А мы тебе сейчас еще добавим водички! Ну чтобы не было скучно сидеть! Душ, понимаешь ли! Лечебная процедура!

Он наклонился куда-то вбок, наверное чтобы забрать ведро, стоявшее к стены за углом, и не видел, как я поднялся на ноги. А когда толстяк снова посмотрел на меня, было уже поздно. Я со всей дури врезал в широкое, добродушное лицо палача, ломая ему нос, выбивая зубы. И мне было плевать, что будет потом. Правда — совсем плевать!

Если человека довести до определенной степени отчаяния, если загнать его в угол, из которого нет выхода — он становится способен на подвиг. Я где-то слышал, или читал, что обычно подвиг это результат чьей-то расхлябанности, непредусмотрительности, просто глупости. Нормальные люди подвигов не совершают — они просто делают свою работу. Хорошо делают!

Устал я. От этой жизни, от этой безнадеги. Неужели все, что творится вокруг меня, в нашей стране — все это будет вечным? Нескончаемым? Иногда мне хочется, чтобы человечество просто смыло с лица Земли. Чтобы те, кто останется, начали свою жизнь с ноля! Чтобы не было этой мерзкой, грязной цивилизации!

Социопат? Наверное. А я никогда не говорил, что являюсь человеколюбом и мессией. Я живой труп, который ходит по миру непонятно зачем, непонятно — почему еще ходит. Так не лучше ли уйти прямо сейчас! Весело! С огоньком! Жаль нет бензина…придется без огонька. Но весело!

Я перешагнул через толстяка, но потом передумал, наклонился к нему, взял связку ключей. Оружие у него, само собой, никакого не было — если не считать обычной дубинки-демократизатора. Прихватил ее, а еще забрал баллончик «Черемухи». Пусть будет!

Проверять пульс придурка не стал — ну и убил, и что тогда? Одним больше, одним меньше… Ну да — он, типа, не виноват, ему приказали меня кошмарить, и что? Не наслаждался он пыткой, просто профессиональный палач — мне что от этого знания? Легче стало? Пусть сдохнет — ни разу не пожалею. Он знал, куда идет работать.

Посмотрел на ключи — интересно, подойдут к каким-нибудь камерам? Тут десяток ключей — почему бы не попробовать?

Шагаю к первой попавшейся камере, подбираю ключи. Щелк! Открылся! Подъем, «бродяги по жизни»! Веселье начинается!

Ко мне бегут четверо цириков с дубинками в руках. Смешно! Всего лишь четверо?! Вам надо было идти на меня со щитами, держа перед собой «укороты» и поливая коридор длинными очередями, а иначе у вас нет шансов! Убедились? Вот то-то же. А я даже не запыхался. И пусть вас добивают те, кого вы так истово шмонали, кого лупили дубинками по спинами и бедрам, ставя вдоль стены «хаты». Уж они вам расскажут, как это — получить дубинкой по почкам!