Не(полное) зачатие (СИ) - Борн Амелия. Страница 27

- Женишься, значит… - протянула Алла, остановившись взглядом на моем лице. - На этом куске сала?

Кинув взгляд на Оксану, я увидел, как кровь бросилась ей в лицо. Со всех сторон послышались издевательские смешки. Я обвел присутствующих уничтожающим взглядом и все затихли в ожидании моего ответа. И скандала. Который я готов был им предоставить.

- Женюсь на женщине, которая мне дорога, - отчеканил я, прижимая к себе одеревеневшую Беляшкину.

Кусок сала… как же мерзко это звучало! Именно звучало, но не выглядело. Потому что я, глядя на Беляшкину, не замечал того, над чем потешалась эта недалекая публика. Они могли думать о ней что угодно - мне было плевать. Ведь они не видели ее моими глазами. Женщину, родившую мне ребенка и показавшую, что значит быть семьей.

Надо было уходить отсюда. Я видел, что всего случившегося для Оксаны уже слишком. Но удалиться я собирался эффектно и гордо.

Однако прежде, чем я успел сделать шаг, подал голос Конев. С мерзкой усмешкой на губах он сказал:

- Терлецкий, с учетом твоих новых вкусов… может, тебе пора делать чехлы для танков?

Я холодно улыбнулся и мгновенно парировал:

- Спасибо за идею. А тебе, может, вложиться в искусственный интеллект? Твой собственный тебе, похоже, отказал.

- А вот я не отказала! - встряла ни к селу, ни к городу, Алла.

Я усмехнулся. Что верно, то верно. Она никогда не отказывала тем, у кого счет был длиной хотя бы в шесть нулей.

- Мы с Пашечкой тоже поженимся! - добавила она, разве что на этого «Пашечку» не запрыгнув.

Я кинул саркастический взгляд на Конева, который явно был к такому не готов. Но мне было плевать на их отношения и кто кому в каком месте отказал или не отказал. Взяв бокал красного вина с подноса проходящего мимо официанта, я провозгласил:

- Поздравляю!

И от души отсалютовал бокалом так, что его содержимое щедро расплескалось на платье Аллы. Багровая жидкость по белому атласу.

- Ааааа! - завопила она, размахивая руками. - Мое платьишкоооо!

Я усмехнулся, прекрасно зная, что у Аллы не хватит мозгов его отстирать. Режимы машинной стирки были слишком тяжелы для ее мозга и все вещи она носила обычно в химчистку. На которую вряд ли имела сейчас средства.

- Какая жалость, - состроил я скорбную мину. - Но я уверен, твой жених купит тебе новое.

И, повернувшись к Беляшкиной, сказал (снова достаточно громко):

- Поедем домой, милая. Я уже весь изголодался по тебе!

Причем насчет последнего не приврал ни разу.

- Зачем это все?

Беляшкина задала этот вопрос, когда я вырулил со стоянки ресторана. Так как алкоголь я в этот вечер не пил, то мог вести машину с чистой совестью.

Кинув взгляд на ее замкнутое лицо, я уточнил:

- Зачем что?

- Весь этот спектакль.

Я сделал вдох. Да, все происходившее взаправду походило на дурно сыгранную пьесу, но это не было ложью.

- Это не спектакль, - ответил я после небольшой паузы.

- А что же? Предложение руки и сердца? - усмехнулась невесело Беляшкина.

Я ее понимал. Мало какая девушка захочет, чтобы это происходило так.

- Я подумал, что это вполне логичное решение, - наконец размеренно произнес я.

- Логичное? - переспросила Оксана. - Но тебе ведь еще не все равно на нее, так?

- Не понимаю, о чем ты, - ответил я сквозь инстинктивно сжавшиеся челюсти.

- Тебе не все равно на твою Аллу.

- Ошибаешься, - ответил спокойно. - Все не так, как ты могла подумать.

- Да мне вообще плевать, - отрезала Беляшкина и отвернулась.

Я вдруг понял, что улыбаюсь, как почетный идиот. Да она ревновала! Оказывается, это весьма приятное ощущение.

- Знаешь, почему мы с ней расстались? - спросил я и, проигнорировав молчание в ответ, добавил:

- Потому что я не был готов на ней жениться.

- А на куске сала, значит, готов?

Она старалась говорить насмешливо, но я распознал в ее голосе обиду. И разозлился. На Аллу за ее поганый язык. На саму Беляшкину за то, что слушала эту идиотку.

- Ты - не кусок сала, - отчеканил я. - И мне с тобой хорошо.

Кинув на нее недвусмысленный взгляд, я добавил:

- И было бы еще лучше, если бы ты не занималась беговыми упражнениями.

Она покраснела и больше ничего не сказала. Оставшийся путь до дома мы проехали в молчании.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Квартира была погружена в полную темноту, когда мы наконец оказались дома. Не сговариваясь и стараясь не шуметь, прошли в комнату Оксаны, чтобы посмотреть, как там Рома. Но Ромы в колыбели не было.

Я перехватил испуганный взгляд Беляшкиной и оба мы, как по команде, ломанулись в спальню к бабуле. Я искренне надеялся, что спит Надежда Петровна в закрытой сорочке, ну или хотя бы под одеялом. Потому как остаться ждать снаружи, лично не убедившись, что мой сын в безопасности, попросту не мог. Даже ради бабулиной скромности.

Бабуля, однако, уснула все в том же халате, в котором я видел ее каждый день. Рома мирно спал рядом, и мы с Оксаной, облегченно выдохнув, вышли из комнаты, не став будить ни сына, ни бабулю.

Вернувшись к себе, мы, как женатые полвека супруги, стали раздеваться. Я стянул пиджак и стал развязывать галстук. Оксана тайком стянула чулки и вышла из комнаты, чтобы переодеться в свою антисексуальную пижаму. Которая, впрочем, ничуть не ослабляла моего желания под нее пробраться.

- Ты мне не поможешь… с молнией?

Вернувшаяся все в том же платье Беляшкина смотрела на меня смущенно и одновременно так многообещающе, что я ощутил, как сердце стремительно набирает бег.

- Конечно, - кивнул я, привлекая ее к себе. Кровь помчалась по венам с дикой скоростью от осознания того, что мы сейчас одни. Нет, повторять прошлую ошибку и переть прямо, как танк, я больше не собирался. Но и не воспользоваться ситуацией тоже не мог.

Медленно потянув замок молнии вниз, я коснулся обнаженной кожи Беляшкиной. Поначалу лишь кончиками пальцев. Я вел молнию вниз так неторопливо, что мои пальцы скользили по спине Оксаны в дразнящей ласке. А когда платье оказалось полностью расстегнуто, я нырнул ладонями под нежную ткань и осторожно стащил ее с округлых женских плеч. Руки Беляшкиной взметнулись вверх, впиваясь в мои, и она сдавленно сказала:

- Достаточно.

- Ты стесняешься? - спросил я о том, что мне подсказал Вовчик.

- Я… - она запнулась и я, воспользовавшись этим, развернул ее лицом к зеркалу.

- Ты - красивая, - сказал твердо. - И ты - моя.

Несмотря на слабую попытку сопротивления, я спустил платье до талии, обнажив полную, красивую грудь. Накрыв ее ладонью, сжал между пальцев напрягшийся сосок. Беляшкина замерла и я ощутил ее неуверенность. Которую хотел заставить ее забыть.

Отведя волосы Оксаны со спины, я коснулся губами ее шеи сзади, продолжая ласкать грудь. Беляшкина издала звук, похожий на стон, и откинула голову мне на плечо. Я понял, что она, наконец, немного расслабилась. Но, как бы ни хотелось, не торопился на нее набрасываться.

Я накрыл ладонью вторую ее грудь и стал ласкать сразу обе. Набухший член нетерпеливо пульсировал, упираясь Оксане в попку.

Сдерживая собственное нетерпение, я целовал Беляшкину за ухом, затем проскользил языком по шее. Она стояла, закрыв глаза, и прерывисто дышала. Оторвавшись от нее, я сказал непререкаемым тоном:

- Открой глаза. Посмотри, как я тебя ласкаю.

Мой палец потер чувствительный сосок и Оксана резко распахнула глаза. Наши взгляды встретились в зеркальном отражении и меня словно прошило током насквозь.

Развернув ее к себе лицом, я требовательно впился в ее губы и почувствовал, как она сама прижимается ко мне плотнее. Она хотела меня, а я - ее, и только это имело значение.

Продолжая целовать Оксану, я уложил ее на постель и, оторвавшись от сладких губ, сказал:

- Я хочу тебя. Раскройся мне.

Глава 35. Оксана

Раскройся мне…

И я уже готова была сделать все, что бы ни попросил Терлецкий. Пусть завтра я об этом пожалею и снова стану стесняться своего тела.