Свободные отношения (СИ) - Дюжева Маргарита. Страница 52

— Конечно, бывает, — недовольно хмыкает дядя Саша, с шутливой строгостью отчитывая сына, — особенно у разгильдяев, которые раньше времени с работы уходят.

Раньше времени? Лично мне он написал совсем другое.

Щемит где-то за ребрами, и кончики пальцев ватными становятся.

По спине холодным склизким угрем страх скользит. Мне становится страшно. До такой степени, что рот горечью наполняется, и зубы сводит.

Я просто параноик. Мнительная истеричка. Наверняка, есть простое объяснение это странной ситуации.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Улыбка к лицу так прилипла, что щеки немеют.

Колени гудят, трясутся, так что еле получается стоять прямо. Все еще пытаюсь убедить себя в том, что все в порядке, что ничего страшного не произошло, а интуиция вопит в голос, что ни хрена не в порядке!

Набравшись сил, бросаю взгляд в сторону Ильи, надеясь, что он скажет что-то, что успокоит меня, позволит снова дышать спокойно.

Он смотрит на меня в упор. напряженно, чуть прищурившись.

Внутри все обрывается.

Я гляжу на него во все глаза, пытаясь понять, что не так, взглядом умаляя спасти, остановить тот пожар, что в груди расползается.

В этот момент я не узнаю его, не чувствую, между нами трещина расползается несмотря на то, что просто молчим.

— Ладно, Варюш, нам пора. Я его забираю, верну вечером, на приеме, — Александр Николаевич по-отечески сжимает мое плечо и, кивнув сыну, чтобы тот следовал за ним, торопливо идет прочь.

— Илья, — окрикиваю мужа дрожащим голосом, когда он разворачивается ко мне спиной, чтобы уйти.

Мартынов останавливается и словно нехотя, медленно поворачивается ко мне в полкорпуса.

— Чего?

— Задержись на минуточку. Надо поговорить.

— Мне некогда Варь. Давай все разговоры до вечера отложим.

— Но…

— Долго тебя ждать? — раздается нетерпеливый оклик его отца.

— Все, давай. Мне пора.

Он уходит, а я смотрю ему вслед, бегая взглядом по широким плечам. Мысленно кричу что бы остановился, вернулся. Но он меня не слышит.

Сердце гудит, бьется надсадно, когда возвращаюсь на свое рабочее место. Перед глазами пелена, все мысли расползаются. Не могу ни о чем думать.

Руки трясутся так, будто я на улице, голая, в лютый холод. Даже карандаш не удержать. Он плюхается на стол и медленно катится к краю, а я сижу, смотрю на него и пошевелиться не могу.

Карандаш падает на пол, ломая грифель со звонким щелчком, от которого дергаюсь, как от выстрела.

Пытаюсь работать, но ни черта не получается. Не могу и слова на клавиатуре набрать, не попадаю на клавиши.

Уже вся трясусь, не только руки. Невыносимо.

Больше не могу этого терпеть. Из верхнего ящика достаю телефон и звоню ему. Не отвечает.

Трясти начинает еще сильнее. Пытаюсь еще раз дозвониться. Результат тот же.

Тогда пишу сообщение:

«Нам надо поговорить».

Снова игнор, хотя вижу, что сообщение прочитано.

Что же ты делаешь Илья? Что за игры?

Неужели так занят, что не может уделить мне минуту? Гребаную минуту своего драгоценного времени.

Меня разрывает от противоречивых эмоций. Захлебываюсь, готова кричать в голос. Еще не знаю почему, но мне больно. Так больно, что не дышится.

«Где ты был сегодня ночью???» — отправляю еще одно сообщение. Замираю, когда загорается пометка «прочитано», но ответа снова нет.

Бросаю телефон обратно ящик, и уткнувшись лицом в ладони, просто сижу, впервые за последние годы чувствуя себя одинокой.

Как проходит этот день я просто не помню. Череда каких-то лиц, бессмысленных разговоров, бесполезных дел.

Каждые три минуты заглядываю в телефон, но он молчит. Мартынов словно растворился, исчез, оставив меня наедине с черными подозрениями.

Собираюсь, по-прежнему будто кружась в тумане. В себя прихожу только когда оказываюсь перед зеркалом полностью готовая — одетая, причесанная, заново накрашенная. Когда только успела? Не помню.

Телефон тихо пиликает, и я стремглав бросаюсь к нему, едва не цепляясь каблуками за пол.

Это Илья! Надо же опомнился!

Меня уже просто колотит, когда открываю его сообщение, но там нет ничего хорошего.

«Не успеваю за тобой заехать. Пришлю машину, встретимся на приеме.»

Вот и все. А я так рассчитывала остаться с ним наедине еще до начала мероприятия и получить ответ на свой вопрос.

Машина приезжает во время и я, в гордом одиночестве, еду на прием, одна, зябко кутаясь в легкую накидку.

Когда оказываюсь в огромном, роскошном зале, нападает легкая оторопь. Тут столько людей! Все такие изысканные, уверенные в себе. А я…я ничем от них не отличаюсь. Знаю, что выгляжу прекрасно. Спина прямая, плечи расправлены, подбородок гордо вздёрнут. На губах приветливая улыбка. Походкой от бедра иду вперед, здороваюсь, когда вижу знакомых, улыбаюсь тем, кого не знаю. Я привыкла к такой жизни, еще не до конца, но уже начала врастать.

Сейчас это не важно. Меня интересует только один человек в этом зале. Мой муж.

Я нахожу его компании партнеров, кого-то из них знаю, кого-то вижу впервые. Подхожу к ним, приветствую с легкой улыбкой. На миг встречаюсь взглядом с Ильей и тут же отвожу глаза, потому что трушу.

Он представляет меня своей компании, при этом по-хозяйски обнимая за талию, а мне впервые за всю жизнь, хочется от него отстраниться. Он это чувствует, но не дает сдвинуться даже на миллиметр, сильнее прижимая к себе.

В зале играет непринужденная музыка, кто-то танцует, кто-то беседует. Все довольны, спокойны, расслаблены. А я как белая ворона. Стою рядом с мужем, молчу, улыбаюсь, как неживая, и еле дышу. С каждом минутой все больше хочется уйти и все страшнее остаться с Ильёй наедине. Я боюсь правды!

***

Вселенная явно издевается надо мной, потому что внезапно все расходятся, и мы остаемся с ним вдвоем, чуть в стороне от всех остальных и до нас нет никому дела.

— Как тебе вечер? — спрашивает миролюбиво, но я четко улавливаю звучащее на заднем плане напряжение.

Вести светские беседы нет желания, поэтому спрашиваю в лоб:

— Где ты был сегодня ночью, Илья? — смотрю на него, забыв о том, что надо дышать. В груди так сильно бьется сердце, что его грохот оглушает.

Мартынов смотрит на меня исподлобья и молчит.

— Где ты был? — цежу сквозь зубы, уже понимая, что ответ лучше не знать, потому что будет больно.

— Я был с другой женщиной, — признается он, и я снова срываюсь в пропасть, разбиваясь вдребезги.

Смотрю на него, чувствуя, как внутри гибнет засыхает что-то важное. Что-то, что давало силы, позволяло идти вперед с высокоподнятой головой.

Отступаю от него, пячусь.

За что он так со мной?

— Варь, — произносил мрачно, в один шаг сокращая между нам расстояние, пытается взять за руку, но я отдергиваю ее, отшатываюсь в сторону, будто от дикого зверя.

Мне до судорог противны его прикосновения. Запах, который на нем сохранился, вызывает болезненные спазмы в груди. Снова эта мука.

Внутри меня катастрофа, полное крушение, конец Света. Мне хочется сбежать, спрятаться от него, потому что Мартынов такой же предатель. Даже хуже! Вернул меня к жизни, вытащил из болота только для того, чтобы снова окунуть в зловонную жижу, с размаху, с головой.

Отпихиваю его от себя, делаю шаг назад, но Илья так крепко хватает за руку, что искры из глаз.

— Пусти, — шиплю, а в глазах пелена слез.

— Нет, — удерживает крепко, невозмутимо наблюдая за моей ломкой.

— Я сказала, пусти!

— Нет, — железная хватка на моем запястье не ослабевает ни на миг.

— Мартынов, отвали от меня!

— Музыка хорошая, пойдем танцевать, — бесцеремонно тянет меня в центр зала. Когда упираюсь, пытаясь его остановить снова сжимает, — вокруг люди, Варь, не буянь.

— Мне плевать.

— Мне нет, — разворачивается, обнимает за талию и пытается утянуть в танец.