Умиротворение (ЛП) - Эшли Кристен. Страница 39

— Что она делает в моем доме?

Вайолет принеслась назад, протянула ему бумажник, он завел ее к себе за спину. Она вернулась в исходное положение, прижалась к его спине, вцепившись в пояс на джинсах.

Бонни смотрела поверх его плеча на Вайолет, когда Кэл продиктовал номер своей кредитной карты, подтвердил адрес и отключил телефон.

В ту же секунду, как он бросил телефон на столешницу, Бонни рявкнула ему:

— Пусть убирается отсюда, это мой дом!

Кэл находился на грани, он терял самообладание, даже если бы он отправил сейчас Вай в спальню, она все равно могла бы все услышать, потому что стены в доме были тонкими, кроме того, она уже видела худшее, его бывшую жену пьяно рухнувшую на пол. Он покончил с ее дерьмом, полностью покончил с этим. Вот уже, как почти два десятка лет назад.

Поэтому он не стал скрывать свой ответ от Вайолет, когда напомнил Бонни:

— Женщина, это не твой дом вот уже семнадцать лет.

— Мой дом! — Объявила Бонни, и ее с поволокой глаза заторможено переместились на Вайолет, сфокусировавшись. — Джо — моооой муж.

— Может, сделать ей кофе? — прошептала Вайолет ему на ухо.

— К черту кофе. Убирайся отсюда! — Закричала Бонни.

— Ты не имеешь права здесь командовать и говорить кому убираться, — сказал Кэл Бонни, и она напряглась всем телом, сосредоточившись на нем. Она моргнула, на ее лице отразилось замешательство, затем она стала заваливаться на бок, но решила быстро перейти к делу, из-за которого она пришла, собственно, единственная причина, по которой она вообще приходила.

— Ты дашь мне денег?

— Я когда-нибудь давал тебе денег? — Спросил Кэл, и ответом было «нет», он никогда этого не делал, ни разу, даже в самом начале. Нет, особенно в начале.

— Мне нужны деньги, — ответила Бонни.

— Да, я знаю зачем тебе нужны деньги. Ты думаешь я столько работаю, чтобы ты смогла потратить мои деньги на это дерьмо.

— Нужны деньги, — опять пробормотала она.

— Найди их в другом месте, женщина, это последний раз, когда я открываю тебе дверь. В следующий раз, когда ты появишься на моем пороге, я вызову копов, и они разберутся с тобой сами.

Она откинулась назад, подняла руку и покачала головой.

— Не надо копов, Джо.

— Я не шучу.

Она наклонилась и оперлась рукой о стойку, чтобы не упасть.

— Хочу домой.

— Не знаю, где твой дом, но точно знаю, что не здесь.

Она медленно моргнула, и ее голова склонилась набок, лицо расслабилось, а затем появилось другое выражение, очень знакомое Кэлу, он понял, что они переходят к следующей части представления, той части, которую он ненавидел больше всего.

Она прошептала в столешницу:

— Толькоооо с тобой я былаааа счасссстлива.

Кэл снова удивился, когда не почувствовал той боли, которая появлялась каждый раз при этих словах.

Раньше он всегда молчал, но сейчас решил ей ответить:

— Тогда тебе не следовало все портить.

Она снова посмотрела на него.

— Ты же знаешь, Джо, что это правдааааа.

— Насколько я могу видеть, по-видимому, это так, Бонни.

— Мне нужно, чтобы ты поддержал меня.

— Ты не хочешь ничего менять.

— Клянусь, Джо, я изменюсь.

И от этого, тоже знакомого обещания, боль все же пронзила его внутренности, и он почувствовал, как его тело напряглось, пытаясь заглушить эту боль.

Она обещала это столько раз, что это была уже, мать твою, просто смешно. Он готов был пойти на все, выводя ее с темной дорожки, но при первой же возможности она сворачивала на нее снова. В конце концов, у нее находилось больше причин, почему она это делала, чем сам Кэл, короче у нее были все причины мира, и она так и не поняла, что тогда она убивала его этим.

Он почувствовал, как Вайолет прижалась грудью к его спине, она перестала цепляться за пояс его джинсов, проведя руками по его груди, потом по бокам, сильнее ухватившись за него.

И от ее мягкого тела, прижатого к нему, ее тепла, внезапно Бонни исчезла, напряжение растаяло, мозг очистился.

Вай стояла так близко, что он чувствовал запах ее волос, аромат ее духов, чувствовал, как ее колени касаются его ног. Она сильно прижамалась к нему, такая мягкая и сильная, как будто хотела передать ему свою силу, чтобы он мог справиться с ситуацией.

Он никогда не испытывал ничего подобного, ни разу за всю свою жизнь, когда умерла его мама ему было восемь, его отец не обращал на него внимания, затем он встретил Бонни и взял на себя все ее дерьмо. Никто никогда не предлагал ему ничего подобного. И он не знал, что с этим делать. Пока Вайолет не предложила ему свою поддержку и силу, он совсем забыл, что то же самое получал от матери, но со временем забыл об этом.

— Джо, дарааагой…

И его имя, произнесенное Бонни, вернуло его назад в комнату.

Он прервал ее:

— Я знаю, что ты пьяна и, возможно, под кайфом, но у тебя в твоем извращенном, гребаном мозгу, надеюсь, остались еще нормальные клетки, ты должна их запустить, потому что то, что я собираюсь тебе сказать, должно до тебя наконец дойти. Не возвращайся сюда. Если ты вернешься, я вызову копов, а потом продам этот гребанный дом и исчезну.

— Джо…

— Я не существую для тебя. В твоем гребанном мире, я перестал существовать семнадцать лет назад.

— Мы созданы друг для друга, — заныла Бонни.

— В старших классах может мы так и говорили, а потом ты доказала мне, что это не так.

Она вздрогнула, Кэл проигнорировал, посмотрел на Вайолет, которая, почувствовав поворот его головы, оторвала взгляд от Бонни и встретилась с его глазами.

— Отпусти меня, детка, я должен вытащить ее на улицу.

Она кивнула, ее пальцы разжались, на секунду ее тело еще сильнее прижалась к нему, а затем отступило.

— Мы созданы друг для друга, — опять заныла Бонни, когда он подошел к ней, схватил за руку и потащил за собой к входной двери.

Открыв дверь, он обернулся и посмотрел на Вайолет.

— Я скоро вернусь, как только посажу ее в такси.

— Я буду здесь, — ответила Вайолет.

Он открыл дверь и вытащил Бонни на улицу. Затем потащил ее по дорожке к проезжей части.

Он остановился и посмотрел на нее сверху вниз.

— Твоя машина будет здесь до полудня, я ее отбуксирую в город.

— Не смогу расплатиться, чтобы ее доставили.

— Это не моя проблема.

Она моргнула, потом снова, он увидел, что она то ли протрезвела, то ли, он не мог точно сказать, но что-то глубокое и уродливое показалось, принеся с собой мгновенную ясность в ее глазах, она прошептала:

— Ты ненавидишь меня.

— Да, — без колебаний ответил Кэл, зная, что она уже чувствует это в глубине души. — Я ненавидел тебя каждый гребаный день в течение семнадцати гребаных лет. И воспоминания о тебе, как кислота в моих гребаных венах.

Он видел, как изменилось выражение ее лица, как задрожали губы.

— Когда-то ты любил меня.

— Теперь нет.

— Джо... — начала она, но он не дал ей закончить.

— После всего, что я сделал для тебя, и всего того, что ты сотворила, чтобы испортить мне жизнь, ты можешь сделать только одно — избавить навеки меня от своего дерьма и больше не возвращаться. Ты не заставишь меня постоянно страдать. Ты не заставишь появляться этой убийственной кислоте в моих венах.

Она посмотрела на него, ее когда-то красивые голубые глаза прояснились, видно наступил момент просветления рассудка, кивнула и неловко высвободила руку из его хватки. Она отошла на шаг от него, глядя на улицу, прикусив губу, еле покачиваясь, как ветка ивы, подхваченная легким ветром.

Пять самых долгих гребаных минут в его гребаной жизни пролетели, прежде чем приехало такси. Он толкнул Бонни на заднее сиденье, захлопнул дверцу, вытащил бумажник, наклонился через пассажирское окно и протянул водителю пятьдесят долларов.

— Отвези ее домой, она не знает, где ее дом, отвези ее в безопасное место, в убежище, если ты знаешь такое, — приказал Кэл.

— Понял, — кивнул водитель, Кэл отступил назад, и такси тронулось с места.