Смоленская Русь. Княжич 1 (СИ) - Алексей Янов. Страница 7

— Скоро уж все и решится! — произнес вслух князь — Нет, нипочем не устоять Святославу полоцкому!

Увидев подходившего боярина Дмитра Ходыкина, Изяслав Мстиславич тихо произнёс, с заговорщицким видом:

— Ну как, боярин, готов? Скакать тебе надобно завтра же, не мешкая.

— Как есть готов, княже!

Изяслав Мстиславич дал последние наставления боярину и отпустил его.

— Всё сполню, княже, — покорно, с поклоном уходя, попрощался Дмитр.

Изяслав Мстиславич проводил взглядом уходившего боярина. Князь собирался отплатить брату той же монетой – при помощи нёсших убытки смоленских бояр и купцов подбить смоленский люд на открытой бунт против полоцкого захватчика.

Вернувшись в горницу, князь завалился спать. А сразу при пробуждении гаркнул на детского из сторожевого отряда охраняющего княжеские покои:

— Владимира Изяславича ко мне вызови!

День сурка продолжался, следуя своему привычному графику. Лёгкий завтрак, тренировки до изнеможения, послеобеденная сиеста. Не успел я задремать, как был бесцеремонно разбужен княжеским дружинником. В неизменном сопровождении пары дворян я поплёлся к Изяславу Мстиславичу.

Князь завёл привычку регулярно просвещать своего обеспамятевшего сына относительно военно–политического расклада сил на Руси, о родственных связях между князьями и многом другом. Тринадцатилетний княжич, несмотря на потерю памяти, становился, по мнению Изяслав Мстиславич, день ото дня всё более разумным, иногда Изяславу даже казалось, что не с дитём он разговаривает, а с взрослым мужем. Учитывая все эти изменения, князь сделал вывод, что, сообразуясь со словами местной лекарки, болезнь в мозгах княжича выплавила из них всю детскость раньше положенного срока. Что, в общем–то, не плохо, учитывая, что ближайшие родичи сыну спокойно княжить в Смоленске не дадут.

– … поэтому сыне, через пару недель так вдарим по твоему стрыю[3], что навеки дорогу в наш град забудет, – задумчиво поглядывая на сына вещал ему Изяслав Мстиславич.

– Неужели отец, у тебя в Смоленске нет верных людей, чтобы в Святослава Полоцкого стрелу из–за угла пустить. Не станет его, так Смоленск к нам сам как перезрелое яблоко в руки упадёт, – спросил я у князя.

– Не вздумай об этом никому говорить и даже думать забудь об этаком злодеянии! – Изяслав Мстиславич воровато оглянулся по сторонам, – За столь подлое братоубийство ты и весь твой род навеки изгоями станут. Да сами горожане тебя за такие дела выгонят, а на Руси тебя ни один князь не примет. Думаю, что и немецкие крули подле себя такого Каина тоже держать не станут, а значит, две дороги у тебя будет – в монастырь, грехи замаливать, или к немцам наёмником, скрывая всю жизнь своё княжье происхождение. Даже если кто, не дай Бог, – Изяслав Мстиславич перекрестился на икону, – и лишит тебя отчего княжества, никогда не опускайся до братоубийства. Всегда сможешь себе найти другое княжение, на крайнем случае, в кормление какой–никакой город, враги изгнавшего тебя князя, всегда дадут. Тот же Новгород чуть ли не каждый год князей у себя тасует.

Слушая эти откровения, я лишь скептически про себя хмыкал, думая об излишней порядочности Изяслава Мстиславича, вспоминая при этом слова … «Победителей не судят».

– Кроме того, помни, что и рода мы не захудалого, а, пожалуй, что самого завидного на всей Руси. Пращур всех смоленских князей Ростислав Мстиславич – внук самого Владимира Мономаха, сын великого князя киевского Мстислава. Бабка Ростислава – принцесса Гида, дочь английского короля Гарольда II Годвинсона. А мать – принцесса Христина, дочь шведского короля Инге Стенкильсана.

– Батюшка, напомни мне, моя мать, откуда родом?

– Матушка твоя, усопшая, двуродная племянница хана Котяна. Тоже, случись что, хан может нам посодействовать, чем помочь, – покрутив свой длинный ус, Изяслав Мстиславич добавил, –Пусть земля ей пухом, – Изяслав Мстиславич перекрестился на висящую в углу икону, я продублировал это действие.

Знакомый персонаж, хан Котян, подумалось мне. Помнится, перед битвой на Калке он умолял русских князей помочь отбиться от появившихся из–за Кавказских гор монголов. Из–за несогласованных действий князей и союзников–половцев всё это дело закончилось разгромом русских ратей. А хан, сука, в самом начале битвы сбежал, внеся дезинтеграцию в и без того неорганизованные действия русских войск.

Тут я обратил внимание на свою внешность, некоторые из историков считали самих половцев монголоидным народом, но ничего подобного в своей физиономии я не обнаруживал. Перед мысленным образом не раз виденного мной отражения в оловянном зеркале предстало лицо славянского, европейского типа, с серыми глазами и тёмно–русыми волосами. Из дальнейших расспросов Изяслав Мстиславич на эту этнографическую тему я выяснил, что половцы – это конгломерат степных народов, главным образом индоевропейского происхождения, с тюркскими, венгерскими и кавказскими элементами. Это всё объясняло – и взаимную неприязнь двух народов – половецкого и монгольского, и, в данном конкретном случае, мою совсем не восточноазиатскую наружность.

– Половцам у тебя веры быть не должно. – Продолжал разглагольствовать Изяслав Мстиславич, поучая сына. – Они трусливы и продажны. Много зла они чинят русским землям, в том числе и далёкому от степей Смоленску. Семь десятков лет тому назад явились копчённые под стены Смоленска и увели тьму[4] народа!

Изяслав Мстиславич с грустью вздохнув, тихо проговорив.

– Давай сыне всех наших родных помянём, – и налил во второй стакан бордового цвета мутноватую жидкость, – выпей со мной фряжского винца.

Приходилось мне где–то читать или слышать, что византийцы делали свои вина с использованием свинцовой посуды, а также в само вино свинец добавляли для придания вину то ли пикантности вкуса или для лучшего хранения – не суть важно. Поэтому я сразу же, после того, как очнулся в 13 веке, от импортных напитков решил наотрез отказаться. Помирать от отравления лет в тридцать – сорок, или сойти с ума, типа Ивана Грозного, совсем не хотелось, а потому пришлось проигнорировать предложение Изяслава Мстиславича.

Тут я спросил отца, думая при этом, как бы вывести его из себя, чтобы он, наконец, перестал уговаривать выпить с ним свинцового вина.

– А ведь те же Владимир Мономах или Ярослав Мудрый, когда всю Русь к своим рукам прибрали, тоже много рюриковой крови пролили?

– Молчи остолоп! – Изяслав Мстиславич моментально взъярился. – То совсем другое, когда князья ратятся, то в сшибке могут случайно погибнуть, и то намеренно князей не убивают, а стараются их полонить. Выкинь из своих дурных мозгов эти глупости, решил, дурень, с Мономахом, да Ярославом равняться …

– Да я к слову …

– Кому сказано молчать? – Изяслав Мстиславич за словом в карман не полез и влепил мне увесистого леща. – По княжескому уговору, какие б злодеяния князь не совершал, но он не может быть умышленно лишен жизни. Если кто умыслит князя убить, то весь род того выродка уничтожат. В бою, на поединке – другое дело, но не по–воровски из–под тишка. Уяснил, дурная голова?

– Да батюшка. Предок всех смоленских князей Ростислав Мстиславич я так понял, приходится тебе дедом?

– Не дедом, а прадедом! – вздохнул с грустью Изяслав Мстиславич. – Моим дедом является его сын Роман Ростиславич, а мой отец – Мстислав Романович, звавшийся Старым, был великим князем Киевским, пока не погиб в битве на Калке от басурман татарских.

Только теперь я смог полностью выстроить своё генеалогическое древо. Про Мстислава Старого, который оказался моим дедом, и о битве с монголами на Калке, я ранее многое читал, осталось лишь восстановить прочитанное в памяти.

– Ладно, – разочарованно махнул рукой Изяслав Мстиславич, – иди гуляй по своим делам.

Приглаживая взъерошенные волосы на затылке, я скоро удалился из палаты.

Покинув новоявленного «политрука» в лице Изяслав Мстиславич, я быстрым шагом вышел на дворню, хотел было прогуляться по Зарою, но был тут же завёрнут домой появившемся откуда не возьмись Перемогой. Свои действия пестун мотивировал тем, что никак не мочно, княжичу по городку передвигаться пешкодралом, да ещё и в столь простецком домашнем платье.